— Ты увидишь, Наташ, Геныч — это человек-праздник. Где он — там смех, шум, жизнь кипит. С ним точно не соскучишься, — Константин с гордостью говорил о младшем брате, пока они накрывали на стол в ожидании гостя. — Он пробивной, хваткий, всего сам добился. Просто иногда бывает… ну, слишком прямой. Ты не обращай внимания, у него душа нараспашку.
Наталья улыбалась. Она всегда радовалась, когда Костя говорил о своей семье с такой теплотой. За пять лет их брака она ни разу не видела Геннадия, который мотался по заработкам где-то на севере, и его переезд в их город казался добрым знаком, предвестником больших и дружных семейных застолий, о которых она всегда мечтала.
Геннадий оказался именно таким, как описывал муж. Высокий, широкоплечий, с громким, заразительным смехом и цепким, оценивающим взглядом, который он тут же остановил на Наталье. Он вручил ей букет алых роз, слишком торжественный для первой встречи, и флакон дорогих духов, слишком личный для подарка от почти незнакомого человека.
— Константин, я тебя поздравляю! Такую женщину отхватил — просто сокровище! — прогремел он, стискивая ладонь брата и не сводя с Натальи маслянистых глаз. — Наташенька, рад знакомству. Наконец-то!
Весь вечер он сыпал анекдотами, рассказывал байки о суровой северной жизни и постоянно делал комплименты Наталье. Сначала это было приятно, потом — немного утомительно. Он называл её «наша королева», «хозяйка медной горы» и при каждом удобном случае старался прикоснуться: то поправит якобы выбившуюся прядку волос, то положит свою тяжёлую ладонь на её плечо, объясняя что-то брату. Константин сиял от гордости, подливал Гене коньяк и хохотал громче всех. Он не замечал, как Наталья под конец вечера стала чуть более сдержанной, как её улыбка стала натянутой.
Странности начались через неделю. Геннадий стал захаживать в гости. Но делал это по какой-то своей, особой логике. Он всегда появлялся через полчаса после того, как Костя уходил на свою сменную работу на заводе, и уходил за час до его возвращения. Первый раз он пришёл с ящиком инструментов.
— Привет, Наташ! Костян жаловался, что у вас тут полка на кухне шатается. Я мимо ехал, решил заскочить, прикрутить, пока время есть. Чтоб нашего чемпиона не отвлекать.
Он действительно быстро и умело всё починил. Наталья поблагодарила его, напоила чаем. Он сидел на её кухне, такой большой и уверенный, рассказывал что-то смешное, а она чувствовала себя неуютно. Когда он уходил, то в узком коридоре, пропуская её вперёд, провёл рукой по её спине, чуть ниже талии. Движение было быстрым, почти случайным, но совершенно определённым. Она замерла на секунду, но решила, что ей показалось.
В следующий раз он принёс пакет с фермерскими продуктами.
— Это тебе, хозяюшка. Витамины. Чтобы цвела и радовала глаз моего брата. И мой, конечно, — он подмигнул и снова рассмеялся своим оглушительным смехом.
В тот день, передавая ей тяжёлый пакет, он накрыл её руки своими и задержал их на несколько секунд дольше, чем требовалось. Его большие пальцы прошлись по её запястьям. Наталья резко отдёрнула руки, сославшись на то, что нужно убрать молоко в холодильник.
Она начала ловить себя на том, что с тревогой ждёт ухода мужа на работу. Внутренний голос твердил ей, что она всё выдумывает, что это просто такой человек — тактильный, открытый, без задней мысли. Но тело её реагировало иначе: напрягалась спина, когда она слышала его голос за дверью, холодели пальцы, когда он в очередной раз «случайно» касался её, проходя мимо. Он был гостем в её доме, братом её мужа, и она не понимала, как выстроить с ним черту, не спровоцировав при этом семейный скандал. Она чувствовала себя загнанной в ловушку в стенах собственной квартиры.
Точкой невозврата стал вторник. Константин уехал на суточное дежурство. Наталья занималась уборкой, наслаждаясь тишиной и возможностью побыть одной, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Геннадий с дурацкой ухмылкой и пакетом из супермаркета.
