Когда Алина впервые увидела этот дом, ей показалось, что он смотрит на неё. Две одинаковые половины, будто близнецы, но такие разные. У соседей — аккуратные розовые занавески, пластиковые окна и спутниковая тарелка. А их половина — облупившаяся штукатурка, старые деревянные рамы и дикий виноград, который уже начал оплетать забор.
— Зато наш, — сказал Максим, обнимая её за плечи.
Алина улыбнулась. Она верила, что это начало чего-то настоящего.
Кредит оформили на неё. У Максима были проблемы с официальным доходом, а её зарплаты бухгалтера хватало. Всё казалось логичным: они же пара, они строят будущее.
— Я потом вложусь, — обещал он. — Как только подтяну дела.
Она кивала, не сомневаясь.
Дни складывались в однообразную череду: работа, магазин, ужин. Максим всё чаще задерживался — то на стройке, то у друзей. Возвращался поздно, пахнущий потом и иногда пивом, целовал её в макушку и садился у телефона.
— Как день? — спрашивала Алина.
— Нормально, — бурчал он, не отрываясь от экрана.
Она пыталась расспрашивать, шутить, но его ответы становились короче.
Но иногда, по выходным, всё менялось. Они выбирали плитку для кухни, спорили о цвете стен, смеялись над кривыми углами дома. Максим рисовал схемы на салфетках, Алина искала скидки на стройматериалы. В эти моменты она верила, что трудности — временные. Что вот-вот всё наладится.
А потом наступал понедельник, и дом снова становился тихим.
Однажды вечером в дверь постучали.
На пороге стояла пожилая женщина с двумя сумками и зонтом-тростью.
— Наконец-то добралась! — воскликнула она, не дожидаясь приглашения. — Как же я соскучилась по родным местам!
Алина замерла. Женщина уже снимала пальто, оглядывая прихожую оценивающим взглядом.
— Максим?.. — растерянно позвала Алина.
Он вышел из кухни, разводя руками:
— Бабушка, ты же говорила, что приедешь попозже…
— Что значит «попозже»? — фыркнула Галина Сергеевна. — Квартиру мне затопили, ремонт месяц минимум. Где же мне жить, как не у родных?
Алина молча сжала пальцы. Максим не смотрел на неё.
Галина Сергеевна оказалась женщиной с театральными манерами. За ужином она рассказывала, как играла в молодости в провинциальных театрах, как её чуть не пригласили в Москву.
— А ты, Алина, вообще творчеством увлекаешься? — спросила она вдруг.
— Нет, — смутилась та.
— Жаль. Женщина должна быть многогранной.
Перед сном Алина обнаружила, что бабушка переложила все крупы в банки и подписала их.
— Чтобы не путались, — пояснила Галина Сергеевна. — У тебя же тут полный хаос.
Максим только усмехнулся:
— Она же старается помочь.
Алина легла спать с тяжёлым чувством. Она ещё не знала, что это только начало.
Первый луч солнца пробился сквозь щель в шторах, но Алина уже не спала. Из кухни доносился стук кастрюль, бурчание радио и голос Галины Сергеевны, напевающей что-то из старых спектаклей.
Алина потянулась за халатом, но его не оказалось на привычном месте.
— Доброе утро, родная! — Галина Сергеевна стояла у плиты, затянутая в идеально выглаженный фартук. — Халат твой я постирала. Висит на балконе — такой тряпичный, ему бы уже давно на тряпки пойти.
На столе дымилась овсянка. Без сахара, без соли — «так полезнее».
Пока Алина собиралась на работу, бабушка успела:
– Перемыть все чашки («на них жирный налёт»).
– Переставить банки в холодильнике («молоко должно стоять слева!»).
– Развесить полотенца в ванной «правильным» образом.
— Ты не обижайся, — сказала Галина Сергеевна, замечая её растерянный взгляд. — Просто я привыкла к порядку.
Максим, жующий бутерброд на ходу, только хмыкнул:
— Бабуля у нас перфекционистка.
Алина молча доела пресную кашу.
После работы Алина задержалась у магазина, купила шоколадку и съела её в машине, прячась от воображаемых осуждающих взглядов.
Дома пахло жареной картошкой — но не её способом, а «как надо»: тонко нарезанной, с обилием масла.
— О, наконец-то! — Галина Сергеевна помешивала сковороду. — Я ужин почти приготовила. Только вот бельё твоё не стала трогать — висит, как попало. Разве что так сушат теперь?
Максим, сидящий с телефоном, поднял глаза:
— Спасибо, бабушка.
Алина почувствовала себя гостьей.
— Ты же понимаешь, это временно? — Максим повернулся к ней в кровати.
— Конечно, — прошептала Алина.
Но в темноте она разглядывала тень новой вазы на комоде (бабушкиной), аккуратные стопки книг (переставленных бабушкой) и понимала: границы её дома медленно стираются.
Через неделю Максим положил перед ней бумагу:
— Это просто формальность. Для бабушкиной страховки.
В графе «Собственник» стояло её имя.
— Постоянная регистрация? — Алина подняла глаза.
