Я год копила на отпуск у моря, откладывая каждую копейку в конверт с надписью “На море!”. Муж лишь посмеивался, называя мои желания “глупостями”. В пятницу я уехала к маме, а когда вернулась в понедельник, денег в конверте уже не было. Он забрал всё, до последней купюры, чтобы вложиться в очередную “гениальную” идею. Но он не знал главного: его мелкая кража была последней сценой в моем спектакле. И этот поступок он оплатил собственным браком.
***
Кухня тонула в сером ноябрьском сумраке, который не мог разогнать даже резкий свет диодной лампы под потолком. Анна сидела за столом, обхватив руками чашку остывшего чая. Напротив, за ноутбуком, сидел Вадим. Он не смотрел на нее. Он никогда не смотрел на нее, когда был занят «важными делами» — то есть почти всегда. Его лицо, с вечно поджатыми губами и легкой брезгливостью во взгляде, было подсвечено холодным экраном монитора.
— Вадик, а представляешь, как сейчас хорошо где-нибудь у моря? — тихо сказала Анна, больше для себя, чем для него. — Чтобы солнце, песок горячий, и волны так… ш-ш-ш…
Он оторвался от экрана с таким видом, будто она оторвала его от спасения мира.
— Аня, какие моря? У нас ипотека сама себя не выплатит. И вообще, эти твои «мелкие радости» — пустая трата времени и денег. Взрослые люди думают о серьезных вещах: об инвестициях, о будущем. А не о том, чтобы валяться на пляже.
Каждое его слово было как маленький ледяной осколок, впивающийся под кожу. Обесценивание. Это было его главное оружие. Ее желания всегда были «мелкими», ее мечты — «глупостями», ее чувства — «истериками». За десять лет брака она почти разучилась хотеть чего-то для себя. Почти.
Но в этот вечер что-то изменилось. Она посмотрела на его сосредоточенное, чужое лицо и поняла: хватит. План, который смутно зрел в ее голове уже несколько месяцев, наконец-то обрел четкость. Это будет ее последняя зима в этой квартире.
Она молча встала, подошла к шкафчику, где хранились канцелярские принадлежности. Достала обычный почтовый конверт и толстый черный маркер. Вернулась за стол. Вадим снова погрузился в свой ноутбук, не обращая на нее внимания. Анна аккуратным, немного дрожащим почерком вывела на конверте два слова: «НА МОРЕ!» Знак восклицания получился жирным, вызывающим.
Потом она открыла кошелек, достала оттуда две хрустящие пятитысячные купюры — остаток ее скромной зарплаты бухгалтера в маленькой фирме. Она демонстративно, с легким шорохом, вложила их в конверт.
— Что это за цирк? — не отрывая глаз от экрана, процедил Вадим.
— Это не цирк. Это мой отпускной фонд, — голос Анны звучал на удивление ровно. — Я решила, что заслужила отдых. Буду откладывать с каждой зарплаты. И к следующей осени уеду. Одна.
Он наконец поднял на нее глаза. В них плескалось холодное веселье.
— Откладывать? Ты? Смешно. Ты же через месяц потратишь все на какую-нибудь очередную безделушку. На море она собралась… Ты даже не представляешь, сколько это стоит.
— Теперь представляю. И накоплю. Увидишь.
Она встала и прикрепила конверт магнитиком к холодильнику. Прямо на самом видном месте. Белый прямоугольник с дерзкой надписью смотрелся вызывающе в их стерильно-серой кухне. Это была перчатка, брошенная в лицо его тотальному контролю.
— Ну-ну, — хмыкнул Вадим и снова уткнулся в монитор. — Играйся.
Он не понял. Не понял, что это была не игра. Это было объявление войны. Тихой, женской, беспощадной войны, в которой главным оружием станет его собственная жадность и эгоизм. Анна вернулась к своей чашке. Чай совсем остыл, но ей впервые за долгое время было тепло. Она смотрела на конверт и уже слышала шум прибоя. Только это был не шум моря. Это был шум ее будущей свободы.
