— Ты мне тут рот не открывай, ясно?! — резко бросила Светлана Павловна, так что ложка, лежавшая на столе, подпрыгнула и звякнула. — Пока живу — в моём доме будет мой порядок!
Марина застыла у двери, пальцы сжимали ручку сумки так, что побелели костяшки. В квартире пахло пережаренным луком и хлоркой — типичный запах её «второго дома». Или, если честно, кошмара с кастрюлями.
— Мам, ну чего ты опять начинаешь? — устало вздохнул Сергей, сидевший на краю табуретки, как школьник на разборе у классной.
— А чего она мне тут выкаблучивается? — Светлана Павловна ткнула пальцем в сторону невестки. — С утра пришла, даже не поздоровалась толком. Стоит, как королева, глаза к потолку закатила!
Марина медленно подняла взгляд. — Я поздоровалась, Светлана Павловна. Вы просто не услышали.
— Да? Ну, конечно, я же старая, глухая, — съязвила та, криво усмехнувшись. — Всё вы, молодые, про нас одно и то же думаете. Старьё, балласт, мешаем жить.
Сергей встал, провёл ладонью по волосам. — Мам, хватит, а? Мы просто зашли узнать, как ты, а ты сразу…
— А я как? Я замечательно! Только вот холодильник пустой, трубы текут, пенсия копейки, — она шумно поставила кружку на стол. — И не надо мне рассказывать, что вы «просто зашли». Уж знаю я, зачем!
Марина моргнула. — Простите, а зачем, по-вашему, мы пришли?
— За тем, что тебе, Маришка, совесть нечего жалеть, — Светлана Павловна наклонилась вперёд, глядя прямо в глаза. — Деньги у тебя есть. И квартира. А я что? Старуха без копейки!
Повисла тишина. Только часы на стене тикали, будто издеваясь — тик-так, тик-так, а воздух густел от напряжения.
Сергей потёр лоб:
— Мам, не начинай опять про деньги. Мы же это уже обсуждали.
— Нет, сынок, ты обсуждал! — парировала она. — А я сказала, что так дело не пойдёт. Я вам помогала, когда могли без копейки остаться! Я тебе, Серёженька, и супчик варила, и рубашки гладила, и Марине этой внуков бы понянчила, если б она не зазналась!
Марина опустила взгляд на плитку, где блестели капли воды. Слушать было тяжело. Каждый раз одно и то же: «я помогала», «я старалась», «я заслужила». Словно их жизнь — это долг перед Светланой Павловной, с процентами, пенями и штрафами.
— Я не зазнавалась, — тихо сказала Марина. — Просто хочу жить спокойно.
— Спокойно? — переспросила свекровь. — Это как — спокойно? Деньги прячешь от семьи, вот тебе и спокойно!
— Я ничего не прячу, — сдержанно ответила Марина. — Это мои накопления.
— Ага, ага, — с нажимом произнесла та, — а Серёжа, значит, пусть пашет, как конь, пока ты на проценты живёшь!
Марина почувствовала, как в груди закипает злость. Хотелось ответить, крикнуть, но внутри что-то удерживало — привычка, страх, усталость.
— Мам, — вмешался Сергей, — ну, хватит, правда. Не устраивай сцену.
— А что? Пусть знает, что я не дура! — Светлана Павловна вдруг поднялась, стукнула ладонью по столу. — Я вижу, как ты на меня смотришь, Мариночка. Думаешь, старая, глупая. Да я таких, как ты, по жизни видела!
— Светлана Павловна, пожалуйста, не переходите на личности, — спокойно сказала Марина, но голос дрогнул.
— А как тут не переходить, когда ты меня с порога холодом встречаешь?! — женщина резко вытерла руки о фартук. — Не жена, а льдинка какая-то!
Сергей выдохнул, будто из него вышел весь воздух. — Мам, хватит. Мы уйдём.
— Ага, уйдёте, — крикнула вслед Светлана Павловна. — Только не думайте, что так просто отделаетесь! Не дам я сыну жить с женщиной, которая мать не уважает!
Дверь хлопнула, и подъездный воздух обжёг холодом. Октябрь, мелкий дождь, грязные листья под ногами. Сергей шагал молча, плечи опущены.
— Она опять тебя задела, да? — наконец спросил он, не глядя.
