Галина Викторовна пришла в эту школу в самый разгар учебного года. Зима стояла настоящая — с сугробами по колено, с хрустящим под ногами снегом и морозным воздухом, от которого щеки щиплет до слёз. Галина шла по заснеженной дорожке к крыльцу и никак не могла отделаться от странного чувства — будто всё это она уже где-то видела. Не здесь, не сейчас, а в какой-то другой, прошлой жизни, которая осталась далеко-далеко, за десятками прожитых лет. Когда-то и она сама так же шла в школу — с новым портфелем, в пальто с меховым воротником, волнуясь и радуясь одновременно. Тогда сердце билось от ожидания, от любопытства, от предвкушения. А сегодня — билось от тревоги.
Когда она вошла в учительскую, завуч — тётенька в очках с толстой роговой оправой — отложила бумаги, улыбнулась и вздохнула с облегчением:
— Галина Викторовна, вы нас прямо спасаете! У нас настоящее ЧП. Ваша предшественница… вышла замуж и уехала. Даже заранее не предупредила. Не знаю, что бы мы без вас делали.
— Понимаю, — кивнула Галина, хотя в душе всё ещё сомневалась. Правильно ли она делает? Ведь столько лет прошло с тех пор, как она стояла у школьной доски. После института она работала какое-то время в школе, а потом ушла в науку, несколько лет трудилась в институте над научными разработками. А тут, когда ее буквально умоляли вести в школе несколько уроков в неделю, она подумала – а почему бы нет?! Время свободное имеется, можно и совмещать подработку с основной работой.
Первый урок был в восьмом «Б». Её заранее предупредили: класс трудный, шумный, особенно один мальчишка — Максим Савельев. Галина только кивнула. Она не любила заранее формировать мнение, ведь каждый ребёнок индивидуален. Но едва она вошла в класс, поняла, что коллеги не преувеличивали. Класс гудел, словно улей. Кто-то спешно прятал телефон, кто-то обменивался записками, кто-то оживленно рассказывал об уровнях игры. Однако, увидев новую учительницу, ребята на секунду стихли. Несколько человек даже встали, как положено, — по старинке, с уважением.
— Здравствуйте, ребята, — сказала она уверенным, спокойным голосом.
Она начала урок так, как привыкла говорить с взрослыми людьми — не назидательно, а с увлечением, стараясь зажечь интерес. Рассказывала о материи, о том, что ничто не исчезает без следа, а только меняет форму — как снег превращается в воду, а вода — в пар. Казалось, дети слушают, но уже через десять минут с последней парты донёсся тихий смешок.
Тот самый Максим Савельев — кареглазый мальчишка с взъерошенными волосами, пародировал её интонацию:
— Материя, дети, не исчезает, а… — он вытянул слова, изображая серьёзность, — …а просто меняет форму!
— Савельев, — сказала она спокойно, — если ты считаешь, что физика тебе не нужна, можешь выйти. Только потом не удивляйся, когда жизнь столкнёт тебя с непонятными силами.
— Да я уже столкнулся, — с наглой ухмылкой ответил он. — С вами.
Галина почувствовала, как к лицу приливает жар. В её мире, где царил порядок и уважение, такого тона не допускали. Но показывать раздражение она не собиралась.
— Я — ваш учитель, — произнесла она ровно, сдержанно. — И мне бы хотелось, чтобы наши отношения строились на взаимном уважении.
— А мы вас не звали, — буркнул Максим.
Она посмотрела на него пристально, но не с упрёком — с любопытством. Что за мальчишка прячется за этой дерзостью? Почему ему так важно показать, что ему всё безразлично?
Жаловаться директору не хотелось. Пусть мальчишка резкий, но не злой. Она видела таких — за бравадой у них почти всегда прячется одиночество. Поэтому Галина Викторовна решила разобраться сама. После уроков пошла в учительскую, достала журнал и переписала адрес Максима Савельева.
Оказавшись у нужной двери, Галина подняла нерешительно руку и постучала. Дверь открылась почти сразу, и Галина замерла, не веря собственным глазам. Перед ней стоял мужчина — высокий, с теми же широкими плечами и знакомым изгибом губ. Проседь у висков только подчёркивала то, что когда-то в нём ей казалось притягательным — ту уверенность, внутренний стержень, спокойную силу. Игнат. Игнат Максимов.
— Галя?.. — он произнёс её имя едва слышно, будто боялся спугнуть наваждение.
— Игнат… — она выдохнула и почувствовала, как предательски дрогнули губы.
— Как ты меня нашла?
— Я не знала, что ты.., — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Я пришла по поводу Максима. Он немного… отвлекается на уроках. Я его учительница. Хотела с родителями поговорить. Не ожидала тебя здесь увидеть.
Взгляд Игната стал настороженным, колючим.