***
Начался долгий, тщательно спланированный спектакль. Анна стала актрисой, а вся их квартира — сценой. Единственным зрителем был Вадим, и он, сам того не зная, был и главной целью постановки.
Каждого десятого числа, в день зарплаты, Анна совершала ритуал. Она приходила домой с работы, наливала чай, садилась за кухонный стол и с подчеркнутой деловитостью доставала из кошелька деньги. Она пересчитывала их, разглаживала купюры на столе, а потом торжественно, купюра за купюрой, убирала их в конверт «НА МОРЕ!». Конверт на холодильнике пух от месяца к месяцу.
— Сегодня положила еще пятнадцать тысяч, — как бы между прочим сообщала она Вадиму, который смотрел телевизор в гостиной. — Уже почти треть суммы есть! Я тут смотрела отели в Греции, такие виды…
— Лучше бы на эти деньги купила нормальную сковородку, эта уже вся облезла, — доносился его раздраженный голос. — Все у тебя какие-то фантазии в голове.
В другой раз она купила глянцевый журнал про путешествия. Вечером, сидя рядом с ним на диване, она с упоением его листала, вздыхая над фотографиями лазурных бухт и белоснежных яхт.
— Вадик, посмотри, какая красота! А? Представляешь, лежишь на таком пляже, и никаких забот…
Он выхватил у нее из рук журнал, брезгливо перелистал его и бросил на столик.
— Макулатуру скупаешь? Десять тысяч картинок и ни одной умной мысли. На эти деньги можно было бы оплатить интернет на два месяца. У тебя в голове ветер гуляет, Аня. Всегда гулял.
Она не спорила. Она лишь кротко улыбалась и забирала свой журнал. Каждое его уничижительное слово было для нее не оскорблением, а подтверждением. Подтверждением того, что она на верном пути. Внутри нее росла не обида, а холодная, расчетливая ярость. Она подпитывала ее решимость, как сухие дрова подпитывают огонь.
Иногда он пытался сменить тактику. Он подходил к ней, когда она в очередной раз пересчитывала «отпускные», и говорил вкрадчивым тоном:
— Анечка, ну зачем тебе этот конверт? Это же просто глупо — держать дома такую сумму наличными в наше время. Давай я закину их на свой инвестиционный счёт? Пусть работают, приносят доход. Деньги должны делать деньги, а не лежать мертвым грузом под магнитиком.
Ее сердце на секунду замирало. «Неужели сейчас?» Но она была готова.
— Нет, Вадик, спасибо, — она мило улыбалась, пряча конверт за спину. — Мне так спокойнее. Когда я вижу их, я чувствую, что моя мечта становится ближе. Это… мотивирует.
«Мотивирует». Какое смешное слово. Ее мотивировало совсем другое. Ее мотивировала мысль о том дне, когда этот конверт опустеет.
Он отходил, раздраженно пожимая плечами. Он не мог понять ее «бабскую логику». Деньги, которые просто лежат, были для него абсурдом. Он, человек «рациональный» и «современный», видел в них упущенную выгоду. Он смотрел на пухлый конверт, и в его глазах загорался холодный огонек азарта. Анна видела этот огонек и мысленно аплодировала себе. Спектакль шел по плану. Приманка работала. Рыба уже кружила вокруг наживки, и оставалось только дождаться, когда она ее заглотит.
***
Весна сменилась летом. Конверт на холодильнике стал неприлично толстым. Анна уже не могла просто добавлять в него деньги — приходилось вынимать всю пачку, добавлять новые купюры и аккуратно убирать обратно. Иногда, когда Вадима не было дома, она доставала их. Пачка была тяжелой, пахла типографской краской и чужими руками. Больше ста тысяч рублей. Целое состояние для нее. И целое искушение для него.