Марина кивнула. — Опять.
— Ну ты не обижайся. Она просто… упрямая.
— Упрямая? — Марина усмехнулась. — Это ты так называешь то, что она делает?
— Марин, — вздохнул он, — она мать. Её не переделаешь.
«Мать», — отозвалось внутри гулко, как отбитый камень.
Да, мать. Но чужая. И очень опасная, если дать ей волю.
Они молча дошли до остановки. Дождь моросил, люди зябко кутаются в шарфы. Осень в этом году выдалась нудная — холодная, серая, вечно в слякоти. И Марина чувствовала себя такой же — выжатой, как мокрая тряпка.
В автобусе она смотрела в окно. Мимо тянулись серые дома, реклама окон, аптеки с красными крестами. Всё казалось одинаковым, как будто город застыл в унынии.
— Может, завтра к маме заедем? — осторожно спросил Сергей, когда автобус подпрыгнул на кочке.
Марина повернулась к нему с таким взглядом, что тот тут же добавил: — Ладно, ладно, не сейчас.
«Опять «к маме». Как будто у нас других дел нет», — подумала она, чувствуя, как изнутри поднимается тяжёлая усталость.
Вечером, уже дома, она долго сидела на кухне, глядя на чайник. Пары уходили к потолку, а в голове крутились слова свекрови: «Деньги прячешь от семьи… льдинка… эгоистка…»
Она вспомнила, как всё начиналось два года назад.
Тогда Светлана Павловна ей даже понравилась — аккуратная, энергичная, при параде. Сразу взяла инициативу: «Мы теперь семья, значит, держаться надо вместе».
А потом начались мелочи — вроде невинных замечаний, лёгких советов, «по-доброму».
«Не клади полотенца рядом с кастрюлями».
«Ты суп не пересолила? Мой сын любит посолонее».
«Сынок, а твоя жена не слишком часто у мамы своей бывает?»
И каждое слово, как заноза.
Марина тогда думала — потерплю. Любовь ведь. Главное, чтобы Серёжа рядом. А остальное наладится.
Не наладилось.
С каждым месяцем Светлана Павловна словно только разогревалась.
То намекала на то, что Марина «ловко устроилась с квартиркой», то рассказывала соседкам, что «невестка нынче пошла наглая, мужика под каблук».
И вот теперь — деньги.
Которые Марина честно копила. Не для шика, не на бренды — просто чтобы была подушка безопасности.
А теперь эта «подушка» стала яблоком раздора.
Она посмотрела на телефон. Новое сообщение от Сергея:
«Мама просила узнать, не сможем ли помочь ей с ремонтом. Только чуть-чуть, тысяч сто. Потом отдаст».
Марина закрыла глаза, стиснула зубы.
Потом отдаст.
Она знала — не отдаст. Никогда.
Но если скажет «нет» — будет война.
Если скажет «да» — потеряет себя.
На душе стало мерзко, как в сырую осеннюю ночь, когда сквозняк под рубашку.
Она встала, подошла к окну. За стеклом — фонари, мокрый асфальт, редкие прохожие.
И вдруг подумала: «А ведь это только начало. Дальше она пойдёт дальше. Деньги — потом квартира. Потом решит, как нам жить и с кем дружить».
Марина глубоко вдохнула.
Нет. Не позволит.
Марина проснулась от звука уведомления на телефоне.
Полвосьмого утра. Суббота. Сергея рядом не было — опять ушёл «на рыбалку», хотя, как она давно понимала, рыба там — последняя цель.
Сообщение от подруги Лены:
«Слушай, Марин, не знаю, как сказать, но твоя свекровь тут по двору такое несёт… Я, конечно, не поверила, но ты имей в виду».
Марина прочитала дважды.
Потом закрыла глаза, вдохнула.
Ну конечно. Началось.
На кухне пахло кофе, в окне — серое утро, мокрый асфальт и редкие прохожие с зонтами. Октябрь выдался промозглым, до костей. Марина включила чайник и почувствовала, как в животе неприятно сжалось. Не хотелось знать, что именно несла Светлана Павловна. Но и не знать — тоже было хуже.
Позже Лена позвонила:
— Ты не психуй, ладно? Просто расскажу, как есть.
— Давай, — сухо ответила Марина.