— Спасательная операция! — прогремел он, входя в квартиру без приглашения. — Подумал, что моя прекрасная невестка скучает тут одна. Принёс вина и сыра. Устроим маленький праздник непослушания, пока старший брат на трудовом фронте.
Наталья застыла с тряпкой в руке. Его уверенность, его манера вести себя так, будто эта квартира принадлежит ему не меньше, чем брату, вызывали в ней глухое раздражение.
— Гена, я занята, у меня уборка. Не лучшее время для гостей.
— Брось ты эту тряпку! — он легко забрал её у Натальи и отшвырнул в сторону. — Такая женщина создана для вина и комплиментов, а не для швабры. Иди, я всё открою.
Он прошёл на кухню и начал хозяйничать, доставая бокалы. Наталья пошла за ним, чувствуя, как внутри всё сжимается от бессильной ярости. Она встала у кухонного гарнитура, скрестив руки на груди, решив молчанием показать своё недовольство. Геннадий, наливая вино, подошёл к ней вплотную, якобы чтобы передать бокал. Кухня у них была небольшая, но не настолько, чтобы нельзя было разойтись. Он прижал её к столешнице, и пока одна его рука протягивала бокал, вторая легла ей на талию и властно притянула к себе.
— Ты чего такая напряжённая, Наташ? Расслабься, — прошептал он ей на ухо, его дыхание было тёплым и пахло табаком.
В этот момент в ней что-то оборвалось. Она с силой оттолкнула его от себя так, что вино из бокала плеснуло ему на рубашку.
— Убери от меня свои руки. И уходи. Немедленно.
Геннадий отступил на шаг, его лицо не выражало ни смущения, ни раскаяния. Только удивление, смешанное с азартом хищника, который увидел, что жертва начала сопротивляться.
— Ого, какие мы недотроги. Ну ладно, ладно. Как скажешь, королева. Ухожу.
Он ушёл, оставив на столе открытую бутылку вина и ощущение липкой грязи в её собственном доме. Вечером, когда она уже лежала в постели, на телефон пришло сообщение с незнакомого номера: «Зря ты так. Мы бы отлично провели время. Твой Г.». Через минуту сообщение было удалено. Но она успела сделать скриншот.
На следующий день, когда Константин вернулся с дежурства, усталый и сонный, Наталья решила, что больше молчать не может. Она дождалась, пока он поест, и села напротив него за кухонным столом.
— Костя, нам нужно поговорить. О твоём брате.
Он устало откинулся на спинку стула.
— А что с ним? Опять полку прикрутил? Он парень хороший, безотказный.
— Он приходит, когда тебя нет дома. И он распускает руки, — сказала она прямо, без предисловий. Голос её был ровным, без тени истерики.
Константин нахмурился. Его лицо выразило не тревогу, а досаду.
— Наташ, ну ты опять начинаешь. Что значит «распускает руки»? Может, он просто приобнял тебя по-родственному? Ты же знаешь, он простой, деревенский парень, у них там всё проще, без этих ваших городских заморочек.
— Он прижимал меня к столу здесь, на этой самой кухне. Он присылает мне пошлые сообщения, которые потом удаляет, — она старалась говорить максимально спокойно, приводя факты.
— Сообщения? Покажи, — в его голосе прозвучал вызов.
Она молча протянула ему телефон со скриншотом. Он посмотрел на экран, и его лицо не дрогнуло.
— Ну и что тут такого? «Мы бы отлично провели время». Может, он имел в виду, что вы бы посидели, кино посмотрели, как нормальные родственники. А ты уже напридумывала себе бог знает что. Наташа, он мой единственный брат. Неужели ты хочешь нас поссорить из-за своей подозрительности? Он к тебе со всей душой, а ты в каждом его жесте ищешь подвох.
Наталья смотрела на мужа, и ей казалось, что между ними выросла стеклянная стена. Он не хотел слышать. Он не хотел верить. Ему было проще считать её мнительной фантазёркой, чем признать, что его «человек-праздник», его любимый брат — подлый и скользкий тип.
