Аля шла по утренней улице, придерживая шарф, который норовил улететь от лёгкого ветра. Солнце пробивалось сквозь редкие облака, и она улыбнулась: сегодня погода была как будто специально для прогулки. С тех пор, как она вышла на пенсию, дала себе обещание: каждый день, при любой погоде, гулять по парку не меньше двух часов. «Движение — жизнь», — любила повторять она, особенно после того, как врач настойчиво посоветовал больше бывать на свежем воздухе.
Вроде бы всё у неё складывалось неплохо. Дома уютно, муж рядом, дети живут отдельно, но часто звонят, интересуются. Вячеслав всё ещё работал, говорил, что ему скучно без дела, да и бизнес держался на его связях. Аля не возражала: пусть занимается, лишь бы не кис.
Она переходила дорогу, глядя на зелёные кроны парка впереди, и уже представляла, как обойдёт любимую аллею, где по весне цветут сирени. Но вдруг взгляд её зацепился за серебристую машину, стоявшую у тротуара. Машина показалась до боли знакомой, тот же номер, та же вмятинка на двери, которую Слава так и не починил.
«Не может быть…» — мелькнуло в голове. С утра он же говорил, что у него встреча с инвесторами. Серьёзные люди, важный разговор, потом, как обычно, обед или ужин в ресторане. Аля даже не усомнилась, за столько лет она привыкла ему верить.
И всё же сердце кольнуло тревогой. Она ускорила шаг, перешла дорогу, уже собираясь свернуть в парк, и тут замерла.
Вячеслав стоял у края аллеи, спиной к ней. Но даже если бы она увидела только его походку, всё равно узнала бы. Рядом с ним молодая, стройная, фигуристая женщина в светлом пальто. Она смеялась, закинула голову, а Слава в этот момент нежно провёл ладонью по её волосам.
Аля будто окаменела. Воздух сжал грудь. Она сделала шаг назад и спряталась за толстый ствол клёна. Всё внутри кричало: «Уйди! Не смотри!», но она не могла двинуться. Хотелось убедиться, что это не сон.
Женщина говорила тихо, но до уха Али долетали обрывки фраз:
— …ты всё время о ней вспоминаешь… да ладно тебе, Слав, ну какая из неё жена? Пенсионерка… Ей книжки читать, а не тебя ревновать…
Аля почувствовала, как кровь прилила к лицу. Пенсионерка. Слово обожгло, как пощёчина.
А Вячеслав, тот самый, что ещё утром целовал её в лоб и говорил: «Не жди, задержусь на встрече», — стоял и спокойно отвечал:
— Не говори так, она хорошая. Просто возраст… ей внимание нужно, обидится, потом замучаешься мириться.
Молодая рассмеялась:
— Ну тогда удели ей внимание, а потом ко мне на выходные. Расслабься хоть немного.
— Договорились, — ответил он, и Аля услышала в его голосе ту интонацию, которую когда-то берегла только для себя.
Они ещё постояли, потом женщина взяла его под руку. Слава обнял её за плечи, что-то шепнул, и они медленно пошли к машине. Когда он открыл перед ней дверь, Аля поняла: это не случайная встреча. Это привычное, отрепетированное движение. Он делает это не первый раз.
Она стояла, прижавшись к дереву, пока серебристая машина не тронулась и не исчезла за поворотом. Только тогда позволила себе вдохнуть. Колени подогнулись, мир поплыл перед глазами.
«Это же он… мой Слава…» — билась мысль, никак не укладываясь в голове.
Столько лет вместе. Столько прожито. И вот так… просто в парке, среди прохожих, среди шума ветра её жизнь вдруг треснула пополам.
Аля медленно вышла из-за дерева, не чувствуя под собой ног. Она даже не заметила, как оказалась на ближайшей скамейке. В голове крутились слова, услышанные от той женщины: «Кому она нужна, пенсионерка…»
Она опустила голову, закрыла лицо руками. Не плакала, слёзы не шли. Только где-то глубоко внутри всё кипело, ныло, ломалось.
Перед глазами всплыл утренний Слава, деловой, собранный, пахнущий дорогим парфюмом. Сказал, что встреча, что задержится. Она пожелала ему удачи, проводила до двери, а сама потом пошла мыть полы, варить суп, складывать его рубашки.
