Катя сжала палочку с двумя полосками так сильно, что побелели костяшки пальцев. Комната закружилась. Она опустилась на холодный кафель ванной, прислонившись спиной к стене. Беременна. Месяц после похорон мужа.
Телефон завибрировал на раковине. Свекровь. Катя смотрела на высвечивающееся имя, не в силах протянуть руку. Пять гудков, десять. Наконец экран погас.
Они познакомились три года назад, когда Костя впервые привез её в родительский дом. Елена Сергеевна встретила их на пороге — высокая, статная женщина с безупречной укладкой и холодным взглядом серых глаз. Взгляд скользнул по Катиной простой джинсовой куртке, потертым кроссовкам, растрепанным волосам.
— Мама, это Катя, — Костя светился от счастья. — Та самая девушка, о которой я тебе рассказывал.
— Очень приятно, — Елена Сергеевна едва коснулась протянутой руки. — Проходите. Только обувь снимите аккуратно, паркет недавно отполировали.
За ужином свекровь методично расспрашивала о родителях, образовании, работе. Каждый Катин ответ словно заносился в невидимую тетрадь и получал неудовлетворительную оценку.
— Медсестра, значит, — протянула Елена Сергеевна. — Костя, ты же говорил, что она врач.
— Я и не говорил, что врач, мам. Катя работает в реанимации, она спасает людям жизни.
— Конечно-конечно, — свекровь отпила вина. — Просто я думала… Ну неважно.
Но было важно. Катя это чувствовала каждой клеткой. Она была недостаточно хороша для единственного сына Елены Сергеевны.
Когда Костя сделал предложение, мать три дня не брала трубку. Потом пришла смс: «Поздравляю. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь».
Свадьба прошла в напряженной атмосфере. Елена Сергеевна всем своим видом демонстрировала, что присутствует здесь исключительно из вежливости. Когда Катина подруга уронила бокал шампанского на скатерть, свекровь произнесла достаточно громко:
— Ну что ж, окружение говорит само за себя.
Костя не слышал. Он кружил Катю в танце, целовал, шептал, как сильно любит. В тот момент ей казалось, что этого достаточно. Что любовь мужа защитит её от чего угодно.
Она ошибалась.
После свадьбы началась настоящая война. Молчаливая, изощренная, убийственная.
Елена Сергеевна появлялась в их квартире без предупреждения. Заходила на правах хозяйки — ведь это она помогла с первоначальным взносом по ипотеке. Проводила белой перчаткой по подоконнику, качала головой. Заглядывала в холодильник и цокала языком: «Костя, милый, ты же знаешь, что магазинные пельмени тебе нельзя, у тебя желудок слабый».
Она приносила судочки с домашней едой, расставляла их в холодильнике со словами: «Хоть нормально поешь, сынок». Катя молча убирала эти судочки обратно, готовила сама. Елена Сергеевна морщилась, пробуя: «Странный привкус. Ты случайно не забыла посолить?»
— Мам, всё прекрасно, — Костя накладывал себе добавку. — Катя отлично готовит.
— Конечно, сынок. Просто я думала, что суп должен быть погорячее. Или это модная теперь такая подача?
Катя сжимала зубы и молчала. Костя обнимал её потом на кухне, целовал макушку:
— Не обращай внимания. Мама просто… она привыкла всё контролировать. Но она добрая, просто не умеет показывать.
Катя кивала, зарываясь лицом ему в грудь. Хотелось верить.
Через год после свадьбы Елена Сергеевна начала интересоваться детьми. Сначала ненавязчиво: «Ну что, когда уже обрадуете бабушку?» Потом настойчивее: «Костя, тебе уже тридцать два. Мужчины в вашем возрасте уже должны задуматься о продолжении рода». И наконец откровенно: «Катя, милая, ты случайно не принимаешь что-то? Я просто хочу понять, в чём проблема».
Проблема была в том, что просто не получалось. Они старались, ходили к врачам, сдавали анализы. Всё было в порядке, говорили специалисты, просто нужно время.
— Время, — передразнила Елена Сергеевна. — У меня Костя родился через восемь месяцев после свадьбы. Видимо, дело в современных девушках. Всё карьера да карьера, а про главное женское предназначение забывают.
— Мам, какая карьера? — Костя нервничал. — Катя работает посменно в реанимации, она по двадцать четыре часа на ногах стоит.
— Вот именно, — свекровь торжествовала. — Какая беременность при таком стрессе? Я бы на твоём месте, Катя дорогая, бросила эту работу. Займись домом, собой. Глядишь, и результат не заставит себя ждать.
Катя молчала. Она любила свою работу. Любила чувство, когда вытаскиваешь человека с того света. Любила благодарность в глазах родственников. Её профессия была частью неё самой.
Но Костя вдруг задумался.