— То есть, по-твоему, это я виновата? — тихо спросила она.
— Я не говорю, что ты виновата. Я говорю, что ты преувеличиваешь. Будь проще, и люди к тебе потянутся, — закончил он разговор, встал из-за стола и пошёл в комнату спать.
Наталья осталась сидеть на кухне одна. Холодное осознание того, что она в этой ситуации абсолютно одна, и её муж, её главный защитник, добровольно встал по другую сторону баррикад, было страшнее любых приставаний Геннадия.
Прошла неделя. Неделя вязкого, тяжёлого молчания, которое было гуще тумана. Константин делал вид, что ничего не произошло, но стал подчёркнуто внимательным, словно пытался искупить вину, которую отказывался признавать. Он приносил Наталье её любимые пирожные, звонил с работы, чтобы спросить, как у неё дела. Наталья принимала эту запоздалую заботу с холодной вежливостью. Она больше не спорила и ничего не доказывала. Она просто ждала. Внутри неё что-то выгорело дотла, оставив после себя только спокойную, твёрдую уверенность в том, что так больше продолжаться не может.
Развязка наступила в четверг. Вечером позвонил Константин.
— Наташ, привет. Ты только не жди меня к ужину, у нас тут завал на линии, похоже, до полуночи просижу. Целую, давай.
Когда он положил трубку, Наталья не почувствовала ничего, кроме ледяного спокойствия. Она знала, что сейчас произойдёт. Это было так же неотвратимо, как смена дня и ночи. Она пошла в спальню, нашла в телефоне диктофон и положила мобильный на комод в прихожей, экраном вниз.
Не прошло и получаса, как в дверь позвонили. Короткий, уверенный звонок хозяина положения. Наталья посмотрела в глазок. На площадке стоял Геннадий. В одной руке он держал букет кричаще-красных роз, в другой — запотевшую бутылку шампанского. На его лице играла самоуверенная усмешка победителя.
Она открыла дверь и встала в проёме, не давая ему войти.
— Что тебе нужно, Гена?
Он удивлённо вскинул брови, будто не ожидал такого холодного приёма.
— Как что? Праздника хочу. Для нас двоих. Я знаю, что братец мой сегодня доблестно трудится на благо родины. Так что вечер свободен. Не пропадать же ему, верно? — он попытался протиснуться мимо неё в квартиру.
Наталья не сдвинулась с места. Она упёрлась рукой в дверной косяк, преграждая ему путь.
— Я задала тебе вопрос. Что тебе нужно?
Его улыбка стала хищной. Он понял её холодность по-своему, приняв её за игру.
— Тебя. Давно уже, — сказал он почти шёпотом, шагнув к ней вплотную. — С первой минуты, как увидел. Костя, конечно, хороший парень, но слепой, как крот. Не видит, какая рядом с ним женщина. Ему бы простую бабу, борщи варить. А ты… ты огонь. Таких, как ты, нужно завоёвывать. Ну что, пустишь завоевателя? Шампанское уже остыло.
Нужно было доказательство. Неоспоримое. Такое, от которого Константин уже не смог бы отмахнуться.
— И тебе не стыдно перед братом? — спросила она так же ровно, глядя ему прямо в глаза.
Геннадий рассмеялся. Громко, нагло, на всю лестничную клетку.
— Стыдно? Наташ, не смеши меня. Мужчины не делятся на тех, кому стыдно, и тех, кому не стыдно. Они делятся на тех, кто берёт то, что хочет, и на рохлей вроде моего брата. Он свой выбор сделал — работа. Я свой — ты. Всё честно.
Это было то, что нужно. Наталья убрала руку с косяка, отступила на шаг и с силой толкнула его в грудь. От неожиданности он пошатнулся и едва не выронил бутылку.
— Пошёл вон, — прошипела она. — Чтобы я тебя больше никогда не видела ни здесь, ни рядом с этой квартирой.
Она захлопнула дверь прямо перед его ошарашенным лицом и повернула оба замка.
Константин вернулся уставший, голодный и злой. Он бросил сумку на пол в прихожей и прошёл на кухню.