— Вот значит как… Учительница. Понятно. — Он шагнул ближе. — Послушай, Галя. Я его отец, и я сам разберусь, как его воспитывать.
— Я вовсе не…
— Не надо его трогать! — перебил он, уже громче. — Если хочешь поговорить со мной, заходи. Но о сыне разговор закрыт. И не смей сюда больше являться по этому поводу. Поняла?
Галина почувствовала, как всё внутри оборвалось. Она не ожидала ни злости, ни этого холода. Когда-то он смотрел на неё иначе — мягко, чуть прищурившись, тем самым взглядом, от которого хотелось смеяться и жить. А теперь перед ней был совсем другой человек.
— Поняла, — тихо сказала она. — Простите, что побеспокоила.
Дверь за её спиной громко хлопнула. Галина шла медленно, будто боялась упасть, хотя, казалось, падать ей уже и некуда. В ушах звенели его слова — холодные, режущие до боли: «Не смей сюда являться». И вдруг из глубины памяти начали всплывать моменты.
Когда-то, много лет назад, она проводила Игната в армию. Стояли на перроне, он держал её за руку и улыбался: «Дождись меня, Галь». И она ждала, семь месяцев и две недели, пока не пришло письмо — короткое, всего несколько слов: «Не жди, я женился. Прости».
Тогда она поклялась себе — больше никому не верить. Учёба, работа, снова учёба и работа — всё по расписанию, без лишних чувств, без ошибок. Только недавно позволила себе снова поверить мужчине. Леонид, её коллега. Спокойный, внимательный, рядом с ним она впервые за долгое время чувствовала себя не просто нужной — защищённой.
И вот теперь — этот урок судьбы. Слишком жестокий.
Она остановилась у остановки, достала перчатки, но руки дрожали. Хотелось просто сесть и расплакаться, но не могла. Слёзы — роскошь, на которую она давно не имела права.
Дождавшись автобус, Галина села у окна, и посмотрела на своё отражение в стекле — усталое, бледное, с потухшими глазами. Когда-то эта женщина была девушкой, у которой сердце билось от любви, а не от боли. Теперь — преподаватель физики, кандидат наук, и, кажется, больше никто.
— Вот как жизнь людей меняет… — прошептала она себе под нос.
На следующий день Галина Викторовна вошла в учительскую так, будто ничего не случилось. Сдержанная улыбка, журнал под мышкой, строгая прическа — всё как всегда. Только внутри всё было иным, будто мир слегка сместился.
Коллеги обсуждали контрольные, школьную олимпиаду, а она слушала и не слышала. Перед глазами снова и снова вставал вчерашний вечер: дверь, взгляд Игната, его голос, резкий и чужой. Казалось, всё это было лишь сном — горьким, непрошенным, но слишком реальным, чтобы забыть. Она не могла понять, зачем судьба так играет с людьми. Почему снова свела её с Игнатом, да ещё в таких обстоятельствах?
Стараясь, чтобы голос звучал безразлично, Галина осторожно спросила у коллег:
— А этот Савельев, Максим… Что-то он у нас совсем неуправляемый, да?
Марина Алексеевна, учительница биологии, вздохнула, поправляя очки:
— Да, раньше был хороший мальчик, спокойный. А теперь… грубый стал, дерзкий. Сердце у него болит, а показать не может — вот и злится на всех.
— А что случилось? — тихо уточнила Галина, чувствуя, как внутри всё замирает.
— Мать его ушла, — ответила Марина Алексеевна. — Год назад. Говорят, с каким-то иностранцем уехала за границу. А до этого дома скандалы были каждый день… Вот теперь он и срывается.
Галина кивнула. Теперь всё стало ясно. Его грубость, тот дерзкий смех, упрямство, раздражение — всё это не наглость. Просто защита. От боли, от обиды, от предательства. Как же ей это знакомо.
Весь день прошёл, будто в тумане. Она пыталась сосредоточиться на работе, объясняла детям законы физики, писала формулы на доске, но мысли возвращались к Максиму и к Игнату. Теперь ей было жаль обоих. Игнат, казавшийся холодным, наверное, просто устал бороться с тем, что невозможно изменить. А Максим — всего лишь ребёнок, потерявший мать и не умеющий справиться с этим.
К вечеру Галина поняла: она не может просто отмахнуться. Не может сделать вид, что ничего не произошло. Если уж судьба снова свела их, значит, для чего-то это нужно.
В выходной день она с утра взялась за дело: вытащила старую кулинарную книгу, замесила тесто, сварила крем, испекла простой домашний торт, аккуратно упаковала и, не давая себе времени передумать, надела пальто и вышла из дома.
На этот раз дверь открыл Максим. Увидев её, он нахмурился, губы сжались в полоску.
— Вы чего пришли? — спросил он грубо.
