— Ты в своём уме, Вить? Ты серьёзно предлагаешь отдать половину моей квартиры, чтобы заштопать ТВОИ с маман долги? — Ирина не повышала голоса, но в каждом слове сквозил такой арктический холод, что, казалось, у окна вот-вот посыплются стеклянные звёздочки.
— НАШЕЙ квартиры, — огрызнулся он, застыв в дверях кухни, словно незваный гость. Грязь с ботинок контрастировала с белоснежным полом. — Мы вообще-то в браке.
— Ой, Витенька, не смеши мои тапочки. В браке я только с тобой. А квартира — от бабушки. По завещанию. Не волшебная грамота, а документ, заверенный у нотариуса.
Ноябрьский день за окном истекал серостью. Не той благородной, сдержанной, а липкой, промозглой, когда снег ещё только снится, а слякоть въелась в душу, как старая обида. Окна «двушки» на Профсоюзной тоскливо глядели на облезлые качели и сиротливый клён, сбросивший последние рыжие слёзы. Ирина, кутаясь в тёплые носки и выцветшую худи, вдыхала с подоконника терпкий запах мокрого асфальта и чужого табака, стелившегося от подъезда.
— Ты прекрасно знаешь, зачем я это говорю, — Виктор всё-таки стянул ботинки, но вся его самоуверенность вмиг испарилась. — Маме нужно помочь. Там не такие уж и критичные суммы…
— Три кредита и кредитка — это «не критично»?! Ты меньше ток-шоу смотри, Витя. Там хотя бы иногда логика проскальзывает.
Он скривился, словно откусил лимон.
— Ты будто нарочно делаешь вид, что мы не семья.
— А ты будто нарочно забыл, что в семье не принято топить друг друга ради мамочки.
Ирина отвернулась от унылого пейзажа и прошла на кухню. Здесь дышало «её» — новые ручки на шкафчиках, светлая плитка, столешница, купленная на кровно заработанную премию. Здесь царил настоящий, не показной порядок, не тот инстаграмный глянец, что для лайков, а для жизни.
Она поставила чайник — нервная привычка. Когда мир давал трещину, ей необходимо было что-то кипятить. Словно вместе с паром улетучивалась чужая дурь.
— Послушай, — голос Виктора стал тише, почти змеиный, — Можно всё сделать красиво. Просто переоформить на меня долю. Для банка это будет солиднее выглядеть. Берём деньги, закрываем долги, вкладываем в реальное дело. Мама присмотрела вариант — небольшой салон возле метро. Никаких рисков.
— Ага. Ты, чей самый большой риск — выбор пельменей в «Пятёрочке», вдруг стал бизнес-гением? — Ирина усмехнулась, но смех застрял в горле горьким комком.
— Ты издеваешься?
— Нет. Я просто прозрела. И знаешь что? Мне даже обидно, что ты оказался настолько…предсказуемым.
Он замолчал. В квартире повисла тишина. Не уютная, домашняя тишь, а зловещая пауза перед бурей, как в третьесортной, но жизненной мелодраме.
— Ты изменилась после переезда сюда, — наконец процедил он. — Стала хозяйкой. Королевой. На всех смотришь свысока.
— Нет, Вить… Я просто стала у себя дома. А вот ты здесь теперь — как временный постоялец. С чемоданом маминых амбиций.
Его челюсти свело.
— Ну дай хоть ключи от квартиры. Чтобы мама могла заезжать, помогать, пока тебя нет.
— Стоп. Ты серьёзно не понимаешь, что это звучит как начало оккупации моей личной территории?
— Ты сгущаешь краски.
— Нет, это ты уже торгуешь тем, что тебе не принадлежит.
Виктор отвернулся, сорвал с вешалки куртку.
— Ты пожалеешь. Одна останешься.
— Лучше одна, чем с вами двумя против меня одной.
Дверь хлопнула. Не трагично, а мерзко. С тем самым гулким эхом, которое надолго оседает в углах.
Ирина опустилась на стул и уставилась на столешницу. Руки мелко дрожали, но не от страха. От ярости. Чистой, концентрированной, почти бодрящей.