Смешно, правда? Всё делала, как всегда. А он… как будто жил другой жизнью.
Аля подняла голову, посмотрела на небо. Птицы кружили над парком, кто-то рядом кормил голубей, и жизнь шла, будто ничего не случилось. Только у неё внутри всё перевернулось.
Она сидела долго. Наверное, час, может, больше. Потом медленно поднялась, вытерла ладонью лицо и пошла домой. Шла не торопясь, как человек, у которого вдруг исчезла цель.
В голове крутилась одна мысль: «А может, я сама виновата? Может, действительно, старею, скучная стала, неинтересная?» Но где-то в глубине души звучал тихий, но упрямый голос: «Нет. Предательство ничем не оправдать».
Ноги словно налились свинцом, в груди колотилось, как от бега, хотя она почти не шла, просто брела, не разбирая дороги. Сердце будто пыталось выбиться наружу, разбить эту боль, эту глупую, обжигающую обиду.
Вот ведь, дожила… Пенсия, утренние прогулки, чай с лимоном по расписанию и вдруг, как ножом: «кому она нужна, пенсионерка». Она слышала эти слова снова и снова, будто их кто-то крутил у неё в голове, и каждая буква царапала изнутри.
Перед глазами всплыло: Вячеслав, высокий, спортивный, когда-то загорелый, всегда уверенный в себе. Девчонки за ним в молодости бегали табуном, а он вдруг выбрал её. Её, Алевтину, женщину старше его на десять лет, да ещё с ребёнком на руках.
Как он тогда сказал? «Мне не нужны пустые девчонки. Ты настоящая, Аля. Ты знаешь, чего хочешь от жизни. Ты, как якорь, с тобой спокойно.» Она тогда плакала от счастья. Не верила, что ей, уже уставшей от одиночества, от бесконечных забот, судьба вдруг подарит такого мужчину.
Да и мать его, Валентина Семёновна, сразу приняла её. Хотя, казалось бы, чего уж там, невестка старше сына, да еще с дочерью. Но нет, наоборот, поддержала. «Ты, Славка, с головой подумал. Тебе рядом не кукла нужна, а женщина с мозгами.»
Жили они поначалу небогато, но дружно. Аля работала бухгалтером, могла копейку считать, а Вячеслав тогда только искал себя, пробовал то одно, то другое. И всегда возвращался к ней за советом.
Потом родился сын Серёжа, маленький, шустрый, весь в отца. Вячеслав носил его на руках, хвастался перед соседями, что у него самый умный и красивый наследник. Аля помнит, как он по вечерам приходил с работы усталый, но всё равно садился с сыном на пол, строил из кубиков башни, смеялся так, что у неё сердце сжималось от счастья.
Тогда казалось, что это счастье навсегда.
Она и не замечала, как годы пролетели. Дочь выросла, уехала, потом сын: институт, работа, женитьба. Аля всё больше времени проводила дома, в своей кухне, где каждый предмет имел историю. Там, за столом, они когда-то мечтали купить квартиру побольше, потом обсуждали, как отдать кредит. Там же он приносил ей первые розы, нарочито неуклюже спрятанные за спиной.
Иногда она замечала, муж дольше задерживается на работе, стал чаще заглядывать в зеркало перед выходом, купил себе дорогие духи. Но отгоняла мысли. Ей не хотелось быть одной из тех жен, которые ищут повод для ревности.
— Ну что, Аля, стареешь, — сказала она себе вслух. — Вот и получила.
Вокруг шелестели листья, смеялись дети, мимо проходили пары, кто-то держал друг друга за руки, кто-то спорил, кто-то просто молчал. Аля смотрела на них и вдруг поняла, что ей страшно. Не потому что Вячеслав, возможно, изменяет. А потому что, если это правда, вся её жизнь, все эти годы любви и верности, вдруг окажутся пустыми.
Она не чувствовала, как потекли слёзы. Только когда кто-то осторожно положил руку на её плечо, вздрогнула. Перед ней стояла пожилая женщина в светлом пальто.
— Дорогая, вам плохо? — спросила та мягко.
«Дорогая» … — невольно усмехнулась Аля. Как давно ей так не говорили.
— Всё хорошо, спасибо, — прошептала она, не поднимая глаз.