— Не бойся, Максим, я не по поводу школы. Я к твоему отцу. Мы с ним… знакомы. Давно.
Мальчишка прищурился, будто не поверил, потом плечи его чуть расслабились.
— Ладно, проходите. Отец сейчас выйдет.
Через пару минут из комнаты вышел Игнат. Вид у него был усталый, но глаза уже не такие холодные, как в тот вечер.
— Галя… — он чуть смутился. — Ты опять…
— Не сердись, — перебила она. — Я пришла извиниться. Хотя, признаться, не совсем понимаю, за что. Просто… тогда всё вышло как-то не по-человечески.
Игнат посмотрел на неё и вдруг улыбнулся — немножко грустно, немножко тепло.
— Наверное, я тоже должен извиниться. Когда тебя увидел, будто прошлое вернулось. А говорить о сыне тогда… не смог. Всё слишком больно.
Она кивнула, протянула торт.
— Давай хотя бы чай попьём.
Через несколько минут они уже сидели втроём за столом. Максим сначала хмурился, но потом всё же остался. Галина вспоминала, как они с Игнатом перешептывались на уроках, прячась за учебниками, как он подарил ей на день рождения в пятом классе золотую рыбку и с серьезным видом заявил, что та исполняет желания, как спорили на переменах о пустяках, которые тогда казались важными. Игнат смеялся, а Максим слушал, не перебивая, будто впервые видел отца другим — живым, настоящим.
Когда она собралась уходить, Игнат встал.
— Я провожу тебя, — сказал он просто.
— Не стоит, — возразила она. — Тут недалеко.
— Всё равно провожу, — повторил он упрямо.
Они вышли на улицу. Галина шла молча, боясь нарушить хрупкое равновесие, будто любое неосторожное слово могло разрушить тот тонкий мир, что только-только начал складываться между ними.
— Галя, — вдруг сказал Игнат, остановившись. — Тогда, когда у нас с тобой… всё оборвалось, ты ведь думала, что я предал тебя, да?
Галина вздохнула.
— А что ещё можно было мне думать? «Не жди, я женился». И всё. Ни объяснений, ни причин.
Он опустил робкий взгляд.
— Я не мог объяснить… тогда нельзя было.
Они двинулись дальше, и он заговорил медленно, словно боялся вспомнить прошлое.
— В армии у нас старшина был. Жёсткий мужик, но вроде справедливый. Часто просил — мол, сходи, Игнат, отнеси сумку домой, коробку какую. Ну, я и ходил. Дом был недалеко, жена его — женщина простая, а дочь… Элла. Весёлая, красивая, глаза озорные. Всё по-доброму сначала было. Она мне чай наливала, музыку ставила, болтала без умолку.
Он усмехнулся, но в усмешке было больше усталости, чем тепла.
— Молодой я был, дурак. После караулов, нарядов — приятно, когда к тебе по-человечески относятся. Потом она сама стала просить — «Посиди со мной, скучно одной». Ну, я и сидел. Чем в казарму возвращаться, лучше тут побуду, думал.
Галина слушала молча, не перебивая.
— А потом… старшина меня вызвал. Глаза злые, говорит: «Завтра идёшь в ЗАГС. С моей дочерью». Я думал — шутка. А он серьёзен. Мол, не подчинишься — не только невесту, мать родную не увидишь. И такую жизнь устрою, что сам попросишься, да поздно будет. Я пытался объяснить, Галя. Писал тебе, но письмо перехватили. Потом понял — бесполезно. Он всё держал под контролем.
Он замолчал на минуту, потом тихо продолжил:
— Я рассчитывал: отслужу — разведусь, всё объясню тебе. Только Элла беременной оказалась. Отцу сказала, будто от меня, хотя у нас с ней не было совсем ничего такого, а он, естественно, поверил ей. Ну, ребёнка записали на меня. Она фамилию свою оставила и сына записала так же, а назвала по моей фамилии — Максим.
Галина остановилась.
— Так вот почему Савельев.
— Да, — кивнул Игнат. — Элла Савельева. Тесть настоял, чтобы мальчик носил его фамилию. Говорил, моя «не годится». Потом и вовсе решил, что я должен остаться при части. Подставил, а потом сам же «вытащил» и стал шантажировать. Дескать, уйдёшь от дочери — получишь срок. Ну, я остался.
Он говорил спокойно, но голос временами срывался.
— А потом…уже привык. Максим рос, хороший парень был, умный. Элла его почти не видела — всё куда-то уезжала, возвращалась. Мне тогда уже было всё равно. Когда тесть погиб, я перевёз их сюда, в свой город. Думал, всё наладится. Но Элла и здесь не смогла усидеть. Ей вечно чего-то не хватало.
Галина слушала, стараясь не показывать, как сильно её задели его слова.
