— Ты вообще в своём уме, Яр? — голос Алисы сорвался, как провод под напряжением. — Ты в очередной раз снял деньги с моей карты без предупреждения?!
Он даже не повернулся. Стоял в прихожей, возился с курткой, будто разговор был фоном к его жизни, а не главным скандалом сезона.
— Не ори. Надо было срочно, — буркнул он. — Маме на лекарства.
Алиса поняла: это не случайность. Это система. И она в этой системе — бесплатный банкомат.
— Срочно — это когда человек умирает, а не когда твоя сестра в очередной раз заказала какую-то «супертаблетку» с маркетплейса, — Алиса подошла ближе, встала между ним и входной дверью. — Сколько на этот раз?
Он наконец поднял глаза:
— Пятёрку.
— Последнюю пятёрку, Ярослав. Ту, что на свет.
Он пожал плечами. Вот это плечо — идеальный монумент равнодушию, хоть памятник ставь.
— Ну, найдёшь что-нибудь, не маленькая, — пробормотал он, натягивая кроссовки.
За окном ноябрь: мокрый, серый, липкий. Дождь мелкой сеткой зашивал город. На кухне — полутёмно, дешёвая лампа тускло моргала. На плите всё та же крупа, только теперь не казалась едой, а скорее наказанием. Кошка лениво смотрела с подоконника, как будто тоже думала: ну и цирк.
Алиса прошла к столу, села, уставилась в телефон. Ни копейки. Карта — пустая. До зарплаты девять дней. Девять. Чёртовых. Дней.
В спальне хлопнула дверца шкафа, Ярослав начал что-то швырять по полкам — искал чистую футболку.
— Яр, давай честно, — голос стал тише, но опаснее. — Ты вообще понимаешь, что происходит? Мы живём на мне. Ты — на мне. Твоя семья — на мне. Я для вас кто?
— Переста-а-ань, — протянул он с противным наездом. — Опять ты начинаешь. Я же объяснил — у матери давление, ей плохо.
— А мне нормально? — её смех прозвучал сухо, почти чужим. — Мне просто великолепно, Яр. Я обожаю жить от перевода до перевода, спасибо тебе за этот квест.
Он вышел в кухню, сел за стол. Глянул на кастрюлю и скривился, как будто в ней лежал его личный враг.
— Снова это? Ты вообще что-то кроме этого умеешь готовить?
И в этот момент условная «последняя нитка» внутри неё щёлкнула.
— Ты издеваешься? — она резко встала. — Я это готовлю, потому что ТЫ спустил всё на свою родню. Не на нас. Не на квартиру. Не на еду. А на них.
— Они МОЯ СЕМЬЯ, — рявкнул он.
— А я — кто? Временный проект? Приложение для оплаты счетов?
Ярослав резко поднялся, стул царапнул пол.
— Ты всегда всё переворачиваешь! Я тебе сказал — не нравится — не живи со мной!
Эта фраза повисла в воздухе слишком громко.
Она смотрела на него и думала: а ведь правда — почему я всё ещё здесь?
Позже, когда он ушёл «проветриться», Алиса полезла в комод. Там, под старым чеком и рассыпанной резинкой для волос, лежал её последний резерв — небольшая шкатулка. Открыла. Пусто. Ни купюры.
Сначала было просто недоумение. Потом — жар. Потом — холод.
Он вернулся через сорок минут, мокрый от дождя, спокойный, будто ничего важного не произошло.
— Где деньги? — спросила она тихо.
— Да что ты с этой пятёркой носишься… — устало вздохнул он. — Я же сказал, взял. Маме надо было срочно.
— Ты залез в мои личные деньги без спроса.
— Это всё равно «наше», — бросил он, падая на кровать и утыкаясь в телефон. — Не выдумывай трагедию.
Вот тогда Алиса и поняла — «нашего» уже давным-давно нет.
Ночь прошла пустой. Она не спала. Слушала, как за окном кто-то ездит по лужам, как шуршит ветер. Ноябрь в городе — это когда и не зима, и не осень: просто бесконечная усталость неба и асфальта.
Утром раздался звонок.