— Короче, Светлана Павловна сидела вчера у магазина с соседками. Знаешь, их компания — Галя, Нюрка и ещё та с собакой. Так вот, она им вывалила, что ты, мол, прячешь деньги от семьи, а Серёжка из-за тебя чуть кредиты не берёт. Мол, держишь мужа под каблуком и из-за этого у них в семье разлад.
— Она так сказала? — голос Марины сорвался.
— Ну… примерно в этом духе.
— А что соседки?
— Что-что. Кивали, как обычно. «Ай, Светочка, бедная ты женщина, досталась тебе невестка, конечно».
Марина слушала, и у неё сжимались кулаки. Вот она — новая тактика. Не напрямую давить, а из-под тишка. Через уши других.
— Спасибо, Лён, что сказала.
— Да не за что. Но ты аккуратнее. Она, походу, решила тебя морально доконать.
После звонка Марина долго сидела молча. Только чайник закипал, а она всё не шевелилась.
Доконает, — эхом звенело в голове.
Сергей вернулся вечером, пахнущий перегаром и дымом. Рыбы, как обычно, не было.
— Ну что, рыбак, как улов? — спросила Марина, даже не поднимая глаз от кастрюли.
— Нормально, — буркнул он, разуваясь. — С ребятами посидели, поболтали.
— С какими «ребятами»? — тихо уточнила она.
— Да с Витькой, Костяном… Ну, ты их не знаешь.
Марина ничего не ответила.
Сергей сел за стол, разлил суп, хлеб отломил, будто ни в чём не бывало. Потом вдруг сказал, не глядя:
— Мама сегодня звонила.
Марина подняла глаза. — И?
— Говорит, ты опять на неё обиделась.
— Я? Обиделась? Это она на меня сплетни разводит!
— Да не сплетни это, — замялся он. — Она просто волнуется. Думает, что ты на неё зла держишь.
— А я и держу, — спокойно сказала Марина. — После того, как она меня перед двором очернила.
Сергей нахмурился:
— Откуда ты знаешь?
— Люди рассказали.
— Ну мало ли кто что сказал. Может, переврали.
Марина усмехнулась. — Конечно. Все вокруг врут, одна твоя мама — ангел.
Он тяжело вздохнул, отставил тарелку. — Ты всё время с ней как на войне. Я между вами уже не знаю, куда деваться.
— Может, начни хотя бы с того, чтобы видеть, кто тут войну развязал?
Он молчал. Потом тихо сказал:
— Марин, я тебя люблю. Но мама — тоже семья.
Семья.
Это слово, казалось, он выжег ей на лбу. Семья, где одно слово «мама» перекрывает здравый смысл, уважение и любовь к жене.
Вечер прошёл в тишине. Марина лежала в спальне, слушала, как Сергей роется в телефоне.
На экране его отражения мелькали переписки. Она случайно заметила имя — «Мам».
Он писал: «Не переживай, я с ней поговорю. Всё решим».
Решим.
Интересно, что именно решим. Её жизнь? Её деньги? Её терпение?
Через несколько дней звонок в дверь.
На пороге — Светлана Павловна.
Вся при параде, в новом пальто, с сумочкой. Улыбается, будто ничего не было.
— Мариночка, здравствуй, солнышко. Можно?
Марина стояла молча. Потом нехотя отступила.
— Проходите.
Свекровь, не теряя времени, сразу направилась на кухню.
— Ох, уютно у вас. Всё как у людей. А у меня-то, представляешь, батареи еле греют. Я уж к ЖЭКу ходила — бесполезно. Думаю, придётся мастера вызывать.
Марина поставила чайник. — А зачем вы мне это рассказываете?
— Да так, делюсь. Вдруг у тебя кто знакомый есть.
— Нет, нету.
— Жаль. А то, знаешь, ремонт — дорогое дело.
Марина почувствовала, как внутри что-то хрустнуло. Опять про деньги. Опять обходными путями.
— Вы же пенсию получаете, — сухо ответила она. — На первое время хватит.
— Пенсия, милая, — фыркнула Светлана Павловна, — это на хлеб да лекарства. А ты у нас молодая, сильная. Тебе что, трудно помочь старшему человеку?
— Я уже отвечала, — Марина повернулась к ней. — Не просите больше.