В один из воскресных дней она поехала к родителям на дачу. Мать, полная женщина с добрыми, но усталыми глазами, сразу повела ее в беседку, подальше от отцовских ушей.
— Ань, звонил вчера Вадим. Жаловался, — начала она без предисловий, выставляя на стол чашки с травяным чаем.
— И на что же на этот раз? — устало спросила Анна.
— Говорит, ты совсем от рук отбилась. Деньги копишь какие-то, его не слушаешь. Говорит, ты стала чужая. Анечка, дочка, что у вас происходит? Он же муж тебе. Может, надо быть помягче?
Анна смотрела на мозолистые материнские руки, на ее тревожное лицо, и чувствовала, как ледяной кокон решимости, который она так долго выстраивала вокруг себя, начинает трескаться.
— Мам, ты не понимаешь. Он меня не ценит. Он… он душит меня. Я задыхаюсь рядом с ним.
— Ох, дочка, все так живут. Думаешь, у нас с отцом всегда все гладко было? Стерпится — слюбится. Мужчина в доме — это опора. Он же не пьет, не бьет, деньги в дом приносит. Что тебе еще надо?
«Что мне еще надо?» Этот вопрос эхом отдавался в ее голове. Ей надо было, чтобы ее считали за человека. Чтобы ее мечты не называли «глупостями». Чтобы ее просто любили. Но как это объяснить матери, которая всю жизнь прожила по принципу «лишь бы не было хуже»?
— Мам, он меня не уважает. Он считает меня пустым местом.
— Ну, поругались, с кем не бывает. Помиритесь. Ты женщина, ты должна быть мудрее. Уступи. Ради семьи. Куда ты одна пойдешь? На свою зарплату квартиру снимать? Не выдумывай, Аня.
Она вернулась домой опустошенная. Слова матери, как семена сомнения, упали в ее душу. А может, и правда, она все придумала? Может, Вадим не такой уж и плохой? Может, стоит попробовать еще раз, поговорить, найти компромисс?
Она вошла в квартиру. Вадим сидел на диване, окруженный коробками от новой техники. Огромный изогнутый монитор, игровая клавиатура с подсветкой, навороченная мышь.
— О, пришла, — бросил он, не поворачивая головы. — Помоги мне тут разобрать. Решил апгрейд сделать. Старый комп совсем уже никуда не годится.
— Вадик… откуда это все? Это же… это очень дорого.
Он наконец обернулся. Его лицо сияло самодовольством.
— Взял в кредит, конечно. Мужику нужно иногда себя баловать. Это же не на пляже лежать, это вложение в комфорт и, можно сказать, в работу. Я же иногда из дома работаю.
Он сказал это так просто, так буднично. Он даже не подумал посоветоваться с ней. Он просто взял и потратил сумму, равную половине ее «отпускных», на свои игрушки. В тот момент все сомнения, посеянные матерью, испарились. Ледяной кокон вокруг ее сердца снова сомкнулся, став еще толще и прочнее.
Она молча подошла к холодильнику и с силой поправила конверт.
— Молодец, — сказала она ледяным тоном. — Хорошее вложение.
Он не заметил ее тона. Он уже снова возился со своими коробками, как ребенок с новогодними подарками. А Анна смотрела на его спину и понимала: уступать больше нельзя. Компромиссов не будет. Только побег. И ей нужны были не просто деньги. Ей нужно было неопровержимое доказательство его ничтожности. Доказательство для матери, для подруг, для всего мира. И главное — для самой себя.
***
Лето перевалило за середину. Дни стали короче, а пачка денег в конверте — толще. Анна перешла к следующей фазе своего плана. Теперь она не просто говорила о море, она начала «планировать» поездку в деталях.
— Вадик, я нашла просто потрясающий маленький отельчик на Крите! — щебетала она за ужином, показывая ему на экране планшета фотографии белого домика, увитого бугенвиллией. — Отзывы отличные. И цена приемлемая. Думаю, на следующей неделе буду бронировать.
