Часть 1. ВЫБОР
Таня стояла у окна, сжимая в руке телефон. На экране — два сообщения, которые разрывали ее мир напополам.
Первое — от мужа, Гены: «Билеты куплены. Завтра в 19:30 вылет. Я не шучу, Таня. Или мы летим в Грецию, или я ухожу от тебя. Я устал быть на втором, а то и на третьем месте в твоей жизни».
Второе — от мамы: «Танечка, завтра кладут в больницу на обследование. Надолго. Врач говорит, нужен уход. Ты же приедешь?»
Она закрыла глаза. В голове всплыли два образа. Мама — хрупкая, седая, с вечно обиженными глазами. И Гена — ее сильный, терпеливый Гена, который в последнее время смотрел на нее как на чужую.
— Мам, что такое? — дочь Катя, восьмилетняя кудрявая непоседа, тыкала пальцем в экран.
— Бабушке плохо.
— Опять? — в голосе девочки прозвучала детская, но оттого еще более горькая усталость. — Значит, ты опять не придешь на мой утренник?
Таня присела, обняла дочь, прижалась к ее мягким волосам. Пахло детством, которое ускользало сквозь пальцы.
— Я обязательно приду, рыбка. Обещаю.
Но это была ложь. Она уже пропустила два утренника и поход в планетарий, потому что ее маме было очень тоскливо на душе.
Часть 2. ЭТО КОНЕЦ
Вечером Гена пришел домой молчаливо-напряженным. Он разогрел ужин, помыл посуду, уложил Катю спать. Таня чувствовала себя заложницей в собственной гостиной.
— Ну? — наконец, произнес он, оборачиваясь к ней. Лицо его было уставшим. — Приняла решение?
— Ген, подожди до утра! Маму завтра в больницу кладут!
— А я? А Катя? — его голос дрогнул. — Я твой муж, Таня. Мы — семья. Но уже третий год подряд наш отпуск срывается. Ты живешь на два дома, и наш явно проигрывает.
— Она же одна! У нее больше никого нет! — вырвалось у Тани.
— А у нас? У нас есть только ты! — он резко встал. — Я понимаю, ты помогаешь матери. Но это превратилось в рабство. Она пользуется твоим чувством долга, а ты позволяешь. И губишь нас.
— Это не рабство! Это благодарность!
— И теперь она требует оплаты по счетам до конца своих дней? — он повернулся, и в его глазах она увидела не гнев, а боль. Такую глубокую, что ей захотелось провалиться сквозь землю. — Выбор за тобой, Таня. Завтра в шесть вечера мы выходим из дома и едем в аэропорт. Если ты не с нами, то это конец.
Часть 3. ОДНАЖДЫ ТЫ ОКАЖЕШЬСЯ НА МОЕМ МЕСТЕ
Следующий день. В палате пахло лекарствами и одиночеством. Мама Тани лежала на белой кровати, казалась такой маленькой и беззащитной. Увидев Таню, она слабо улыбнулась.
— Приехала, родная. Я знала, что на тебя можно положиться.
Таня села на стул, взяла ее холодную руку.
— Мам, мне нужно… У нас с Геной и Катей отпуск. Я должна улететь.
Лицо матери сразу изменилось. Губы поджались, взгляд стал колючим.
— Опять он тебя отнимает? Ты моя единственная дочь! И в такой момент ты бросишь меня ради его прихоти?
— Это не прихоть, мама. Это наш брак. Он рушится.
— Брак? А долг перед матерью, которая всю жизнь тебя поднимала? — голос ее зазвенел. — Помнишь, как я ночами не спала, когда ты болела? Как на двух работах крутилась, чтобы ты в университет поступила? А он тебе что? Красивый букет подарил, и ты уже готова мать предать?
Каждое слово било точно в цель, разжигая привычное, разъедающее душу чувство вины.
Она вышла из палаты, будто в тумане. Подошла к окну в коридоре. Телефон в руке гудел. Сообщение от Гены: «Я собираю чемоданы. Ждем до 18:00».
Она позвонила социальному работнику, договорилась о дополнительном уходе. Позвонила тете Люде, предложив деньги за помощь. Она делала все, чтобы купить себе свободу. Но свободу от чего? От долга? Или от любви?
В пятом часу она зашла в палату попрощаться.
— Уходишь? — мама отвернулась к стене. — Ну и иди. Иди к своему мужу. Только не удивляйся, когда однажды окажешься на моем месте. У твоей Кати тоже вырастут крылья.
Это была последняя, отчаянная попытка удержать. Слова про дочь пронзили Таню как нож. Она замерла в дверях, чувствуя, как трещина в сердце превращается в пропасть.
Часть 4. Я НЕ ПРИЕДУ
Таня села в машину. На часах было 17:20. До дома — 30 минут. Она должна была успеть.
Но руки сами повели машину не по тому маршруту. Она остановила автомобиль у старого парка, где Гена сделал ей предложение.
Она взяла телефон. Дрожащими пальцами нашла номер Гены.
— Алло? — голос Гены был холодным и отстраненным.
— Я не приеду, — выдохнула она, и с этими словами камень вины с ее плеч не упал. Нет, он на мгновение стал еще тяжелее. Но сквозь эту тяжесть пробилось что-то новое — ощущение собственного решения.
— Поздравляю с выбором, — ядовито бросил он.
— Ты не понял, — перебила его Таня, и голос ее впервые зазвучал твердо. — Я не приеду, потому что сейчас поеду обратно к маме в больницу и скажу ей правду.
— Какую еще правду?
— Что я не могу больше. Что у меня есть ты и Катя. Что я найму для нее сиделку на все время нашего отпуска. И что я буду звонить ей каждый день, но я не буду разрываться больше. Это мой выбор. Не между тобой и ею. А между жизнью в аду долга и попыткой выстроить новый порядок.
С той стороны линии наступила тишина. Она была гуще и красноречивее любых слов.
— Ты серьезно? — наконец произнес Гена, и в его голосе проскользнуло недоверие.
— Да. Я уже отправила заявку в три агентства. А сейчас поеду к маме и нормально поговорю с ней. Это будет самый тяжелый разговор в моей жизни. Но если я не сделаю это сейчас, у меня не будет ни тебя, ни ее. Мы можем вылететь завтра?
Она замолчала, затаив дыхание. Сердце колотилось где-то в горле.
— Хорошо, — тихо сказал Гена. — Я поменяю билеты.
Таня выключила телефон.
Она глубоко вдохнула, вышла из машины и направилась обратно в больницу. Ее шаги были твердыми. Впервые она шла не как послушная дочь и не как виноватая жена. Она шла как взрослая женщина, готовая отстаивать границы своей жизни. Ей было страшно, но это был страх перед битвой за собственное будущее, а не привычный ужас безысходности.