Никита никогда не думал, что деньги могут стать настоящим испытанием семьи. Он вырос в простой, но крепкой семье — отец-механик, мать-библиотекарь, и главное, чему они его научили — жить по средствам. Никаких долгов, никаких кредитов — всё по-честному, на свои, заработанные потом и трудом. И эта простая истина засела у Никиты в голове крепче, чем таблица умножения.
Когда он познакомился с Дариной, ему казалось, что с ней сама судьба подарила ему счастье. Девушка была как будто из другой какой-то жизни — лёгкая, улыбчивая, немного рассеянная. Вечно в каких-то книгах, цитатах, мечтах. Она не спрашивала, где он работает, сколько зарабатывает, не крутила носом, когда он рассказывал, что бывает в рейсах по две-три недели. «Главное, чтобы человек хороший был», — улыбалась она, и от этой улыбки, такой тёплой и трогательной, у Никиты словно внутри что-то сжималось.
После свадьбы Дарина переехала к нему. Квартира досталась Никите от деда — простая двухкомнатная, но ухоженная, с новым ремонтом, на третьем этаже старой кирпичной пятиэтажки. Родители когда-то сдавали её, откладывая каждую копейку, чтобы потом помочь сыну начать жизнь «на своём месте». Когда Никите исполнилось двадцать пять, они вручили ему ключи и конверт — сбережения на ремонт и новую мебель. Так у него появилась своя крепость. Когда Дарина впервые переступила порог, глаза у неё засияли.
— Ну вот, Никитушка, теперь у нас с тобой своё гнёздышко, — сказала она, прижимаясь к его плечу. — Даже не верится.
Никита смотрел на неё и думал, что вот оно — счастье. Настоящее. Работа стабильная, жильё своё, жена — красавица, умница. Что ещё нужно?
Он с самого начала решил: пусть Дарина занимается домом, готовит, создаёт уют, потом детей растит. А он — мужчина, добытчик, обязан обеспечивать.
— Тебе ведь вести хозяйство, Дариночка, вот и распоряжайся, — говорил он, кладя на стол конверт с зарплатой.
Сначала всё шло прекрасно. Дарина хлопотала по дому, старалась готовить вкусно, выбирала шторы, подушки, ароматические свечи. Когда он возвращался из рейса, в квартире было чисто и уютно, и Дарина, в красивом домашнем платье, улыбалась ему с порога.
Но через пару месяцев всё изменилось. Однажды, когда Никита, усталый, но довольный, протянул ей привычный конверт, она как-то неуверенно вздохнула:
— Слушай, Ник, денег немного не хватает.
— Как не хватает? — удивился Никита. — Я же каждый рейс закрываю нормально, получаю прилично, да и премии бывают. Мои родители гораздо меньше получали, но нам на всё хватало.
Дарина неловко усмехнулась:
— Ну, ты не думай, я не транжира. Просто всё подорожало. Продукты, косметика, вещи… Да и, понимаешь, я стараюсь, чтобы у нас красиво было, уютно, по-современному. Твои родители, конечно, молодцы, но они, извини, живут по-старинке. Питаются очень просто, одеваются… ну, так себе. А я всё же хочу, чтобы у нас было по-другому. Чтобы и еда вкусная, и дом ухоженный, и я — не как замотанная тётка, а женщина, которой ты гордишься.
Никита не стал спорить. Ей виднее — женщина, хозяйка. Но где-то глубоко внутри закралась тревога. Он помнил, как мать всегда умела на ограниченную зарплату и поесть вкусно приготовить, и отложить на отпуск, и подарки к праздникам купить.
Прошло ещё немного времени, и эти разговоры стали повторяться, словно заезженная пластинка. И вот однажды, за утренним чаем, она сказала, глядя в окно:
— Надо бы машину нам купить, Никит.
Он поднял глаза от кружки.
— Машину?