Вадим оторвался от своей тарелки. Его взгляд скользнул по планшету, а затем задержался на конверте на холодильнике. Анна видела, как в его голове щелкают невидимые счеты. Он прикидывал сумму.
— И сколько же стоит твой «потрясающий отельчик»? — спросил он с плохо скрываемым интересом.
— Ну, на десять дней с перелетом выйдет где-то сто семьдесят тысяч. У меня уже есть сто сорок. Осталось совсем чуть-чуть! Еще одна зарплата — и все.
Она видела, как дрогнул его кадык. Сто сорок тысяч. Наличными. Лежат в обычном бумажном конверте на кухне. Для него, человека, мыслящего категориями «быстрых денег» и «выгодных вложений», это было за гранью понимания. Это было почти физически больно.
В этот период у Вадима появилась новая «гениальная бизнес-идея». Его приятель по спортзалу, такой же самоуверенный дилетант, предложил ему вложиться в «супер-прибыльный стартап» — доставку «эко-продуктов» из деревни.
— Аня, ты не понимаешь! — горячо убеждал он ее, размахивая руками. — Это золотая жила! Сейчас все помешаны на ЗОЖе. Мы будем привозить творожок от настоящей коровы, а не эту магазинную химию. Окупится за полгода! Нужен только стартовый капитал. Машину-рефрижератор взять в аренду, сайт сделать… Тысяч двести для начала хватит.
— Вадик, это же авантюра, — осторожно говорила Анна, играя роль благоразумной жены. — Где мы возьмем такие деньги? У нас ипотека, твой кредит за компьютер…
— Вот именно поэтому и нужно рисковать! — распалялся он. — Чтобы выбраться из этой кабалы! Вечно ты мыслишь как бухгалтерша из ЖЭКа! Мелко, Аня, мелко! Нужно мыслить масштабно!
И его взгляд снова и снова возвращался к холодильнику. К белому конверту, который манил, дразнил, обещал легкое решение всех проблем. Анна чувствовала его взгляд физически. Он был похож на взгляд хищника, выслеживающего добычу.
Она подливала масла в огонь.
— Завтра пойду узнавать насчет шенгенской визы, — как бы невзначай бросила она однажды утром. — Говорят, сейчас долго делают, надо заранее.
Она видела, как напряглась его спина. Виза. Бронь отеля. Это означало, что деньги скоро покинут конверт. Окно возможностей закрывалось. Он должен был действовать.
За несколько дней до «часа икс» она разыграла финальную сцену. Вечером, когда он вернулся с работы, она встретила его с сияющим лицом.
— Все! Я накопила! Сегодня была зарплата. В конверте ровно сто семьдесят пять тысяч! В понедельник иду покупать билеты и оплачивать отель! Я так счастлива, Вадик!
Она обняла его, прижалась к его жесткому, напряженному телу. Он неуклюже похлопал ее по спине.
— Да-да… я рад за тебя, — пробормотал он.
Но она чувствовала, как бешено колотится его сердце. Не от радости за нее. От жадности. От лихорадочной работы мысли: как забрать эти деньги? Как сделать это так, чтобы она не сразу заметила?
Наживка была идеальной. Крупной, сочной, беззащитной. И хищник уже приготовился к прыжку. Анне оставалось только отойти в сторону и дать ему сделать свое дело.
***
Пятница. Сумка с самым необходимым — смена белья, паспорт, старые фотографии и немного денег на первое время — была собрана уже неделю и спрятана в глубине шкафа, под стопкой зимних свитеров. В той же сумке, в потайном кармашке, лежал билет на поезд. Не в теплые края. В другой, серый и дождливый, но свободный город, где ее ждала университетская подруга.