Алевтина не спала всю ночь. В голове крутились сцены из парка, обрывки фраз, шепот молодой женщины, её смех. И взгляд Вячеслава, нежный, тот самый, каким он когда-то смотрел на неё.
Она то вставала, то снова ложилась, ходила по комнате, не включая свет. Соседи за стеной уже спали, а в её голове шёл нескончаемый спор: может, она неправильно поняла? Может, это просто деловая встреча? Но нет, она видела, как он гладил её волосы, как они обнялись перед уходом.
Никаких «может быть» не осталось.
Аля вспомнила, как всё начиналось. Они тогда только поженились, Вячеслав работал в автосервисе. Молодой, энергичный, всегда в масле по локоть, но глаза горели. Он мечтал открыть своё дело. И Аля помогла.
Она ведь была бухгалтером с опытом. Подсчитала, где можно взять кредит, где сэкономить, помогла с документами. Ночами вместе сидели за кухонным столом, расписывали, какие расходы и доходы будут. И когда сервис открылся, первые месяцы она же ему вела всю бухгалтерию, сама печатала накладные, разбиралась с налогами.
Слава в то время смотрел на неё с таким восхищением, будто перед ним не жена, а гений. Он всегда говорил:
— Без тебя, Аля, я бы не справился. Ты мой мотор, понимаешь? — и целовал в губы.
Так и жили. Работали, росли дети. Она — в своей аудиторской фирме, он — на своем сервисе. Денег стало больше, переехали из тесной двушки в просторную трёшку. Потом купили дачу. Казалось, теперь всё устаканилось.
Но вместе с достатком в дом постепенно вошла тишина. Та самая, тревожная, когда ужин проходит без разговоров. Сын вырос, женился. Вячеслав всё чаще задерживался «по делам». Аля не спрашивала, не устраивала сцен. Она верила. Она привыкла доверять.
Иногда подруга осторожно намекала:
— Аля, смотри, твой-то хорош собой, не надо быть такой наивной.
— Да ладно тебе, — смеялась она в ответ. — Слава у меня однолюб. Он же всегда говорит, что любит только меня.
И правда говорил. Каждый их юбилей, каждый праздник — он обязательно поднимал тост: «За мою единственную. Без тебя я бы пропал.»
Она верила каждому слову. Не потому, что была глупой, а потому что не умела иначе.
А теперь… теперь всё рухнуло.
К утру она пошла на кухню, включила чайник и поймала себя на мысли, что даже движения стали какими-то чужими. Будто это не она делает привычные вещи.
Открыла холодильник: молоко, сыр, яйца. Всё как всегда. Только внутри всё по-другому.
— Двадцать пять лет… — прошептала она в пустоту. — Двадцать пять лет вместе, и вот так…
Она посмотрела на семейное фото на стене. Там они молодые, счастливые, на берегу моря. Слава с сыном на руках, она рядом, в белой панаме.
Как будто не они. Как будто те двое умерли, а остались только тени.
Днём позвонил сын.
— Мам, всё нормально? Голос какой-то грустный.
— Всё хорошо, Серёж, просто не спала ночью. Давление, наверное.
— Ты бы к врачу сходила.
— Схожу, — ответила она, хотя даже не думала об этом.
Рассказывать ему не хотелось. Он всё равно не поймёт. Да и зачем рушить его представление об отце? Пусть верит, что родители — пример любви.
Аля вышла на балкон. Снизу доносились голоса, кто-то смеялся, кто-то звал ребёнка домой. На лавочке у подъезда сидела соседка, тётя Галя, и махнула ей рукой.
— Алевтина, вы чего, не спите опять?
— Да вот, воздухом подышать вышла, — улыбнулась она через силу.
Тётя Галя долго смотрела на неё, потом сказала:
— Вы не берите в голову. Мужики — народ такой, пока молодые, бегают, потом всё равно домой возвращаются. Главное, себя не загубите.
Аля промолчала, но внутри знала: что-то непоправимо изменилось. Даже если Слава вернётся, даже если всё утихнет, она уже не будет прежней.
Когда-то она думала, что старость — это когда болят колени, память подводит, и хочется спать в девять вечера. Теперь поняла: старость приходит не тогда, когда тело устаёт.
А когда сердце перестаёт верить.
И в ту ночь, глядя в окно на безмолвный двор, она поняла — утро будет другим.