— А может, мама права? — осторожно начал он однажды вечером. — Может, действительно стоит взять паузу? Мы справимся финансово, я возьму дополнительные проекты…
Катя смотрела на него, не веря ушам.
— Ты хочешь, чтобы я бросила работу?
— Не бросила, взяла паузу. Временно. Пока не…
— Пока не рожу твоей маме внука?
— Нам, Катя. Нам обоим.
Она развернулась и вышла из комнаты. Заперлась в ванной и беззвучно плакала, кусая кулак.
Потом был тот страшный день в феврале.
Костя поехал на дачу к родителям — что-то с отоплением. Гололёд на трассе, встречная фура. Реанимация, в которой Катя сама иногда дежурила. Три дня на аппарате искусственного дыхания.
Елена Сергеевна сидела у постели сына, держала его за руку. Катя стояла у двери. Когда свекровь наконец вышла в коридор, их взгляды встретились.
— Это ты, — хрипло произнесла Елена Сергеевна. — Если бы не ты, он бы не был таким нервным, не ездил бы среди недели на дачу, чтобы просто побыть подальше от…
Она не договорила. Развернулась и ушла.
Костя умер на четвертый день. Тихо, не приходя в сознание. Катя стояла рядом, сжимая его холодеющую руку. Елена Сергеевна рыдала в голос. Катя не проронила ни слезы — слезы придут позже, ночью, когда она останется совсем одна в пустой квартире.
На похоронах свекровь не сказала ей ни слова. Стояла в окружении родственников, принимала соболезнования. Катя держалась поодаль. Ей казалось, что она не имеет права на горе рядом с матерью.
Месяц Катя существовала на автопилоте. Работа, дом, снотворное. Елена Сергеевна ни разу не позвонила. Катя и сама не звонила. Что можно было сказать?
А потом наступило утро с тошнотой и две полоски на тесте.
Катя сидела на полу ванной, прижимая к груди палочку. Ребёнок. Костин ребёнок. Кусочек её любимого мужчины, который останется с ней навсегда.
И ребёнок Елены Сергеевны. Внук, о котором она так мечтала.
Нужно сказать ей. Катя понимала это. Но рука не тянулась к телефону. Она боялась. Боялась, что свекровь попытается отнять у неё ребёнка. Боялась упрёков, что не уберегла сына. Боялась, что Елена Сергеевна захочет контролировать её беременность, роды, воспитание. Боялась, что эти девять месяцев превратятся в ад.
— Нечего мне названивать, сына нет, нас больше ничего не связывает! — голос свекрови взорвался в трубке, когда Катя всё-таки решилась позвонить вечером. — Резко сказала? Да, резко! Потому что я устала притворяться!
Катя молчала, не зная, что сказать.
— Но я хотела поддержать, поговорить… — наконец выдавила она.
— Поддержать? — в голосе Елены Сергеевны звучала истерика. — Ты хочешь меня поддержать? Ты отняла у меня сына! Если бы не ты, он бы жил! Жил, понимаешь?!
— Мы же навсегда теперь связаны, Костей, — тихо произнесла Катя. — Я понимаю вашу боль, я тоже…
— Связаны? Чем связаны?! Он умер! Умер из-за тебя! И нет никакой связи! Оставь меня в покое!
Гудки.
Катя держала трубку у уха, не в силах пошевелиться. Рука инстинктивно легла на живот, где под сердцем билась крошечная жизнь.
«Не узнает, — решила она. — Никогда не узнает. Это будет только мой ребёнок».
Но где-то глубоко внутри скребла мысль, что это неправильно. Что бабушка имеет право знать о внуке. Что ребёнку нужна семья, пусть и не идеальная.
Катя легла на кровать, свернувшись калачиком. За окном сгущались сумерки. В квартире было тихо — та звенящая тишина, которая приходит, когда ты остаешься совсем один.
Телефон снова завибрировал. Смс от подруги: «Как ты? Может, приеду?»
Катя начала набирать ответ, но пальцы замерли над клавиатурой. Как она? Беременна от умершего мужа. Ненавидима его матерью. Абсолютно одна с ребёнком под сердцем.
«Всё хорошо», — написала она. — «Спасибо, но сегодня хочу побыть одна».
Ложь. Она не хотела быть одна. Она хотела, чтобы Костя был рядом, обнимал её, радовался вместе с ней. Хотела, чтобы уих ребёнка был отец. Хотела, чтобы Елена Сергеевна вдруг превратилась в ту заботливую бабушку из книжек, которая вяжет пинетки и печет пироги.
Но реальность была другой. И Кате предстояло жить в этой реальности.
Она закрыла глаза, положив руки на живот.
— Привет, малыш, — прошептала она. — Я твоя мама. И я обещаю тебе: что бы ни случилось, я буду любить тебя. Сильнее всего на свете.
А завтра… Завтра она подумает, что делать со свекровью. Говорить или нет. И как жить дальше.
Завтра.