Анна Васильевна аккуратно разложила на кухонном столе свежеприготовленные пирожки.
Два ряда – с капустой и с яйцом. Аромат свежей выпечки смешивался с запахом ее духов “Красная Москва”.
Она проделала долгий путь на электричке, чтобы успеть к ужину с сыном и его семьей.
В прихожей, прислоненный к вешалке, стоял ее чемодан на колесиках, нелепый и компактный, будто собранный на выходные.
Елена, сноха Анны Васильевны, молча налила в чайник воды и поставила на огонь.
— София, иди чай пить, бабушка пирожки привезла, — позвал из гостиной Дмитрий.
Десятилетняя София выскользнула из своей комнаты, увидела пирожки и улыбнулась.
— Привет, бабушка, — смущенно проговорила она.
— Здравствуй, золотце мое, — Анна Васильевна обняла внучку, прижала к себе. — А это тебе, посмотри, что я привезла.
Женщина достала из сумки, стоявшей на стуле, яркую картонную коробку. София с интересом принялась ее раскрывать.
Внутри лежала коллекционная кукла в пышном бальном платье. Дорогая, из тех, что продаются в центральных детских магазинах, а не в обычных гипермаркетах.
— Ух ты! Спасибо, бабушка! — девочка искренне обрадовалась и повертела куклу в руках.
— Не за что, родная. Ну как, вы готовы к отпуску? — Анна Васильевна обвела взглядом Елену и Дмитрия. — Билеты на руках? Отель хороший?
Мужчина, пережевывая пирожок, кивнул.
— Да, мам, все куплено. Завтра в шесть утра выезжаем. Десять дней на море, — безмятежно ответил он.
Анна Васильевна вздохнула томно и закатила глаза к потолку.
— Ах, как вам повезло! В такую жару сидеть в городе просто невыносимо! У меня в квартире из-за духоты нечем дышать. А на море… Я вот в прошлом году по телевизору смотрела репортаж про это ваше побережье. Говорят, воздух там целебный, для моих бронхов просто идеально. Да и для старых костей тепло полезно, — мечтательно и одновременно жалобно проговорила пожилая женщина.
Она посмотрела на Елену, которая молча поставила на стол чашки. Молчание затянулось. Дмитрий заерзал на стуле.
— Мам, мы тебе сувениры привезем, обязательно, — сказал он, но звучало это неубедительно и жалко, даже для него самого.
— Какие там сувениры! — махнула рукой Анна Васильевна. — В мои годы нужны не сувениры, а хороший отдых на берегу моря. Я не хочу сидеть одна в этой душной клетке. Вам, молодым, все нипочем. А я бы хоть раз перед тем, как совсем одряхлеть, погрелась на солнце.
Елена громко поставила заварочный чайник на стол. Фарфор звякнул о стеклянную столешницу.
— Анна Васильевна, — тихим раздраженным голосом проговорила она. — Давайте уже договоримся раз и навсегда. Эта игрушка и пирожки – очень мило. Спасибо, но они не стоят путевки на море. Поэтому мы не собираемся брать вас с собой на море. Это финансово нецелесообразно.
В кухне повисла гробовая тишина. София замерла с куклой в руках. Дмитрий перестал жевать. Свекровь медленно, будто не веря своим ушам, повернулась к невестке.
— Что ты сказала, Лена? — сердито переспросила она.
— Я сказала, что мы не настолько богаты, чтобы оплачивать ваш отдых в обмен на один или два подарка в год для Софии. Это несправедливо и даже нагло с вашей стороны – рассчитывать на такой подарок.
Анна Васильевна побледнела. Ее пальцы сжали край стола так, что побелели костяшки.
— Как ты… Как ты смеешь так со мной разговаривать? Я тебе не чужая тетка! Я мать твоего мужа! Бабушка твоего ребенка! — гневно воскликнула она.
— Именно поэтому я и молчала все эти годы! — повысила голос Елена. — Но эти намеки уже стали традицией! Вы приезжаете за пару дней до нашего отъезда, привозите подарки и начинаете этот спектакль про старые кости и целебный воздух! Вы считаете нас совсем глупыми?
— Лена, прекрати! Мама, прости, она не хотела… — попытался вмешаться Дмитрий.
— Нет уж! Я сказала то, что хотела! — перебила его жена. — Хватит это терпеть. Мы копим на этот отпуск весь год. Это наши кровные деньги. Мы не обязаны тратить их еще и на взрослого, работающего человека. У вас, кроме зарплаты, есть еще пенсия! Если хотите на море – пожалуйста, но за свой счет.
Свекровь откинулась на спинку стула. В ее глазах застыли слезы обиды и гнева.
— Так значит, я для вас просто “взрослый, работающий человек”? А мое внимание к внучке – это так, подкуп? — недовольно проговорила она. — Я думала, мы семья! Я думала, в семье помогают друг другу, а не ведут бухгалтерский учет, сколько я купила подарков! Да я душу в эту девочку вкладываю!
— Вы видите ее три раза в год! — возразила Елена. — На Новый год, на ее День Рождения и вот перед нашим отпуском. И каждый раз – с подарком и последующими намеками. Это не вложение души, а сделка.
Анна Васильевна резко встала. Стул с грохотом упал на пол.
— Дима! Ты слышишь, что она говорит твоей матери? И ты молчишь! — слезливо спросила женщина.
Дмитрий растерянно посмотрел сначала на мать, а потом – на жену. Он был зажат в тиски, как всегда, и ненавидел себя за это.