Анна суетилась на кухне, собирая вторую сумку, «публичную» — с гостинцами для мамы. Она действительно ехала к родителям на выходные. Это было частью плана. Последний визит в роли послушной дочери, последний раз увидеть их лица перед тем, как исчезнуть. Официальная версия — «помочь маме с закрутками перед моим отъездом».
— Я, наверное, у мамы до понедельника останусь, — сказала она Вадиму, который с отсутствующим видом ковырялся в телефоне. — А в понедельник утром от нее сразу в турагентство. Чтобы время не терять.
— Да, конечно, езжай, — равнодушно отозвался он, не отрывая взгляда от экрана. — Отдохни.
В его голосе не было ни капли тепла, только плохо скрываемое нетерпение. Он хотел, чтобы она уже ушла. Анна это чувствовала.
Она надела легкое пальто, поправила волосы перед зеркалом в прихожей. В отражении на нее смотрела решительная, немного уставшая женщина с холодным блеском в глазах. От прежней испуганной Ани не осталось и следа.
— Ну, я поехала, — сказала она, подойдя к нему. — Не скучай тут.
Она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку. Он коротко чмокнул ее в ответ, даже не повернув головы.
— Пока. Позвони, как доедешь.
Это было так буднично, так фальшиво. Последний поцелуй. Последние слова в этом доме.
Уже стоя у двери, она обернулась и бросила последний взгляд на кухню. На холодильник. Белый конверт висел на своем месте, толстый и соблазнительный. Их взгляды встретились на долю секунды. В его глазах она прочла все: нетерпение, жадность и уверенность в собственной безнаказанности. В ее — он не прочел ничего. Пустоту.
Все выходные она была образцовой дочерью. Помогала матери на кухне, слушала ворчание отца про политику, улыбалась и кивала. Но внутри у нее все было заморожено. Она смотрела на своих родителей, на их привычный, годами устоявшийся быт, и понимала, что прощается. Она знала, что они ее не поймут. Будут звонить, плакать, уговаривать вернуться к «надежному» мужу. Поэтому она не могла сказать им правду. Ей нужно было, чтобы даже они увидели, кто такой Вадим на самом деле. Чтобы его поступок стал неопровержимым доказательством.
В субботу вечером, перед сном, мать зашла к ней в комнату.
— Ты какая-то тихая, Ань. Все хорошо? Радоваться же должна, скоро на море полетишь.
— Я рада, мам. Просто устала немного, — Анна улыбнулась. — Все будет хорошо.
В воскресенье вечером она обняла родителей на пороге.
— Ну, ни пуха ни пера тебе с путевкой! — сказал отец.
— Позвони, как все оформишь! — крикнула вдогонку мать.
Анна села в электричку, идущую обратно в город. Она смотрела в окно на проносящиеся мимо дачные домики и леса. Спектакль окончен. Теперь остался последний, самый важный штрих. Она знала, что Вадим будет уже на работе. Квартира пуста. И конверт на холодильнике тоже пуст. Она ехала не в турагентство. Она ехала забрать свои последние вещи, оставить записку и захлопнуть дверь в свою прошлую жизнь. Навсегда.
***
Вадим дождался, пока звук удаляющихся шагов Анны окончательно затихнет на лестничной клетке. Он выждал еще минут десять для верности, прислушиваясь к тишине. Потом встал и прошелся по квартире. Тишина. Непривычная, гулкая тишина без ее вечной суеты и болтовни. Хорошо-то как.
Он прошел на кухню. Сердце стучало чуть быстрее обычного. Вот он, конверт. Белый, толстый, как будто насмехающийся над ним. «НА МОРЕ!». Какая глупость. Сто семьдесят пять тысяч рублей. Улетят за десять дней на какой-то дурацкий пляж. А у него тут реальное дело горит. Шанс, который выпадает раз в жизни.
«Это же абсурд, — пронеслось в его голове. — Держать такие деньги в бумажке, когда они могут работать». Его внутренний голос тут же нашел удобное оправдание: «Я не краду. Я просто принимаю волевое управленческое решение. Ее отпуск — это прихоть, а мой бизнес — это инвестиция в наше общее будущее. Ничего страшного, поедет на свое море в следующем году. Или через год. Дело не ждет, а море никуда не денется».
