— Бабушка, забери меня, умоляю. Папа опять пьет. Бил меня вчера. Я не хочу тут жить. Пожалуйста…
Голос Миши дрожал в трубке. Галина вцепилась в телефон так, что побелели костяшки пальцев.
— Мишенька, где папа сейчас?
— Спит. На кухне. Я в ванной заперся. У меня телефон Вовки из класса. Свой папа в окно выкинул.
— Я еду. Сейчас же еду. Сиди тихо, слышишь?
— Бабушка, он дверь заблокировал. Чтобы я к тебе не убежал.
Галина уже надевала куртку. Руки тряслись. В голове билась одна мысль — успеть. Только бы успеть.
Такси ехало невыносимо медленно. Каждый светофор — вечность. Галина набирала номер Ивана. Не отвечает. Снова. Тишина.
Год назад умерла Лена. Её дочь. Рак забрал за три месяца. Галина тогда сразу сказала — Мишу заберу к себе. У неё и комната есть, и пенсия неплохая. Справится.
Иван тогда встал в дверях. Пьяный уже на поминках.
— Это мой сын. Я сам справлюсь.
Не справился. Сначала пил по вечерам — горе заливал. Потом с утра начал. Работу потерял. Жил на пенсию своей матери да остатки пособий.
Галина приезжала. Миша открывал — худой, глаза огромные. В квартире вонь. На столе пустые бутылки. Иван на диване, небритый, грязный.
— Миша, поедем ко мне?
— Папа не разрешает.
— А папа что говорит?
— Говорит, если уеду — мама с того света расстроится. Что я предатель.
Сволочь. Мертвой дочерью манипулирует. Галина пыталась через опеку. Те приехали — Иван трезвый встретил. Квартиру прибрал. Мишу нарядил.
— Всё нормально у нас. Правда, сынок?
Миша кивал. Что ему оставалось?
Телефон зазвонил. Незнакомый номер.
— Это Вова. Одноклассник Миши. Он просил позвонить. Сказать, что батарея садится.
— Спасибо, Вова. Большое спасибо.
Подъезд. Третий этаж. Галина поднималась, хватаясь за перила. Сердце колотилось. Только бы не поздно.
Дверь заперта. Звонок. Тишина. Стучит.
— Иван! Открой! Это я!
Никого. Или притворяется, что нет дома?
Галина набрала 112.
— Полиция? У меня внук взаперти с пьяным отцом. Ребенок звонил, просил помощи. Адрес…
Ждать пришлось двадцать минут. Двадцать бесконечных минут. Соседи выглядывали. Шептались. Галине было все равно.
Полиция приехала — двое молодых. Постучали. Позвонили.
— Гражданин, откройте! Полиция!
Тишина.
— Вскрывайте, — Галина не выдержала. — Там ребенок!
— Бабушка, мы не можем просто так…
— Он бьет его! Мальчик заперт!
Полицейские переглянулись. Один пошел за инструментом.
Замок поддался на третий раз. Дверь уперлась во что-то. Точно — стеллаж.
Протиснулись. В квартире вонь — перегар, грязь, гниль. На кухне Иван. На полу. Храпит.
— Миша! — Галина бросилась искать.
Ванная заперта изнутри.
— Миша, это бабушка! Открой!
Щелчок замка. Дверь приоткрылась. Мальчик сидел в углу, обнимая старого плюшевого медведя. Того самого, которого Лена ему в три года подарила.
Синяк под глазом. Губа разбита. Футболка порвана.
— Бабушка…
Галина опустилась на колени. Обняла. Миша вцепился в нее и заплакал. Тихо, сдавленно. Как плачут дети, которые боятся шуметь.
— Всё, милый. Всё. Я тебя забираю.
Полицейские разбудили Ивана. Тот мычал, не понимая, что происходит.
— Ваша фамилия?
— А вы кто? Какого черта в моем доме?
— Поступил сигнал о домашнем насилии.
Иван поднялся. Покачнулся. Увидел Галину с Мишей.
— А, приперлась. Внучка забрать хочешь? Не отдам!
— Гражданин, успокойтесь.
— Это мой сын! Мой! Понятно?
Попытался встать. Упал обратно.
— Тащи его к себе, — вдруг сказал он Галине. — Всё равно мне хреново с ним. Орет постоянно. Жрать просит.