— И вот, год назад, — продолжал он, — заявила, что встретила… того самого человека, отца Максима, который ее бросил, узнав о беременности. Говорит: «Теперь всё иначе, мы будем вместе». Хотела Макса забрать, но он отказался. Тогда она сказала правду — что я ему не отец. Представляешь? Вот так прямо, в лоб. Но он всё равно выбрал меня. А я теперь боюсь лишний раз касаться этой темы. У него рана свежая. Любое слово — как соль.
Галина не знала, что ответить. Всё внутри было перепутано. Боль, воспоминания, растерянность, нежность — всё смешалось, как в вихре. У подъезда она остановилась.
— Спасибо, что проводил, — сказала тихо. — И за правду… тоже.
— Спасибо, что выслушала, — ответил он. — Я, может, и не заслужил, но всё равно хотел, чтобы ты знала.
Они помолчали ещё немного, словно не хотели расходиться, но всё было сказано. Галина кивнула, чуть улыбнулась и вошла в подъезд.
Ночью она почти не спала. Сидела на кухне, обхватив кружку с чаем, и думала. Всё, что она считала когда-то предательством, обернулось чужой болью и бессилием. Игнат не был виноват — просто обстоятельства оказались сильнее его. А она ведь столько лет жила с обидой, с убеждением, что его любовь была ложью.
Теперь всё рушилось, и она не знала, как быть дальше. Леонид… Он добрый, надёжный, уравновешенный. С ним спокойно, предсказуемо, без всплесков и бурь. И всё-таки где-то глубоко, под спокойной гладью, шевелилось что-то другое — сильное, горячее, как вулкан, пробуждённый внезапно.
«Нельзя, Галя, нельзя всё испортить, — уговаривала она себя. — Жизнь уже устоялась, хватит приключений…» Но мысли об Игнате не уходили.
После выходных Галина вошла в класс и сердце чуть дрогнуло, когда встретила взгляд Максима. Мальчишка сидел на своём месте, не ерзал, не шептался с соседями, не грубил и других не подзадоривал. Галина замечала это и, хоть старалась не показывать, радовалась. Значит, не зря тогда пришла. Значит, что-то в нём всё-таки просыпается. Так прошла учебная неделя, а потом, в пятницу, ей позвонил Игнат.
— Галя, — сказал он нерешительно, — в выходные мы с Максом собираемся на природу. Я тут машину подлатал, шашлыки хотим пожарить, воздухом подышать… Может, поедешь с нами?
И она согласилась.
День выдался солнечный, хоть и морозный. Они выехали за город, нашли уютное место, развели костёр. Потом жарили шашлыки, пили чай из термоса, играли в снежки. Максим смеялся, поддразнивал отца, а Галина ловила себя на том, что давно не чувствовала себя настолько живой.
Так постепенно, шаг за шагом, всё стало меняться. Максим не только перестал грубить, но и стал лучше учиться, даже однажды сам подошёл к Галине после урока:
— Галина Викторовна, можно я к вам зайду после занятий? Я хочу разобраться с задачами.
Она удивилась, но кивнула. С тех пор они занимались два раза в неделю, и мальчик быстро подтянул предмет, а со временем начал приносить хорошие оценки и по другим предметам. Учителя только удивлялись, как преобразился трудный Савельев.
Игнат не скрывал радости. Иногда, забирая Макса после занятий, он заходил в кабинет, спрашивал Галину, как дела. Вечерами они всё чаще звонили друг другу, обсуждали не только школу, но и жизнь.
Прошло несколько месяцев, и Галина поняла, что больше не может притворяться. Леонид не устраивал сцен, не обвинял, лишь положил руку ей на плечо и сказал:
— Ты заслужила быть счастливой. Если с ним — значит, так надо. От судьбы не спрячешься, как ни старайся.
Когда Игнат встретил её у школы, как обычно, она, не скрывая волнения, сказала:
— Я больше не хочу жить прошлым. Хочу быть с вами. С тобой и Максимом.
Он долго молчал, потом просто обнял её.
— Спасибо, — только и сказал. — Я уж думал, что никогда не услышу этого.
Максим воспринял новость спокойно.
— Ну, наконец-то, — усмехнулся он. — А то я уж думал, вы так и будете ходить кругами.
Жизнь постепенно вошла в своё русло. А потом, однажды, Галина сообщила за ужином:
— У нас скоро будет прибавление в семье.
Максим засмеялся, хлопнул ладонью по столу:
— Ну, замечательно! Я этого ждал! Я ведь скоро своей жизнью буду жить, а вам, чтоб скучно не было, конечно, нужен ребёнок!
Игнат улыбнулся, обнимая Галину.
— Вот видишь, все счастливы, — сказал он тихо.
А она только кивнула, чувствуя, как в груди поднимается волна тихой, тёплой радости — такой, которую она ждала всю жизнь.