— Алисочка, — голос матери был каким-то стеклянным. — Папы не стало.
Мир будто остановился на паузе.
— Когда? — только и выдохнула она.
— Вчера вечером… Сердце… Прощание завтра.
Отец. Тень из прошлого. Человек, который ушёл из её жизни, как ошибка в черновике. И вот — конец.
— Я приду, — сказала она и сама не поняла, зачем.
Церемония была тихая. Несколько человек. Запах дешёвых цветов. Мать держалась из последних сил. Алиса смотрела на закрытый ящик и не чувствовала ни боли, ни прощения — только странную пустоту. Будто лист перевернули, а на новой странице пока ничего нет.
Когда она вернулась домой, Ярослав даже не поднял голову:
— Ты где болталась целый день?
— Отец умер.
— А… — он кивнул, как на новость о погоде. — Понятно.
И всё. Ни «соболезную», ни «как ты». Просто клик мышки и прокрутка ленты.
Прошло пару недель. Тишина стала обыденной. Потом однажды вечером снова зазвонил телефон. Мать.
— Алис… тут нотариус звонил. Папа тебе что-то оставил. Наследство.
Она даже усмехнулась:
— Смешная шутка.
— Это не шутка… Завтра нужно прийти.
В конторе пахло пылью, бумагами и какой-то чужой жизнью. Нотариус долго листал документы, потом поднял глаза:
— Ваш отец передал вам квартиру и денежные средства. Около пяти миллионов рублей.
В этот момент Алиса будто заново включилась в собственное тело.
Квартира. Деньги. Не убытки — а шансы.
На улице было всё так же сыро, серо, ноябрь по-прежнему портил всем настроение, но внутри у неё впервые за много лет было не пусто, а… тихо и мощно.
Вечером она рассказала всё Ярославу. Ни эмоций — просто факты. Он слушал молча. Очень внимательно. Слишком внимательно.
А потом его лицо буквально сменило режим:
— С ума сойти… Пять миллионов?! — он вскочил. — Лис, это ж другой уровень жизни! Мы машину возьмём, ремонт сделаем, уезжать будем отдыхать, слышишь?!
Он уже жил в этих деньгах, как будто они лежали у него под подушкой.
— Успокойся. Это не «мы», Ярослав. Это — моё.
Он будто не сразу услышал. Стоял посреди кухни с телефоном в руке, на экране уже открыта какая-то подборка машин. Чёрные, белые, дорогие, пафосные. Как будто автосалон уже ждёт его персонально у подъезда.
— В смысле «моё»? — он даже рассмеялся, но в этом смехе не было ничего весёлого. — Ты прикалываешься? Мы вместе живём. Значит, общее.
— Мы с тобой вместе жили и на моей одной зарплате, — спокойно, но чётко сказала Алиса. — И это у тебя не считалось «общим».
— Ты снова начинаешь считать, — глаза у него сузились. — Сколько можно копаться в прошлом?
— А ты решил, что прошлое исчезает, когда появляются деньги?
Тишина в кухне стала тяжёлой, как сырой воздух после ливня. Соседи где-то сверху гремели мебелью. За окном моросил мелкий ноябрьский дождь, стекло покрывалось мутной рябью.
— Значит так, — он положил телефон на стол, опёрся ладонями о столешницу. — Если ты действительно так собираешься себя вести, то ты вообще не тот человек, за которого я тебя принимал.
— Забавно. Я только сейчас поняла то же самое.
— Ну давай, скажи ещё, что я всё это ради денег, — язвительно бросил он. — Любимая тема у тебя теперь.
— А разве не так? Покажи мне хоть одно твоё сообщение, хоть один разговор, где ты рад за меня, а не за сумму.
Он замолчал. Перебирал что-то в голове, будто рылся в памяти, как в старом ящике. Но там, видимо, кроме его инициалов, ничего не лежало.
— Я просто хочу нормальной жизни, — наконец сказал он. — Разве это плохо? Мы сколько лет как нищие живём! А теперь есть шанс!
— Шанс есть у меня, — она указала себе на грудь. — Не у «нас». Ты за этот шанс палец о палец не ударил. Ты только научился тянуть из меня всё, что можно.