— Мам, Лена… Давайте успокоимся. Все как-то не так поняли друг друга… — растерянно пробормотал мужчина.
— Все поняли всё абсолютно правильно, — спокойно произнесла Елена.
Она тоже поднялась. Две женщины стояли друг напротив друга, разделенные кухонным столом, как баррикадой.
— Я устала от этой игры. Мы не поедем вместе с вами, и точка!
Анна Васильевна с силой швырнула на пол свою сумку.
— Значит, я для вас никто?! Подачки от нищей старухи вам не нужны! Ну что же, это прекрасно! Больше вы от меня ни пирожка, ни куклы не дождетесь! Можешь не рассчитывать, Дима, на мою помощь! Раз у вас в семье с моими подарками не считаются! — обиженно заявила пенсионерка.
Она выбежала из кухни в прихожую, где схватила свой чемодан и даже не надев пальто выскочила в подъезд.
Входная дверь хлопнула так, что задрожали стекла. В квартире воцарилась мертвая тишина.
София испуганно прижала к груди новую куклу. Дмитрий опустил голову на руки.
Елена стояла неподвижно, глядя на входную дверь. На следующее утро они молча отправились в аэропорт.
Отпуск прошел в тягостном напряжении. Дмитрий почти не разговаривал с женой, отвечая односложно.
Елена постаралась не обращать на это внимания, погрузившись в заботу о Софии, но щемящее чувство вины и злости не отпускало ее ни на секунду.
Вернулись они домой через десять дней. Квартира встретила их тишиной и пылью.
Жизнь, казалось, вошла в новую, непривычную колею. Телефон Анны Васильевны молчал. Молчал и муж, всячески демонстрируя обиду.
Прошла неделя
Как-то вечером, когда Дмитрий задержался на работе, а Елена помогала Софии с уроками, раздался звонок в дверь. Женщина открыла и увидела на пороге курьера с небольшим конвертом.
— Елена Сергеевна? Это вам. Поставьте подпись здесь.
Конверт был без обратного адреса, но почерк на нем Елена узнала сразу — острый, с сильным нажимом.
Почерк Анны Васильевны. Внутри лежала открытка с цветочным орнаментом и несколько строк, выведенных тем же размашистым почерком: “Диме передам отдельно всё, что думаю. А вам, Елена, хочу сказать, что ваш расчетливый подход к семейным отношениям меня поразил. Видимо, для вас любовь к семье измеряется в денежном эквиваленте. Я искренне рада, что моя кукла не соответствует стоимости отдыха на море. Больше не потревожу вас своими “подачками”. Не нужно мне звонить или приезжать. Анна Васильевна”.
Сноха медленно положила открытку на стол. Она ожидала гнева, крика, но не этого ледяного, официального тона.
Это было похоже на разрыв дипломатических отношений. Вечером вернулся с работы Дмитрий. Он выглядел уставшим и помятым. Увидев открытку на столе, он вздохнул.
— Мама звонила мне на работу, — сказал он, не глядя на жену. — Говорила полчаса. Сказала, что больше не переступит порог нашего дома, пока ты здесь. И что я могу навещать ее, но только без семьи.
— И что ты ответил? — спросила Елена, убирая со стола.
— Что я ответил? — муж горько усмехнулся. — Что я мог ответить? Она моя мать. Она одна. А ты… ты моя жена. И я не знаю, что мне делать.
С тех пор в их жизни появился новый, неприятный ритуал. По воскресеньям мужчина ездил к матери.
Он уезжал утром и возвращался под вечер угрюмый и замкнутый. Елена не задавала вопросов.
Она понимала, что эти визиты были не для душевных бесед, а для выполнения сыновнего долга.
Ему нужно было отчитаться о жизни, которую он теперь делил на два враждующих лагеря.
Однажды, через пару месяцев, София, показала смятый конверт.
— Мам, смотри, — протянула она Елене.
В конверте лежали пять тысяч рублей и записка на обрывке листа в клеточку: “Софочке на мороженое. От бабушки”.
Очевидно, Анна Васильевна передала конверт через сына во время его последнего визита. Женщина посмотрела на деньги, потом – на дочь.
— Хочешь, купим тебе на них что-нибудь? — спросила она.
— Нет. Отдай папе. Пусть вернет бабушке, — София покачала головой.
Этот простой, детский поступок стал последней каплей. Елена поняла, что даже ребенок чувствует фальшь и хочет разорвать эти странные, покупаемые отношения.
Она отдала деньги Дмитрию. Тот нахмурился, взял купюры, но ничего не сказал. В следующее воскресенье он вернулся от матери еще более мрачным, чем обычно.
— Отдал? — спросила жена.
— Отдал, — коротко бросил мужчина. — Она сказала, что это невежливо — возвращать подарки. Сказала, что больше ничего передавать не будет.
Наступила зима. Анна Васильевна не позвонила даже в Новый год. Дмитрий сам набрал ее номер, отошел в сторону, чтобы поздравить.
Разговор был коротким. Потом он сообщил жене, что поедет к матери на пару часов первого января.
С тех пор Анна Васильевна общалась только с сыном. Тот визит с пирожками и куклой так и остался последним.
Стена, выросшая за одну вечернюю ссору, оказалась слишком высокой и прочной, чтобы ее можно было разрушить одним лишь желанием.
Они так и остались по разные стороны — две семьи, связанные лишь формальным родством и горьким осадком от дорогостоящих подарков.