«И всё-таки началось», — пронеслось в голове.
А ведь она так надеялась, что свекровь не сунет свой нос в её квартиру так быстро. Но Наталья Петровна, как опытный гроссмейстер, просчитывала ходы заранее.
Впервые она возникла на пороге всего неделю назад. С пакетом, в котором белели какие-то помятые эклеры и коробка чая из разряда «три пакетика по цене одного».
— Я тут мимо ехала, решила заглянуть. Посмотреть, где живёт настоящая хозяйка московской недвижимости, — улыбалась она, сканируя пространство жадным взглядом, будто попала в музей.
— Вы что, заранее новоселье празднуете? — ровным тоном спросила тогда Ирина. — Или просто изучаете планировку?
— Ой, да брось, — отмахнулась свекровь. — Мы же не чужие. Витя мне ключик дал, на всякий случай.
В тот самый момент у Ирины шевельнулось под ложечкой нехорошее предчувствие. Но она и представить себе не могла, насколько всё зайдёт далеко.
С тех пор визиты Натальи Петровны стали регулярнее коммунальных платежей. Она заглядывала «на минуточку», осматривала каждый уголок, раздавала советы с видом эксперта, после которых хотелось немедленно промыть уши:
— Шторы зря сняла, комната голая какая-то.
— Кран капает, вызови мастера, не бабское это дело.
— Мебель у тебя не по фэншую расставлена, оттого и в семье холодно.
Ирина молчала. Запоминала. Делала выводы.
Спустя пару дней после скандала Виктор нарисовался снова — не один. Семейный «сюрприз», агрессивный бонус.
Наталья Петровна вплыла в квартиру, словно её внесли послы доброй воли.
— Нам втроём нужно всё обсудить, — безапелляционно заявила она, не снимая перчаток. — Потому что ты, Ирочка, явно не врубаешься, как в семье дела делаются.
— А вы, Наталья Петровна, не понимаете, что это не ваши «дела», — Ирина скрестила руки на груди, словно возводя баррикаду.
Виктор нервно переминался с ноги на ногу у порога.
— Да не надо ссориться… Давайте просто поговорим…
— Вот именно, — резко повернулась к нему Ирина. — Говорить будем сейчас. Один раз. И больше к этой теме не вернёмся.
Свекровь одарила её приторной улыбкой. Как глазурь с залежалого пирожного: красиво только на вид.
— Мы не чужие тебе, Ирочка. А квартира в браке — это общее имущество. Всё, что нажито…
— Нажито — может быть. А унаследовано — нет. Вам разницу объяснить на пальцах или сами в интернете посмотрите?
Улыбка Натальи Петровны испарилась, как дым.
— Не дерзи. Мы по-хорошему пришли. У Вити есть право на свою долю. Минимум — на половину.
— Минимум — на уважение. Но он, кажется, променял его на мамины директивы.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула она. — Ты неблагодарная! Мы тебя, можно сказать, в семью приняли!
— Не надо врать, — спокойно возразила Ирина. — Вы меня не приняли. Вы меня терпели. Потому что я была удобной. А удобные люди рано или поздно заканчиваются, когда начинают задавать вопросы.
Снова повисла пауза. Вязкая, напряжённая.
Виктор сделал шаг вперед:
— Просто оформи на меня долю, и всё. Ты ничего не потеряешь.
Ирина медленно, холодно усмехнулась.
— Знаешь, что я теряю? Человека, за которого выходила замуж. Но его я, похоже, уже потеряла. А квартиру — нет. И не собираюсь.
Свекровь театрально вздохнула, закатывая глаза.
— Видно, что ты одна теперь не справишься.
— Наоборот. Я только сейчас и начала справляться.
Наталья Петровна молча извлекла из бездонной сумки какую-то пухлую папку и аккуратно водрузила её на стол.
— Тут всё написано. Оценка недвижимости, консультация юриста и заявление в суд. Если ты добровольно не захочешь по-хорошему — будем решать по-другому.
Виктор потупил взгляд. Ни слова. Ни поддержки. Ничего.
Ирина смотрела на эту папку и чувствовала, как внутри всё медленно, но верно закипает. Не чайник. Она сама.