Он подошел к холодильнику и снял конверт. Пальцы немного дрожали. Не от страха. От предвкушения. Он вытряхнул содержимое на стол. Аккуратные пачки купюр, перетянутые аптечными резинками. Он быстро пересчитал. Все сходилось. Сто семьдесят пять тысяч. Он усмехнулся. Какая она все-таки предсказуемая, его Аня. Простая, как три копейки.
«Она же все равно потратит их на ерунду, — продолжал он свой внутренний монолог, убирая деньги во внутренний карман куртки. — На отель этот дурацкий, на тряпки. А я пущу их в дело! Я приумножу наш капитал! Фактически, я делаю это ради нас обоих».
В этот момент он почувствовал себя невероятно умным. Хитрым. Настоящим стратегом. Он бросил взгляд на опустевший конверт. Повесить его обратно было нельзя — она бы сразу заметила, что он легкий. Он быстро сообразил: схватил со стола пачку офисной бумаги, отмерил на глаз нужную толщину, сложил листы в плотный брикет и засунул в конверт. Тот снова обрел приятную полноту. Вадим усмехнулся своей находчивости и повесил обманку на место.
Он налил себе виски, прошел в гостиную и включил свой новый игровой компьютер. Запустил какую-то стрелялку. Мощная видеокарта без труда тянула графику на максималках. Жизнь была прекрасна. Он был хозяином положения. Он все контролировал.
В субботу он встретился с приятелем, отдал ему деньги. Они ударили по рукам, выпили за будущий успех. Вадим чувствовал эйфорию. Он — бизнесмен, человек дела. А не какой-то там офисный планктон.
Вечером ему написала Анна: «Как ты там? Не скучаешь?»
Он быстро напечатал ответ: «Все норм. Работаю. Ты как?»
«Устала, помогаю маме. В понедельник вечером буду дома ».
«Отлично, — подумал он. — Как раз к ее приезду подготовлюсь к разговору». Он решил сказать прямо. Ну, почти прямо. «Объясню ей, как маленькой. Что возникла уникальная возможность, и я, как глава семьи, принял решение инвестировать наши общие сбережения. Да, она будет кричать. Может быть, даже плакать. Ну и что? Покричит и успокоится. Подуется пару дней и простит. В конце концов, куда она денется? Зато потом, когда бизнес пойдет в гору, она еще спасибо скажет».
Он был абсолютно уверен в своей правоте и в своей власти над ней.
Завтра вернется Аня, и он поставит ее перед фактом. Он не просто украл ее отпуск. Он отменил его ради «высшей цели», в очередной раз доказав, кто в доме принимает решения. Он лег спать в воскресенье вечером довольный собой. Он не знал, что это была его последняя спокойная ночь в этой квартире.
***
В воскресенье вечером Анна вернулась. Но не в их общую квартиру. Она приехала в свою новую, пустую, пахнущую свежей краской съемную однушку, которую сняла на пару дней. Она заказала пиццу, открыла бутылку вина, которую купила по дороге, и включила на ноутбуке фильм. Она не чувствовала ни тоски, ни страха. Только огромное, всепоглощающее облегчение. Будто с плеч сняли многотонный груз, который она носила десять лет.
В понедельник утром она проснулась от солнечного света, бьющего в окно. Она потянулась, улыбнулась. Никто не упрекал ее, что она слишком долго спит. Никто не требовал завтрак. Тишина была не гнетущей, а целительной.
Она не спеша собралась и поехала в их старую квартиру. Ключи все еще подходили. Она вошла внутрь. Квартира была пуста. Вадим был на работе. Анна прошла на кухню. Сердце даже не екнуло. Она подошла к холодильнику и сняла конверт. Легкий, почти невесомый. Она заглянула внутрь. Пусто.