Утром ей придётся решать, как жить дальше: с правдой или с иллюзией.
Аля еще сидела в гостиной, в тишине. На столе стояла чашка с холодным чаем, к которой она даже не притронулась. Телевизор работал без звука, на экране мелькали лица, но она их не видела. Мысли бились, как птица о стекло. Всё, что она знала, что берегла, рухнуло в один день.
Дверь ключом открыл Вячеслав. Было уже за десять вечера.
— Ты чего не спишь? — удивился он, заходя в комнату.
— Жду, — спокойно ответила она. Голос её был ровным, будто говорила не она сама.
Он поставил портфель на пол, снял пиджак, посмотрел на неё внимательнее.
— Что-то случилось?
Аля подняла взгляд. И всё, что она хотела скрыть, появилось в этих глазах: боль, усталость, разочарование.
— Я видела тебя, Слава, — сказала она. — В парке с молодой женщиной.
Он замер.
Пару секунд молчал, потом, словно оправдываясь, пожал плечами:
— Ну, Аля… ты же всё преувеличиваешь. Просто разговор, ничего такого.
— Разговор? — переспросила она. — Ты её по волосам гладил, разговаривал, как будто… как будто это я двадцать лет назад.
Он прошёлся по комнате, вздохнул раздражённо.
— Ну а что ты хочешь? Мне тоже жить надо. Я мужчина, не старик. Мне нужно внимание, страсть, а у нас… у нас уже давно ничего нет.
Её будто ударили.
— У нас? — тихо повторила она. — А что, по-твоему, у нас было? Двадцать пять лет жизни, дом, дети, всё, что мы построили вместе?
Он отвернулся, не выдержал её взгляда.
— Ты хорошая женщина, Аля. Просто… ты уже не та. Время идёт, тело меняется…
Она смотрела на него и не могла поверить, что это тот самый парень, который когда-то стоял под её окнами с гитарой и пел фальшиво, но с любовью.
— Значит, дряблое тело, да? — прошептала она. — А душа, Слава? Она ведь не стареет.
Он не ответил. Взял пиджак, тихо сказал:
— Не хочу ссориться. Так лучше будет для нас обоих.
Он ушёл в спальню собирать вещи. Аля сидела неподвижно. Её руки дрожали, но не от злости, а от пустоты внутри.
Каждое движение мужа отзывалось эхом в груди: застёжка чемодана, звук молнии, щелчок двери шкафа. Всё… как отрезки их жизни.
Когда дверь за ним захлопнулась, она вдруг заплакала, тихо, беззвучно, будто боялась спугнуть этот момент.
Прошло несколько дней.
Соседка тётя Галя принесла борщ, молча поставила на плиту.
— Не плачь, Алюшка, — сказала она. — Значит, не твоё счастье.
Аля сморщилась, но слёзы снова потекли.
Потом были документы, суд, короткое заседание. Все прошло без скандалов.
Славка не сопротивлялся. Просто сказал:
— Раз так, пусть будет так.
Через месяц она уже жила одна. Сын навещал по выходным, старался поддерживать, но у него своя семья, своя жизнь. Аля никому не жаловалась.
Поначалу было тяжело. Утром пустая постель, на кухне один бокал, один стул, один голос, её собственный.
Она снова начала ходить в парк. Тот самый, где всё случилось. Теперь не избегала этого места. Наоборот, садилась на ту же скамейку и смотрела, как люди гуляют. Молодые пары держатся за руки, старички кормят голубей. И думала: «Всё проходит. И боль тоже.»
Иногда ей казалось, что Вячеслав всё ещё идёт рядом, шутит, рассказывает новости. А потом она вспоминала, как легко он сказал то своё «дряблое тело», и боль гасла, превращалась в спокойствие.
Через полгода она устроилась в клуб пенсионеров, преподавала там основы бухгалтерии. Смех, чай с печеньем, новые лица… жизнь потихоньку возвращалась.
А весной она вдруг поймала себя на мысли, что по-настоящему улыбается.
Вечером, возвращаясь домой, она включила свет в прихожей и посмотрела на своё отражение в зеркале.
Морщины, да. Волосы с проседью. Но глаза… глаза были живые.
— Ну что, Аля, — сказала она своему отражению. — Живём дальше.