— Ну да, — ответила она, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся. — Мне тяжело, понимаешь? Ты в рейсе, а я одна. Сумки с продуктами тащить, по делам ездить — замучилась. А так — села, поехала. И на рынок, и к маме, и к подруге. Да и… — она на секунду замялась, поправила прядь волос, — я всё-таки жена дальнобойщика, не какая-то там…
Она не договорила, но Никита понял. Ей хотелось чувствовать себя не просто женой рабочего, а женщиной «на уровне» — ухоженной, современной, уверенной. Он задумался. Машину он сам хотел, но по-другому, не влезая в кредиты, а как учили родители: накопить и купить спокойно, без долгов.
— Купим, — сказал он, наконец. — Только без кредитов, ладно? Потерпим немного. Я буду брать дополнительные рейсы и мы быстро накопим.
Дарина вздохнула:
— Ну… как знаешь…
Он поцеловал её в макушку и подумал, что всё это — ради них, ради будущего, ради семьи. Не знал тогда, что именно эти «дополнительные рейсы » станут началом чего-то совсем другого.
С тех пор жизнь закрутилась, будто колесо без тормозов. Едва возвращался из рейса, как уже собирался в следующий. Он верил, что всё пройдёт: купят машину, Дарина успокоится, жизнь войдёт в колею.
Только жизнь распорядилась иначе.
Тот день начинался обыкновенно: Никита выехал затемно — город ещё спал, погода стояла хмурая, серое небо, дорога блестела после ночного дождя. Он почти не спал ночью — на базе задержали загрузку, бумаги оформляли уже ночью, и только под утро выехал. Дорога была длинной, однообразной, радио гудело фоном, за окном тянулись поля и редкие деревни. Чтобы не заснуть, пил кофе из термоса. Но к вечеру усталость накрыла волной и он всё-таки задремал — всего на секунду, но этой секунды хватило.
Резкий гудок, свет фар навстречу — ослепительный, белый. Никита дёрнул руль вправо, чувствуя, как фура пошла юзом. Скрежет, визг тормозов, и через мгновение машина оказалась в кювете. Никита с трудом вылез наружу, пошатываясь, посмотрел на дорогу — слава Богу, никого не задел. Сердце колотилось в груди, как молот.
— Господи… пронесло, — выдохнул он, облокотившись о дверцу.
Пронесло, но не совсем. Груз был повреждён, кабина – помята, прицеп перекорежен. Разговор с владельцем фирмы был сухим.
— Ну, Никит, — сказал он тяжело, — ущерб придется возмещать, страховая тут вряд ли покроет. Так что, долг на тебе.
Сумму он назвал такую, что у Никиты на секунду всё поплыло перед глазами. Это были годы работы. Но он даже не спорил. Главное — жив остался. Ссадины, ушибы, вывих руки — и всё. После того, что видел на трассе, это просто чудо, не иначе.
Когда вернулся домой, Дарина встретила его без радости. Ни тени облегчения, ни простого человеческого сочувствия.
— Ну что, герой, приехал? — произнесла она с усмешкой. — Всё? Накопили?
— Дарин… — тихо начал он, — я жив, понимаешь? Живой! Разве это не главное? Могло же всё по-другому закончиться.
Она фыркнула, будто его слова её раздражали.
— Да лучше бы по-другому, — резко ответила. — Лучше б ты сам погиб! Мне бы хоть квартира досталась по наследству! А теперь долги на шее на много лет! Не о такой жизни я мечтала, Никит!
Эти слова ударили сильнее, чем авария. Никита даже не сразу понял, что она сказала. Смотрел на неё — чужую, холодную, как будто впервые видел.
— Ты это серьёзно? — выдавил он хрипло.
— А что? — она пожала плечами. — Думаешь, я хочу пахать, жить в долгах, в нищете?
Он сел на стул, закрыл лицо руками. В голове шумело, но всё-таки выдавил:
— Слушай, я подумал, может, продадим квартиру. Закроем долг, а потом вместе начнём всё заново. Снимем жильё, я найду другую работу. Люди ведь живут, как-то справляются. Мы тоже сможем.
Дарина посмотрела на него, как на сумасшедшего.
— Продадим? Чтобы потом где-то по углам скитаться? Нет уж, Никита. Это всё твоё — и долги, и твои проблемы. Не было бы у тебя квартиры изначально, я бы и замуж за тебя не вышла!