— Ну да. Она же семья.
За окном завыл ветер, и Алина впервые чётко осознала: этот дом может перестать быть её.
Утро началось с громкого стука в дверь. Алина, спавшая тревожно и урывками, вздрогнула и открыла глаза. Через тонкую стену доносился голос Галины Сергеевны:
“Да-да, заносите сюда! Аккуратнее, это же антиквариат!”
Алина накинула первый попавшийся халат и вышла в коридор. Там стояли двое грузчиков, вносящих массивный сервант. Галина Сергеевна, в нарядном домашнем платье и с идеальной укладкой, энергично руководила процессом.
“Что происходит?” – спросила Алина, протирая глаза.
“О, ты уже проснулась!” – бабушка обернулась к ней с театральной улыбкой. “Я решила, что нам катастрофически не хватает нормальной мебели. Этот сервант – семейная реликвия. Максим в детстве любил прятать в нем конфеты.”
Алина сжала кулаки. “Но это мой дом. Вы не могли хотя бы посоветоваться?”
Галина Сергеевна сделала шаг вперед. В ее глазах появился тот самый стальной блеск, который Алина уже начала бояться. “Дорогая, пока ты не родила детей, не вела хозяйство как следует и не создала настоящий семейный очаг – это просто помещение. А я делаю здесь дом.”
В этот момент зазвонил телефон. Максим. Алина с надеждой схватила трубку.
“Слушай, бабушка говорила про сервант. Это же круто, правда? Настоящая семейная вещь!”
Алина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. “Максим, мы должны поговорить. Серьезно.”
“Да-да, обязательно. Только не сейчас, у меня аврал на работе. Кстати, бабуля просила передать, чтобы ты оформила для нее пропуск в поликлинику. Ты же бухгалтер, разберешься с бумагами.”
Лицо Алины стало каменным. “Я поняла.”
Она медленно поднялась в спальню, закрыла дверь и опустилась на кровать. Взгляд упал на фотографию на тумбочке – они с Максимом в день покупки дома. Такие счастливые, такие полные надежд.
Из кухни доносилось позвякивание посуды и довольное напевание Галины Сергеевны. Алина взяла телефон и набрала номер старой подруги.
“Лена, это я. Помнишь ту студию, о которой ты говорила? Она еще свободна?”
Вечером, когда Максим наконец вернулся, он застал необычную тишину. Галина Сергеевна сидела в гостиной, разбирая старые фотографии.
“Где Алина?” – спросил он.
Бабушка не подняла глаз. “В своей комнате. Весь день какая-то угрюмая. Совсем не умеет держать себя в руках, прямо как твоя мать.”
Максим тяжело вздохнул и поднялся наверх. Дверь в спальню была приоткрыта. Алина сидела на кровати с ноутбуком на коленях.
“Привет,” – осторожно сказал он. “Что случилось?”
Алина медленно закрыла ноутбук. “Я съезжаю. Временно.”
Максим замер. “Что? Почему?”
“Потому что я больше не чувствую себя здесь дома.” Ее голос был ровным, слишком ровным. “Я сняла студию. Мне нужно побыть одной.”
Галина Сергеевна появилась в дверях как по волшебству. “Вот видишь! Я же говорила – у нее нет стержня. Настоящая женщина никогда не бросит свой дом!”
Алина встала. Впервые за все время она посмотрела бабушке прямо в глаза. “Это не мой дом. Это ваше владение. Я просто временная жилица.”
Она взяла заранее собранную сумку и прошла мимо ошеломленного Максима. В дверях обернулась: “Ключи оставлю под ковриком. Документы на дом – в сейфе.”
На улице шел дождь. Алина села в машину и долго сидела, глядя на фасад дома. Затем завела двигатель и медленно тронулась. В зеркале заднего вида она увидела, как в окне гостиной зажегся свет – Галина Сергеевна уже переставляла мебель.
Крохотная квартирка пахла свежей краской и одиночеством. Алина поставила чемодан у порога и медленно обвела взглядом голые стены. Ни сервантов, ни чужих фотографий, ни критики. Только четыре пустых угла и ее дыхание, отдающееся эхом.
Она включила свет — слишком яркий, без абажура. Разложила на полу купленный по дороге фастфуд (Галина Сергеевна терпеть не могла “эту отраву”) и села у окна. За стеклом мерцал ночной город — чужой, но хотя бы молчаливый.
Телефон завибрировал. Максим:
Ты серьезно? Просто возьмешь и уйдешь?
Алина отложила телефон экраном вниз. Впервые за долгое время ее выбор не требовал оправданий.
***
Проснулась от непривычной тишины — никто не хлопал дверцами шкафов, не комментировал ее сонный вид. На кухне Алина налила себе кофе (крепкий, с сахаром — “как у неустроенных женщин”) и уронила кружку. Стекло разбилось, коричневая лужа растеклась по полу.
Она замерла, ожидая привычного:
“Ну вот, опять! У тебя руки не оттуда растут?”
Но упрека не последовало. Только тиканье часов и ее внезапный смех.