— Вот ты как заговорила… — в голосе свекрови послышалась холодная сталь. — Серёжа, между прочим, переживает. Говорит, что ты изменилась.
— Да, изменилась, — Марина посмотрела прямо в глаза. — Теперь я не позволяю собой помыкать.
— Ты что, на меня намекаешь? — обиделась та. — Я ж тебе добра желаю.
— У каждого своё понятие о добре, — отрезала Марина.
Молчание. Только чайник зашипел, будто злился вместе с ней.
Светлана Павловна поднялась, поправила сумочку. — Ладно, не буду мешать. Только помни, Мариночка, — жизнь длинная. Всякое бывает. Не ровен час, тебе помощь понадобится, а вокруг никого…
Марина молча проводила её до двери.
Когда та ушла, ноги подогнулись. Села прямо на пол.
Вот она — угроза под видом заботы.
На следующий день Марина заметила, что на работе к ней стали относиться чуть настороженно.
Сначала коллега Таня спросила как бы невзначай:
— Слушай, а правда, что вы с мужем чуть не развелись из-за денег?
— Кто тебе такое сказал?
— Да так, кто-то из ваших знакомых.
Марина побледнела. Кто-то из знакомых. Конечно. Кто же ещё, как не Светлана Павловна?
Домой ехала как в тумане. Город шумел, неон отражался в лужах, машины шипели по мокрому асфальту. А в голове билась одна мысль: Она не остановится.
Вечером Сергей вернулся мрачный.
— Мама сказала, ты с ней грубо разговаривала.
Марина усмехнулась:
— Да я вообще рот не открывала почти.
— Значит, вид у тебя был такой, что ей стало неприятно, — буркнул он.
— А, то есть теперь я и видом виновата?
— Марин, ты сама всё усложняешь, — взорвался он. — Если бы ты хоть раз нормально с ней поговорила…
— Нормально?! — Марина сорвалась. — Я два года терплю, а ты говоришь — нормально!
— Да потому что она мать, понимаешь?! Мать!
— Да сколько можно прикрываться этим словом?! — крикнула она. — Мать — не бог! Она не имеет права лезть во всё подряд!
Сергей замолчал.
Постоял у окна, потом сказал тихо:
— Знаешь, Марин, мне тяжело между вами.
— Мне — тоже, — ответила она устало. — Но я хотя бы не вру и не манипулирую.
Он посмотрел на неё так, будто впервые понял, что жена — не просто «дополнение к уюту».
Но ничего не сказал. Только взял куртку и вышел.
Дверь хлопнула.
Марина осталась одна.
Телевизор бормотал что-то про рост цен, за окном кто-то ругался на парковке.
А внутри всё крутилось, как в стиральной машине: что теперь будет? сколько ещё выдержу?
Через полчаса звонок.
Лена.
— Ну что, опять новости, — сказала подруга. — Светлана Павловна сегодня в аптеке всем жаловалась, что ты от Серёжи деньги скрываешь и чуть ли не с кем-то переписываешься втихаря.
Марина закрыла лицо руками.
— Господи…
— Она тебя просто травит, Марин. Ты пойми, у неё цель — чтоб ты сама ушла. Тогда сын обратно к ней приползёт.
— Не дождётся, — тихо сказала Марина.
Прошла неделя.
Сергей стал всё чаще ночевать у матери. «Работа», «усталость», «по пути заскочил».
Марина уже не спрашивала. Только молча варила себе чай и слушала, как тикают часы.
Как-то вечером она решила зайти в магазин. И вдруг услышала за спиной знакомый голос:
— Да-да, представляешь, живёт с моим сыном, а всё своё держит при себе. Не жена, а бухгалтер какой-то.
Она обернулась.
Светлана Павловна стояла у кассы, болтая с продавщицей, будто специально громко, чтобы все слышали.
Марина подошла вплотную.
— Вам не стыдно, Светлана Павловна?
Та замерла, потом медленно повернулась.
— Ой, Мариночка, здравствуй. А что — правда, что ли? Я ж не вру.
— Вы — врёте. И прекрасно это знаете.
— Это ты так считаешь, — спокойно сказала она. — А я просто правду рассказываю. Люди должны знать, с кем мой сын живёт.
Марина посмотрела прямо в глаза.