Он резко отвернулся, прошёлся по кухне, зацепил кастрюлю — та глухо звякнула.
— Да ты неблагодарная! — развернулся он. — Я с тобой был, когда у тебя вообще ничего не было!
— А я с тобой была, когда ты даже на проезд занимал. И что? Мы квиты? — голос стал холодным. — Или ты правда веришь, что твоё присутствие — это вклад?
Он шагнул ближе. Слишком близко. Запах его дешёвого одеколона смешался с влажным воздухом кухни.
— Ты сейчас очень пожалеешь обо всём, что говоришь.
— Я пожалела гораздо раньше. Просто сейчас наконец перестала молчать.
Он застыл, сжал челюсти. Несколько секунд было так тихо, что Алиса слышала, как капает вода из крана.
— Ты думаешь, я просто так это оставлю? — почти прошипел он. — Я подам в суд. Ты моя жена. Половина — моя.
Она даже слегка усмехнулась.
— Попробуй. И заодно всем расскажи, как ты выкачивал из меня деньги, пока сам «помогал семье».
— Ты уничтожаешь нашу семью, — бросил он.
— Нет. Я её просто наконец-то вижу такой, какая она есть.
Он ушёл в комнату, а потом в коридор. Дверь хлопнула так, что по стенам прошла вибрация. У Алисы внутри тоже что-то хлопнуло — но не больно. Скорее… освобождающе.
В ту же ночь она спала урывками. Утром поехала в ту квартиру. Свою.
Старый дом в спальном районе. Обычный подъезд, пахнущий пылью, шампунем и чьей-то кошкой. Ключ в замке провернулся неожиданно легко.
Внутри — пусто. Голые стены, старенький линолеум, потемневшие углы. Но окна — огромные. И свет из них лился такой, будто хотел смыть всё прошлое к чёрту.
— Ну здравствуй, — тихо сказала она самой себе.
Телефон ожил почти сразу.
Ярослав:
Ну что, остыла?
Алиса:
Я проснулась.
Ярослав:
Давай нормально поговорим. Я погорячился. Это всё стресс.
Она смотрела на экран и не чувствовала уже ничего, кроме усталого раздражения.
Алиса:
Всё нормально. Мы поговорим через адвокатов.
Через минуту — десятки звонков. Она выключила звук.
Через пару дней он уже писал длинные сообщения: то с обвинениями, то с мольбами, то снова с угрозами. Даже его мать вдруг проявилась:
— Ты должна понимать, семья — это святое, — говорила она в трубку тем самым липким голосом. — Ты не имеешь права так поступать.
— Я имею право не отдавать свою жизнь просто потому, что кто-то так решил, — спокойно ответила Алиса и сбросила вызов.
Судебная возня длилась почти два месяца. Он пытался доказать, что «планировали совместно», что «общее будущее», что «он знал, он вкладывался». Но там, где нужны были факты, у него были только слова. И обида.
Когда судья монотонно произнёс, что наследство не подлежит разделу, Ярослав даже не посмотрел на неё. Просто вышел, как будто она исчезла из этого мира.
В этот момент Алиса в первый раз за долгие годы почувствовала, как по-настоящему выдыхает.
Ремонт началcя зимой. Белые стены. Новый пол. Светлая кухня. Никакой серости. Никакой тяжести. Каждый метр — её выбор. Её решение. Её тишина.
Иногда ночью она всё ещё просыпалась от того, что ей казалось — вот-вот хлопнет дверь, раздастся раздражённое «опять?» или «где деньги?». Но вместо этого слышала только ветер за окном и редкие машины на мокрой дороге.
И в этой тишине не было одиночества.
В ней наконец-то была… свобода.
Она подошла к окну. Внизу светились окна других людей. Кто-то кричал друг на друга. Кто-то мирился. Кто-то врал. Кто-то терпел.
Алиса тихо сказала в пустоту:
— Главное — больше никогда не предавать себя. Даже из «любви».
И в этом моменте история наконец-то закончилась.
Не болью.
А точкой.
Финал.