**
— Ты выглядишь… живой, — сказал друг, передавая пакет с печеньем и вином. — В отличие от последнего раза.
Они сидели на полу — мебели еще не было. Артем слушал, как она рассказывала про сервант, про пропуск в поликлинику, про фразу “ты здесь никто”.
— И что теперь? — спросил он.
Алина крутила в руках бокал. — Не знаю. Но впервые за год я дышу.
Звонок от Максима.
Он пришел поздно вечером, пьяный. Голос хриплый, слова путаются:
— Бабушка плачет. Говорит, ты ее ненавидишь. Это правда?
Алина смотрела на луну за окном. — Я не обязана никого любить.
— Ты разрушаешь семью! — крикнул он.
Тишина. Потом щелчок — Алина положила трубку.
Юридическая консультация.
На следующий день адвокат, сухая женщина в очках, разложила перед ней документы:
— Постоянная регистрация Галины Сергеевны даст ей право проживания. Оспорить будет сложно. Но пока дом в вашей собственности — вы можете…
— Выселить их? — прошептала Алина.
— Законно потребовать освободить помещение, — поправила юрист.
Алина вышла из офиса, сжимая папку. Ветер трепал ее волосы — сегодня она не убирала их в “приличную прическу”.
Вечером она написала:
“Максим,
завтра в 10:00 я приду за своими вещами. Ключ от сейфа в конверте.
Если к 15:00 Галина Сергеевна не подаст заявление на снятие с регистрации — я начну процесс принудительного выселения.
Это не угроза. Это мой выбор.”
Она не поставила “люблю”. Не подписалась “твоя Алина”. Просто отправила сообщение и выключила телефон.
За окном горели огни — тысячи таких же одиноких окон. Но впервые ее одиночество было теплым.
10:00 — Возвращение.
Колеса чемодана стучали по знакомой дорожке к дому. Алина вдруг заметила, что виноград у забора поредел — Галина Сергеевна, видимо, сочла его “сорняком”. Ладонь дрожала, когда она вставляла ключ в замок. Последний раз.
В прихожей пахло чужими духами и лекарственными травами. На месте ее любимой вазы стоял бабушкин сервант, доверху забитый фарфоровыми безделушками.
“Ну наконец-то!” — Галина Сергеевна вышла из кухни в новом бархатном халате (Алина сразу узнала свой, подаренный матерью). “Я так и знала, что ты одумаешься.”
Максим стоял за ее спиной, не встречая глаз. На нем были те самые домашние тапочки, которые Алина купила ему на годовщину.
10:30 — Молчаливый сбор.
Алина методично складывала вещи в чемодан. Книги. Фотографии. Запасной комплект ключей, который Максим так и не забрал у нее за все годы.
“Это тоже берешь?” — Галина Сергеевна подняла со стола их общую с Максимом кружку “Лучшей паре на свете”.
Алина разжала пальцы. “Нет. Это уже не мое.”
За дверью спальни слышалось шарканье тапок — Максим так и не вошел.
11:15 — Обнаружение.
В ящике комода, под стопкой постельного белья, Алина нашла папку с документами. Открыла наугад — договор залога дома. Дата: две недели назад. Подпись Максима, подделанная под ее почерк.
Руки задрожали сильнее. Она вспомнила его пьяный звонок: “Ты разрушаешь семью!” Теперь понимала — он просто боялся, что она узнает.
11:45 — Конфронтация.
Алина вышла в гостиную с папкой в руках. “Объясни это.”
Максим побледнел. Галина Сергеевна резко встала: “Это вынужденная мера! Нам нужны были деньги на лечение!”
“Какое лечение?” — голос Алины звучал чужим даже для нее самой.
“Сердце… — бабушка театрально прижала руку к груди. — Ты же знаешь, какое у меня давление.”
Алина медленно достала телефон. “Я звоню юристу.”
Максим вдруг ожил: “Подожди! Мы все уладим! Я…”
“Ты что, Максим? — она впервые за все время повысила на него голос. — Снова пообещаешь? Как обещал вложиться в ипотеку? Как обещал, что бабушка поживет “немного”?”
Галина Сергеевна фыркнула: “И что ты сделаешь? Выселишь больную старуху?”
12:30 — Прощание.
Алина закрыла чемодан. Последний взгляд на дом — теперь она видела все трещины, которые раньше заклеивала надеждой.
“Завтра придет оценщик, — сказала она, не глядя на них. — А послезавтра — мой юрист.”
Максим бросился за ней: “Алина, давай поговорим…”
Она обернулась на пороге. “Мы уже год как не разговариваем, Максим. Ты просто не замечал.”
13:00 — После бури.
На парковке Алина опустилась на лавочку. В кармане жужжал телефон — Максим, юрист, снова Максим. Она выключила звук.
Вдруг заметила, что сидит ровно, без привычного сутуления. Как будто с плеч свалился невидимый груз. В голове звучала одна мысль: “Они больше не могут меня достать.
Первая капля дождя упала на документы в ее руках. Алина не стала прятать их. Пусть смывает.