— Забирайте, — отрезала она ледяным тоном. — Она вам нужнее. Для вашей игры в «чужая квартира — наш семейный бизнес».
— Ты ещё пожалеешь, — процедила свекровь, собирая бумаги. — Очень сильно пожалеешь.
— Пожалею, что раньше вас не раскусила. Вот это — да.
Они ушли.
Квартира вновь погрузилась в тишину. Но теперь в ней поселилось что-то новое. Не слабость. Не страх.
Готовность.
Вечером Ирина открыла ноутбук, зашла на сайт МФЦ и записалась на консультацию к юристу.
— Ну, здравствуй, хозяйка, — проскрежетал в трубке до боли знакомый голос, от которого у Ирины неизменно начинала конвульсивно дёргаться левая бровь. — Как почивала в своем замке?
— Сносно, — отрезала она, не отрывая взгляда от монитора. — Вы уже мысленно оккупировали жилплощадь или пока только с ознакомительной экскурсией пожалуете?
— У нас с Виктором серьезный разговор. Завтра к десяти будь любезна — встретишь провожатого. Оценщик.
— Пусть сначала научится здороваться, — процедила Ирина, обрывая связь.
Откинув крышку ноутбука, она устремила взгляд в окно, где унылый дождь монотонно превращал двор в безликую серую лужу, и вдруг рассмеялась. Тихо, почти торжествующе.
— Ну давайте, господа захватчики. Представление начинается.
На следующий день, ровно в десять-ноль-ноль, дверной звонок прорезал тишину квартиры.
На пороге возник мужчина лет сорока пяти — чопорный, с неизменным портфелем и настороженным выражением на лице, будто его отправили на сверхважную миссию в эпицентр семейного торнадо.
— Доброе утро. Я по вопросу оценки объекта…
— А я — по вопросу вторжения на мою суверенную территорию, — перебила Ирина, окидывая его оценивающим взглядом. — Кто режиссер этого спектакля?
— Эм… Виктор Сергеевич. Ваш супруг.
— Пока еще. Милости прошу, пока не передумала. Только без парада обуви, у меня тут не вокзал.
Он, словно крадучись, просочился в коридор, бросив мимолетный взгляд по сторонам.
— Квартира, безусловно, с шармом. Кирпич, потолки под небеса, район – лакомый кусочек…
— Комплименты оставьте для менее искушенных. Вас пригласили не флиртовать, а калькулировать. Так калькулируйте.
Пока оценщик орудовал рулеткой, исследуя каждый угол, Ирина поймала свое отражение в зеркале и лукаво подмигнула самой себе.
«Соберись, куколка. Они явились не чай распивать.»
Не прошло и двадцати минут, как на горизонте нарисовалась Наталья Петровна. Как всегда — без
предупреждения, без церемоний.
— Ну что, уже обнюхивает? — поинтересовалась она, вламываясь в квартиру, словно это была ее вотчина.
— Уже вынюхивает, — усмехнулась Ирина. — Может, еще тапочки ему предложите? Для полного погружения в домашний уют.
— Ты остришь, как будто не понимаешь, к чему все идет, — прошипела свекровь. — Мы хотели по-хорошему. А ты строишь из себя неприступную крепость.
— Нет, Наталья Петровна. Я просто не участвую в вашем балагане. Бесплатно и без энтузиазма.
Оценщик неловко откашлялся:
— Я, конечно, не вправе вмешиваться… но, согласно документам, квартира зарегистрирована исключительно на Ирину Сергеевну. Это неоспоримый факт. При отсутствии брачного договора раздел имущества осуществляется в судебном порядке.
— Мы и обратились, — ехидно вставила свекровь. — Заседание суда уже не за горами.
Ирина медленно обернулась к ней, скрестив руки на груди.
— Вы настолько уверены в триумфе, что уже прикидываете, в какой угол водрузите свой антикварный сервант?
Лицо Натальи Петровны непроизвольно дернулось.
— У тебя язык — как бритва. Но ты роешь себе яму.
— Не глубже, чем та, в которой я томилась последние пять лет, терпя ваше общество.