Он хотел что-то ответить, но она уже отвернулась и ушла в спальню, громко хлопнув дверью.
На следующий день, когда он проснулся, Дарина собирала вещи. Чемодан стоял у двери, в прихожей валялись сумки с одеждой.
— Что ты делаешь? — спросил он устало.
— Уезжаю, — спокойно ответила она. — Поживу у мамы. Потом подам на развод.
Никита молчал. Просто стоял и смотрел, как она застёгивает молнию на чемодане, поправляет волосы перед зеркалом, берёт сумку. Когда хлопнула входная дверь, в квартире стало так тихо, что он услышал, как тикают часы на кухне.
Продавать квартиру Никита не собирался. То, что сказал Дарине, было проверкой — хотел убедиться, что её слова «и в горе, и в радости» что-то значат. Не значили. Ну и пусть. Он не стал опускать руки. Несколько дней ушло на то, чтобы прийти в себя, потом взялся за дело. Водителем работать больше не хотелось. После той аварии даже звук грузовика на улице вызывал неприятный холодок в груди. «Прививку получил», — горько усмехался он про себя. Но сидеть без дела — не его вариант.
Как-то вечером, пролистывая объявления в интернете, наткнулся на одно: «Охранное агентство приглашает на работу физически подготовленных мужчин. Опыт приветствуется, обучение за счёт компании». Он задумался. Физически он в форме, дисциплина есть, ответственности хоть отбавляй. Отправил резюме, особо ни на что не надеясь, но на следующий день ему позвонили, пригласили на собеседование. Через неделю приняли на курсы, оплатили обучение, оформили лицензию и разрешение на оружие. Работу предложили быстро — телохранителем у одного влиятельного человека.
— Платит отлично, — сказал директор агентства, — но характер… мягко говоря, не сахар. Долго у него никто не задерживается.
Никита только кивнул. Он уже не выбирал. Главное — как можно скорее начать зарабатывать, рассчитаться с долгами и вернуться к нормальной жизни.
Первое знакомство с Ильёй Артёмовичем запомнилось надолго. Высокий, плотный мужчина лет шестидесяти, в дорогом костюме и с манерами человека, привыкшего, что все вокруг обязаны.
— Значит, новый телохранитель, — сказал он, не поднимая глаз от бумаг. — Ну, посмотрим. Надеюсь, не такой же бестолковый, как предыдущий.
Никита только тихо ответил:
— Буду стараться.
— Посмотрим, — повторил Илья Артёмович и махнул рукой. — Всё, свободен.
Так началась его новая жизнь. Илья Артёмович действительно оказался человеком непростым. Никита быстро понял: главное с этим человеком не спорить. Соглашайся, делай, не показывай эмоций. Так и держался. Работал без выходных, без разговоров, без жалоб. Если надо — везёт хозяина ночью на дачу. Если надо — встречает в аэропорту. Если надо — едет за посылкой, везёт подругу Ильи Артёмовича на шопинг, ждёт по три часа в машине.
Работа была тяжёлая не физически — морально. Никита привык к дороге, к простым людям: механикам, дальнобойщикам. А тут — дорогие костюмы, холодные взгляды, вечные интриги. Илья Артёмович мог быть щедрым, сунуть несколько тысяч «на чай» просто так, а мог при всех обругать за ерунду, будто за преступление. Никита терпел. Выбора не было. Да и, если честно, было в этом какое-то упрямое мужское упорство — показать, что он не из тех, кто ломается.
А однажды всё изменилось. Это случилось неожиданно. Вечером, после рабочего дня, Илья Артёмович позвал Никиту к себе домой. Дом у него был как из журнала: огромные окна, белые стены, дорогая мебель, камин. Хозяин был в хорошем настроении, что само по себе уже редкость.
— Садись, — сказал он. — Поужинай со мной.
Никита сел осторожно, не зная, чего ожидать. Они поели молча, потом Илья Артёмович налил себе бокал, откинулся на спинку кресла и вдруг сказал:
— Знаешь, Никита, я давно хотел спросить. Почему ты меня терпишь?