— Папа… — Миша сжался.
— Заткнись! Из-за тебя мать умерла! Родила тебя и здоровье потеряла!
Галина закрыла Мишу собой.
— Хватит! При ребенке!
— Ребенок… Обуза он, а не ребенок. Забирай. Мне легче будет.
Полицейские составляли протокол. Галина собирала вещи Миши. Немного — пара футболок, джинсы. Учебники. Медведь.
— Документы где? — спросила у Ивана.
— Откуда я знаю? Где-то валяются.
Нашла в ящике стола. Свидетельство о рождении. Полис. Всё.
На улице Миша вдохнул полной грудью. Как будто год не дышал.
— Поехали домой, — сказала Галина.
— К тебе?
— К нам. Это теперь твой дом тоже.
В такси Миша молчал. Смотрел в окно. Галина держала его за руку. Худенькая, холодная ладошка.
Дома первым делом — в ванну. Пока Миша мылся, Галина готовила ужин. Простой — макароны с сыром. Чай с печеньем.
Миша ел молча. Жадно. Когда последний раз нормально ел?
— Завтра в травмпункт съездим. Синяк посмотреть надо.
— Не надо, бабушка. Само пройдет.
— Надо, Мишенька. И в школу схожу. Поговорю с учителями.
— Я давно не был. Месяц, наверное.
— Ничего. Наверстаем.
Спать положила в комнате Лены. Так и стояла — нетронутая. Галина только белье свежее постелила.
Миша лег. Медведя к груди прижал.
— Бабушка, а папа за мной придет?
— Не придет. Я не дам.
— А если суд? Он же отец.
— Не волнуйся. Я все решу. Спи.
Ночью слышала — плачет. Тихо, в подушку. Хотела войти — не стала. Пусть выплачется.
Утром поехали в травмпункт. Потом в опеку. Там Галину знали — не первый раз приходила.
— Забрала все-таки?
— Забрала.
— Документы давайте. Временную опеку оформим. А там посмотрим.
Две недели пролетели быстро. Галина ходила в школу, договаривалась с учителями. Миша начал заниматься с репетитором — много пропустил.
Иван не появлялся. Не звонил. Будто и не было сына.
Миша менялся. Перестал вздрагивать от резких звуков. Начал улыбаться. Редко, но искренне.
Готовили вместе. Галина учила печь блины — Лена в детстве любила.
— У меня не получается, бабушка. Прилипают.
— Получится. Сковороду лучше разогрей.
Вечерами читали. Галина — вслух. Миша слушал, свернувшись на диване. Как котенок.
Месяц спустя. Суббота. Галина месила тесто для пирожков. Миша помогал — лепил неумело, но старательно.
— Бабушка, можно спросить?
— Конечно.
— Мама… она правда из-за меня заболела?
Галина остановилась. Вытерла руки.
— Нет, милый. Ни в коем случае. Мама заболела сама. Никто не виноват. Ни ты, ни папа, никто.
— Папа говорил…
— Папа от горя говорил. И от водки. Не слушай. Мама тебя любила больше жизни. Ты был её счастьем.
Миша кивнул. Помолчал.
— Бабушка, спасибо, что забрала. Я больше не хочу туда. Никогда.
Галина обняла внука. Прижала к себе. Мишка уткнулся лицом в фартук.
— И не надо. Ты теперь со мной. Навсегда.
— А если папа…
— Не придет. А если придет — я не отдам. Обещаю.
Вечером сидели на кухне. Пили чай с пирожками. За окном шел снег. Первый в этом году.
— Знаешь, что мама говорила? — Галина улыбнулась. — Что первый снег — к счастью.
— Правда?
— Правда. Она всегда радовалась первому снегу.
Миша смотрел в окно. На лице — тень улыбки.
— Бабушка, а можно я завтра на каток схожу? Ребята из класса зовут.
— Конечно можно. Коньки только найти надо. В кладовке где-то были.
Нормальный вопрос. Обычный. Про каток, про друзей. Не про страх. Не про боль.
Галина смотрела на внука и думала — справимся. Вырастет. Выучится. Забудет кошмар.
Не забудет, конечно. Но жить научится. Несмотря ни на что.
За окном падал снег. Первый снег. К счастью.