Она положила его на середину кухонного стола. Рядом положила свой ключ от квартиры. Затем достала из сумки лист бумаги и ручку. Несколько секунд она смотрела на белый лист, а потом быстро написала несколько строк.
Она прошла в спальню и открыла шкаф. В самой глубине, под стопкой зимних свитеров, ее ждала заранее собранная сумка. Она закинула ее на плечо — не тяжелая, но в ней было все самое ценное, что не измерялось деньгами: документы, несколько фотографий, любимая книга и пара вещей, с которыми были связаны теплые воспоминания о ее жизни, жизни до него. Больше ей ничего не было нужно из этого дома. Почти все, что ее окружало, было куплено им, выбрано им, пропитано его духом. Она обошла квартиру прощальным взглядом. Чужие стены. Чужая мебель. Чужая жизнь.
Она вышла, не оборачиваясь. Дверь захлопнулась с тихим щелчком. На этот раз — навсегда.
Вадим вернулся домой в седьмом часу, уставший и довольный. Он предвкушал, как сейчас бросит Ане, что занял ее деньги «на благо семьи». Он уже продумал речь — немного снисходительную, немного отеческую.
Он открыл дверь. Тишина. Странно. Она должна была уже вернуться.
— Аня! — крикнул он в пустоту коридора. — Ты дома?
Ответа не было. Он прошел на кухню. И замер.
На столе лежал пустой конверт «НА МОРЕ!», а рядом — записка. Его сердце пропустило удар. Он схватил листок. Аккуратный, до боли знакомый почерк.
«Спасибо, что оплатил мой билет в новую жизнь. На море я, конечно, не поехала. Но отпуск от тебя — это лучшее, что могло случиться. P.S. Можешь не пытаться меня найти».
Он несколько раз перечитал записку, но смысл ускользал от него, как песок сквозь пальцы. Какая новая жизнь? Какой билет? Это шутка? Розыгрыш?
Он бросился к шкафу, рывком распахнул дверцы. На первый взгляд все было на месте — ее платья и блузки висели ровными рядами. Это на секунду сбило его с толку. «Что за игры?» — пронеслось в голове. Но потом его взгляд упал на туалетный столик. Шкатулка, где она хранила свои скромные украшения — подарки от мамы и бабушкину брошь — была открыта и пуста. Он выдвинул верхний ящик комода, где всегда лежала папка с документами. Пусто. Ни паспорта, ни диплома. Исчезли и несколько вещей, которые он считал хламом, а она почему-то берегла: старая плюшевая игрушка, пара любимых книг, фоторамка с ее университетскими подругами. Одежда висела на месте, но ее личные вещи — исчезли. И это было страшнее, чем пустые полки.
И тут до него начало доходить. Медленно, страшно, неотвратимо.
Конверт. Ее показательное накопление. Ее восторги по поводу отеля. Ее поездка к маме. Это все было не то, чем казалось. Это была декорация. Ловушка. А он, самоуверенный идиот, попался в нее, как мышь в мышеловку.
Он не просто украл ее отпускные. Он собственными руками дал ей идеальный повод уйти. Не просто уйти, а уйти победительницей. Она унизила его, выставила мелким воришкой и эгоистом в глазах всех, кому она расскажет эту историю. И главное — она сделала это его же руками.
Он сел на стул посреди пустой кухни. Его взгляд уперся в холодильник, стоявший напротив. На его белой дверце, на том самом месте, где еще вчера висел конверт, теперь одиноко висел магнитик. Он смотрел на этот магнитик и впервые за десять лет почувствовал не превосходство, а оглушающую пустоту. Он осознал, что его мелкая, трусливая кража стала не причиной, а лишь спусковым крючком для побега, который она планировала месяцами. Он не разрушил ее мечту о море. Он исполнил ее настоящую мечту — о свободе. И в этом море он только что утонул.