Когда дверь за оценщиком захлопнулась, свекровь отбросила маску благопристойности.
— Ты хоть осознаешь, что натворила? Ты разрушила семью!
— Нет, это ваш сын ее предал, — спокойно парировала Ирина. — А вы выступили в роли верного оруженосца. Такая у вас семейная синергия.
— Мы хотели как лучше.
— Вы хотели мою квартиру.
Наталья Петровна прищурилась, словно готовясь к нападению.
— Ты еще пожалеешь. Останешься одна, всеми забытая, бездетная, брошенная… В твоем возрасте это звучит как приговор.
И вот здесь Ирина впервые за долгое время улыбнулась. Искренне.
— Лучше быть одинокой волчицей, чем жить в окружении людей, которые видят в тебе ходячий банкомат с функцией подогрева варежек.
Распахнув дверь, она властно указала на выход.
— Представление окончено. Как только отыщете нового спонсора — обращайтесь. Но не ко мне.
Спустя несколько дней Ирина сидела в скромном, но уютном офисе напротив юриста — собранного, излучающего уверенность мужчины лет пятидесяти.
— Что касается вашей ситуации, — констатировал он, пробегая глазами по документам, — здесь все предельно четко. Наследство разделу не подлежит. У Виктора нет ни малейшего шанса. А уж у его матери — тем более.
— А если они начнут плести интриги? Гадить исподтишка? Осаждать мой дом?
— Вы смените замки. И все. Он для вас — пустое место.
Эти слова прозвучали как долгожданная мелодия.
Выпорхнув из офиса, Ирина набрала номер мастера.
— Здравствуйте. Мне необходима срочная замена замков. Да, сегодня же. Да, в ближайшее время. Благодарю вас, вы — мой спаситель.
Вечером, когда новые замки сияли непробиваемой сталью на двери, в подъезде раздались до боли знакомые шаги. А затем – настойчивый стук.
Сначала робкий, неуверенный, потом все настойчивее.
— Ира, открой. Умоляю. Мне нужно объясниться.
Голос Виктора. Уже без прежней самоуверенности. Скорее… полный отчаяния.
— Ты забыл ключ? Или совесть? — спросила она, не приближаясь к двери.
— Я оступился…
— Да ты не оступался. Ты подписывался под каждой своей ложью каждое утро.
— Это мама меня сбила с толку…
— А ты — взрослый мужчина. Пора бы уже нести ответственность за свои поступки, Витя.
Воцарилась тягостная пауза.
— Я не могу без тебя, — прошептал он.
— А я без тебя могу. И, знаешь, даже неплохо себя чувствую.
В ответ – молчание.
— Если ты сейчас уйдешь, — добавила она, — возможно, я даже сохраню о тебе воспоминания как о «муже, который был». А не как об «ошибке, которую я исправила».
За дверью раздался тяжелый вздох. А затем – глухие шаги, удаляющиеся по лестнице. Медленные, надломленные.
И тишина.
Прошло два месяца.
Судебное заседание завершилось в точности, как и предсказывал юрист — лаконично и без лишних проволочек. Сухое: «В удовлетворении иска отказать» — прозвучало для Ирины как долгожданный триумф.
На улице кружились первые снежинки. Не праздничные, сказочные, а простые, городские. Они приятно пощипывали щеки и румянили лицо.
Она шла по проспекту, вдыхая морозный воздух, и чувствовала, как впервые за долгие годы сбросила с плеч непосильный груз чужих ожиданий.
Вечером пришло электронное сообщение от Виктора:
«Я во всем виноват. Прости.»
Не раздумывая ни секунды, она нажала кнопку: заблокировать.
На кухне закипал чайник. За окном мерцали редкие огни в окнах соседних домов. А в квартире царили покой и умиротворение. Тепло. Без криков, без упреков, без чужих корыстных планов на ее квадратные метры.
Она забралась на подоконник, укуталась в плед и тихо произнесла в звенящую тишину:
— Здравствуй, новая жизнь. Только без лишних попутчиков.
И впервые за бесконечно долгий период времени не было боли. Была только свобода. И предвкушение того, что впереди — все по-настоящему.
Финал.