— Вы добьётесь своего, знаете? Только не того, что думаете.
— Посмотрим, — усмехнулась свекровь и ушла, цокая каблуками.
Марина стояла, не чувствуя ног.
Все вокруг — кассирша, покупатели — молчали, делали вид, что ничего не слышали.
Но взгляды были красноречивее любых слов.
Позже вечером Сергей пришёл с мрачным лицом.
— Мама сказала, ты на неё в магазине наорала.
— Нет, — устало ответила Марина. — Я просто сказала, чтобы она перестала врать.
— Да ты с ума сошла! — взорвался он. — Зачем устраивать сцены на людях?
— Потому что она меня довела!
— Её, между прочим, сердце прихватило после этого! — рявкнул он.
Марина усмехнулась сквозь злость:
— Конечно, удобно. Всегда найдётся причина выставить меня виноватой.
Сергей посмотрел на неё, как на чужую.
— Я не знаю, что с тобой происходит, Марин. Раньше ты была другая.
— Да, — кивнула она. — Тогда я ещё верила, что можно всем угодить.
Он промолчал. Потом тихо сказал:
— Если бы ты была мягче, мама бы тебя полюбила.
Марина вдруг рассмеялась — горько, коротко.
— Она любит только себя, Серёжа. И тебя — ровно настолько, чтобы контролировать.
— Хватит! — крикнул он. — Не смей так говорить!
— А правду кто-то вообще здесь имеет право говорить? — спросила она тихо.
Он не ответил.
Схватил куртку и хлопнул дверью.
Марина долго сидела в темноте.
Где-то за стеной соседка сушила феном волосы, шумел телевизор.
А она думала только об одном: всё рушится.
Только вот — не снаружи, а изнутри.
Сначала ложь, потом молчание, потом недоверие. И вот уже человек, с которым ты делила кровать, защищает того, кто тебя разрушает.
Она подошла к зеркалу.
Лицо уставшее, глаза тусклые, как осеннее небо.
— Ну что, Марина, — сказала сама себе, — будешь дальше терпеть?
Ответа не было.
Марина в тот день шла домой с работы и чувствовала, что воздух будто натянут струной. Вроде всё как обычно — вечер, слякоть, люди бегут кто в метро, кто за продуктами, а внутри — дрожь. Как будто что-то готовится.У подъезда стояла Светлана Павловна.
В длинном пальто, с аккуратной причёской и тем самым лицом — будто собралась на суд, где уже уверена в своей правоте.— Здравствуй, — сказала она, когда Марина подошла.
— Добрый вечер, — ответила та, даже не пытаясь скрыть усталость.
— Нам нужно поговорить, — свекровь произнесла это тоном, каким обычно говорят: «Садись, будем решать твою судьбу».Марина вздохнула.
— Опять?— Опять, — твёрдо кивнула та. — Потому что вы с Серёжей слишком долго тянете.— Что тянем?— С квартирой, — просто сказала Светлана Павловна. — Пора решать, как дальше жить.Марина опешила. — Простите, с какой квартирой?— С этой, — спокойно ответила свекровь. — Твоей, как ты любишь подчёркивать.
Она посмотрела прямо в глаза.
— Серёжа сказал, ты хочешь всё на себя записать. А я считаю, это неправильно. Семья должна быть вместе, всё общее.Марина отшатнулась. — Это Сергей так сказал?— А что? Разве не так? — усмехнулась Светлана Павловна. — У тебя квартира, у него ничего. Непорядок.— Это мой дом. До брака купленный.— Ага, — протянула та. — Но теперь вы семья. И Серёжа должен быть в безопасности. Мало ли что…— В безопасности от кого? — Марина не выдержала. — От меня?— Ну ты не горячись, — мягко сказала свекровь, но глаза блестели холодно. — Я же по-хорошему. Просто предложила оформить долю на сына. Чтобы по-честному.Марина смотрела на неё, чувствуя, как внутри поднимается волна злости.
По-честному. У Светланы Павловны это слово значило: «чтобы всё было под моим контролем».— Нет, — тихо сказала Марина. — Этого не будет.— Ты подумай.— Уже подумала. Нет.— Значит, ты совсем не считаешься ни с кем, да? — голос свекрови стал жёстким. — Всё тебе, всё твоё. Эгоистка, как я и говорила.— Зато честная, — ответила Марина. — Я хотя бы не строю из себя святую, чтобы потом лезть в чужие дела.Светлана Павловна нахмурилась, губы сжались в тонкую линию.