Никита поднял глаза.
— В каком смысле?
— В прямом, — усмехнулся тот. — Другие не выдерживали. Через месяц максимум писали заявление, хлопали дверью. А ты терпишь. Почему?
Никита, не кривя душой, ответил:
— Потому что мне нужно расплатиться с долгами, а вы хорошо платите. И потому что слово дал — довести дело до конца. У меня нет привычки бежать, если трудно.
Илья Артёмович посмотрел на него как-то иначе — не свысока, не оценивающе, а будто впервые по-настоящему увидел.
— Знаешь, я ведь давно за тобой наблюдаю, — тихо сказал он. — И мне нравится твоя сдержанность. Сейчас таких мало. Все норовят показать зубы, доказать что-то, а ты… ты просто делаешь своё дело.
Он встал, прошёлся по комнате, потом вернулся.
— Я вот что думаю. Хочешь, я помогу тебе закрыть твои долги? Полностью. Взамен ты останешься работать у меня. Только уже не телохранителем. Я предлагаю тебе место в моей компании. Будешь учиться бизнесу, входить в дела. Когда я решу отойти — займёшь моё место.
Никита даже не сразу поверил, что услышал.
— Простите, Илья Артёмович, — тихо сказал он, — вы, наверное, шутите?
— Совсем нет. Я не привык шутить такими вещами, — ответил тот спокойно. — Видишь ли, у меня нет детей. И я давно ищу человека, которому смог бы доверить то, что создавал всю жизнь. Я нанимал телохранителей не ради охраны. Мне они не нужны. Мне нужны были люди рядом, за которыми можно понаблюдать. И вот ты, Никита, выдержал всё. Даже не понял, что всё это время проходил испытание. Не вспылил, не стал спорить, не бросил. Таких единицы.
Никита долго молчал. Сердце билось быстро, мысли путались. Это было похоже на сон.
— Не знаю, что сказать… — выдохнул он. — Я… не уверен, что справлюсь.
— Справишься, — твёрдо сказал Илья Артёмович.
Так всё и началось. Сначала было обучение, встречи, расчёты. Никита втянулся быстро. Его деловитость и спокойствие оказались на вес золота. Илья Артёмович стал к нему относиться почти по-отечески — советовал, объяснял, иногда даже делился личным. Постепенно Никита понял, что за этой внешней жёсткостью и вспышками скрывается человек, которому просто не повезло с близкими. Столько лет находился среди лицемеров, что он разучился доверять.
С тех пор жизнь Никиты изменилась. Долги он закрыл. Поменял квартиру, потом купил машину. Не роскошь, рабочий вариант. Работал много, но теперь с интересом, не из нужды. И впервые за долгое время чувствовал, что живёт, а не выживает.
А однажды позвонила Дарина. Голос был всё тот же — певучий, только уже с другой интонацией.
— Никита, привет… Я узнала, что ты теперь при деле. Говорят, у тебя всё хорошо? Я… я, наверное, глупость тогда совершила. Поторопилась… Ты ведь не держишь зла? Может, встретимся, поговорим?
— Нет, Дарина, — сказал он спокойно. — Прошлого не вернуть. Забудь мо номер.
Никита тяжело вздохнул и сбросил вызов.
Теперь рядом с ним была Лина — скромная, тихая девушка, которая когда-то улыбнулась ему в проходной охранного агентства, когда он ещё только начинал. Тогда она работала секретарём, всегда здоровалась первой. Они стали общаться, потом встречаться. Никита ей проверку даже устроил – сказал, что он остался без жилья, не ясно, сколько лет придется отдавать долги, потом на угол свой копить. Но она не испугалась. Её устраивало просто посидеть с ним вечером, попить чай, поговорить. Никита видел — она не притворяется. Она не ждёт подарков, не рассчитывает на чужие деньги. Она просто рядом. И ему этого хватало.
Иногда, по вечерам, он вспоминал тот день, когда его фура ушла в кювет, и думал: «Может, так и должно было быть». Тогда он потерял всё — работу, жену, уверенность в завтрашнем дне. Но взамен обрёл нечто более важное.