— Ладно. Поговорим иначе.— Это как — иначе?— Через Серёжу.Марина вздохнула:
— Вот только его не трогайте, прошу.— Поздно, — сказала свекровь и пошла к выходу. — Он уже всё понял.Вечером Сергей пришёл поздно. Сел за стол, молча налил себе суп. Не ел — ковырял ложкой.
Марина смотрела на него и понимала — что-то произошло.— Что с тобой? — наконец спросила.Он долго молчал, потом сказал:
— Мама права.Марина чуть не рассмеялась от этого абсурда.
— В чём именно?— В том, что мы должны всё делать вместе. Квартира, деньги — всё общее. Так честно.— Честно? — переспросила она, глядя на него в упор. — Это мама тебе подсказала слово?— Нет, — буркнул он. — Сам понял. Мы семья, Марин. А ты ведёшь себя, как будто я тебе посторонний.— Потому что, Серёжа, ты давно не муж, а мамино продолжение.Он резко встал.
— Хватит! Ты всё время её обвиняешь!— Потому что она лезет! Везде! В каждую трещину нашей жизни! — Марина уже не сдерживалась. — И ты позволяешь!— Я просто не хочу ссор!— А я хочу правду, — перебила она. — И чтобы меня перестали считать кошельком с ногами!Он замолчал. Потом тихо сказал:
— Мама сказала, если ты не передумаешь, нам будет тяжело.— Это угроза, да? — Марина шагнула к нему. — Или просто предупреждение?— Не начинай, — отмахнулся он. — Я устал.— Устал? — Марина хмыкнула. — А я, по-твоему, отдыхаю? Каждый день, как по минному полю, между вами двумя!— Хватит! — он стукнул по столу. — Всё, мне это надоело!Марина кивнула. — Мне — тоже.Она взяла кружку, поставила в мойку.
— Знаешь, Серёж, ты всё время ищешь простое решение. Чтобы никто не обижался. Только так не бывает. Всегда кто-то платит.Он хотел что-то сказать, но не успел — зазвонил телефон.
Светлана Павловна.
Марина усмехнулась:
— Конечно. Как же без вечернего инструктажа.Он отошёл в коридор, говорил шёпотом. Но Марина слышала — стены тонкие.
— Да, мам, я сказал… Нет, она упёрлась… Что? Завтра? Хорошо, заеду.Когда он вернулся, на лице была усталость и какая-то решимость.
— Я завтра к маме.— Понятно.— Надо всё спокойно обсудить.— Только не втроём, — сказала Марина. — Мне вас двоих больше слушать нет сил.Он промолчал.Наутро Марина пошла на рынок. Купила яблок, пару свитеров на скидке. Хотелось отвлечься, почувствовать хоть что-то нормальное. Но внутри всё равно тревожно щемило.Когда вернулась, заметила, что дверь в квартиру приоткрыта.
Сердце ёкнуло.
Вошла — в прихожей стояла Светлана Павловна.— Что вы здесь делаете? — голос Марины сорвался.— А я вот вещи сыну собрала, — спокойно ответила та. — Сказал, переедет пока ко мне. Надо друг от друга отдохнуть.Марина застыла.
— Что?!— Не кричи. Он сам так решил. Я не настаивала. Просто помогла собрать.Марина подошла к шкафу — половина вещей Сергея действительно исчезла.
Она села на край дивана, не чувствуя ног.
— Вы всё-таки сделали это.— Я ничего не делала, — с невинным видом сказала свекровь. — Просто сын понял, где его дом.— Его дом — здесь! — вскрикнула Марина.— Был, — хмыкнула та. — А теперь — у матери.Марина резко встала.
— Уходите.— Мариночка, — мягко начала свекровь, — я понимаю, тебе тяжело. Но так будет лучше. Для всех.— Для всех — это для вас. Уходите.— А что ты будешь делать одна? — ядовито спросила Светлана Павловна. — Одна женщина — это ведь грустно. И опасно.— А вы не волнуйтесь, — Марина шагнула ближе. — Я справлюсь.— Не сомневаюсь, — усмехнулась та. — С твоим-то запасом денег.— Всё, достаточно! — Марина почти крикнула. — Вон из моей квартиры! Сейчас же!Светлана Павловна посмотрела на неё, прищурилась.
— Вот как ты заговорила… Значит, по-хорошему нельзя.— Нет, нельзя.— Ну что ж, — сказала та спокойно. — Посмотрим, кто из нас дольше протянет.И вышла, не оглянувшись.Вечером позвонил Сергей.
— Мам говорит, ты её выгнала.— А ты как думаешь? — устало спросила Марина.— Я не знаю. Всё запуталось. Может, нам действительно пожить отдельно.— Поживи.— Ты не хочешь поговорить?— Нет. У меня разговоров больше нет.— Марин…— Серёжа, я всё поняла. Вы с мамой — одно целое. И я туда не впишусь.Он помолчал. Потом тихо сказал:
— Прости.— Прощаю. Но дверь за собой закрой.Она отключила телефон.Прошло три дня.
Три тихих, странно спокойных дня. Без звонков, без визитов, без уколов.
Марина впервые за долгое время просыпалась не с тревогой, а просто — в тишине.Но вечером в дверь позвонили.
На пороге стоял участковый.
— Добрый вечер. Вы Марина Ивановна?— Да.— Вот заявление. От гражданки Светланы Павловны Котовой. Пишет, что вы препятствуете проживанию её сына, вашего супруга, в совместно нажитом жилье.Марина побледнела.
— В каком ещё совместно нажитом? Это моя квартира!— Ну, это уже суд разберёт, — развёл руками мужчина.Он ушёл, а Марина стояла посреди комнаты, чувствуя, как внутри всё горит.
Вот оно, дно. Вот до чего дошло.На следующий день она взяла выходной и поехала в МФЦ. Села к юристу, всё рассказала, до мелочей. Тот выслушал, кивнул:
— Классика. Попробуют через суд признать жильё совместным. Но если квартира куплена до брака, можете не переживать. Главное — документы не теряйте.— Не потеряю, — сказала Марина, и голос дрогнул.Выйдя на улицу, она вдохнула холодный воздух. Октябрь уже почти стёрся в ноябрь — листья превратились в кашу под ногами, небо низкое, как крышка кастрюли.
Но ей вдруг стало легче.
Она поняла: всё, хватит бояться.Через неделю Сергей пришёл.
Постаревший, с мешками под глазами.
— Можно войти?— Входи.Он встал у окна, не решаясь сесть.
— Я не хотел, чтобы всё так получилось. Мама… она просто…— Перестань, — спокойно сказала Марина. — Я больше не хочу слышать про твою маму.— Но ты ведь понимаешь, она добра желала.Марина усмехнулась.
— Добра? Ты хоть раз видел, чтобы от её «добра» кому-то стало лучше?Он опустил голову.
— Я запутался.— Нет, Серёжа, ты просто выбрал. Не меня.Он вздохнул.
— Я подам заявление на развод.— Хорошо, — кивнула она. — Я подпишу.Он поднял глаза.
— Марин, я… всё равно тебя люблю.— А я себя, — ответила она тихо. — Впервые за долгое время.Сергей ничего не сказал. Вышел.
И дверь за ним закрылась — не гулко, не громко, просто окончательно.Потом всё стало налаживаться.
Медленно, как после долгой зимы.
Марина снова стала смеяться на работе, встречаться с Леной, пить кофе по утрам, слушать музыку.
Светлана Павловна больше не появлялась. Суд она проиграла. Сергей уехал — вроде в Сочи, «на новую жизнь».А Марина осталась в своей квартире. Сама.
Не богатая, не «счастливая по учебнику», но свободная.Иногда вечерами она выходила на балкон, смотрела на огни города и думала: всё ведь просто — каждому своё «хватит».
Одни его говорят слишком поздно, другие — никогда.
Она — сказала вовремя.И это спасло её.Вот и всё.
История замкнулась, но не обрушилась — она переросла себя.
Марина не стала героиней, просто человеком, который перестал бояться жить по-честному.
А дальше — осень, чай, работа, подруга Лена и её собственный, тихий дом, где наконец можно выдохнуть.
Конец.