— Есть что-нибудь поесть? Вымотали сегодня все нервы.
Наталья не сказала ни слова. Она просто взяла с комода свой телефон, разблокировала его, открыла аудиофайл и положила на стол перед мужем. Нажала на «play».
Из динамика полился уверенный, развязный голос Геннадия: «…Как что? Праздника хочу. Для нас двоих…».
Константин сначала слушал с недоумением, потом его лицо начало меняться. Усталость сменилась недоверием, потом — пониманием. Когда прозвучала фраза про «рохлей вроде моего брата», его лицо превратилось в каменную маску. Он дослушал запись до конца, до звука захлопнувшейся двери.
Он молча поднялся, взял свой телефон и вышел на балкон. Наталья слышала, как он набирает номер.
— Гена, — голос Константина был тихий и ледяной, отчего звучал ещё страшнее. — Я сейчас задам тебе один вопрос, и от твоего ответа будет зависеть всё. Ты сегодня был у меня дома?
На том конце, видимо, что-то мямлили, пытались выкрутиться.
— Я. Спрашиваю. Ты. Был. У. Меня. Дома? — отчеканил Константин каждое слово.
Видимо, Геннадий понял, что отпираться бесполезно, и перешёл в нападение. Его оправдания были слышны даже через закрытую балконную дверь. Он кричал, что Наталья сама его спровоцировала, что она ему строила глазки, что специально подстроила всё, чтобы поссорить братьев.
Константин слушал молча. А потом сказал так же тихо:
— Я всё понял. Ты для меня больше не существуешь. Не звони мне. Никогда.
Он вернулся в кухню, бледный, с тёмными кругами под глазами. Он посмотрел на Наталью так, будто видел её впервые. И в этом взгляде не было ни извинения, ни раскаяния. Только холодная, тяжёлая пустота.
Прошло полгода. Шесть месяцев, за которые молчание в их квартире стало почти осязаемым. Оно лежало на мебели тонким слоем пыли, наполняло воздух, делая его плотным и трудным для дыхания. Константин сдержал слово: он не общался с братом. Его номер был заблокирован, все попытки Геннадия связаться через общих знакомых пресекались на корню. Но эта победа не принесла Наталье облегчения. Она выиграла битву, но атмосфера в доме напоминала о проигранной войне. Константин стал замкнутым и угрюмым. Он больше не обвинял её, но и не оправдывал. Он просто существовал рядом, как сосед по несчастью, с которым их связывает общая жилплощадь и фамилия. Исчезли совместные ужины, смех перед телевизором, лёгкие прикосновения в коридоре. Они жили в одном пространстве, но в разных, непересекающихся вселенных.
В один из субботних вечеров, когда Константин молча смотрел футбол, а Наталья читала книгу в кресле, в дверь позвонили. Настойчиво, требовательно, будто тот, кто стоял за дверью, не сомневался в своём праве войти. Константин поморщился, но не сдвинулся с места.
— Я открою, — ровно сказала Наталья и пошла в прихожую.
На пороге стоял Геннадий. За полгода он осунулся, под глазами залегли тени, но во взгляде читалась всё та же наглая самоуверенность. Он был без цветов и шампанского. Он пришёл не соблазнять. Он пришёл возвращать своё.
— Наташа, — начал он без приветствия, — Костя дома? Мне нужно поговорить с братом.
— Тебе здесь нечего делать. Уходи, — Наталья попыталась закрыть дверь, но он успел просунуть ногу в проём.
— Я не к тебе пришёл. У меня разговор к нему. Братский, — он надавил на дверь, оттесняя её. — Хватит уже в игры играть.
— Кто там? — раздался из комнаты голос Константина. Он вышел в коридор, увидел брата, и его лицо окаменело.
— Костян, здорово, — Геннадий попытался улыбнуться. — Я поговорить пришёл. По-мужски. Ну сколько можно дуться? Кровь не водица. Она нас поссорила, но мы же мужики, должны разобраться.
Константин молчал, глядя на брата тяжёлым, непроницаемым взглядом. В этой тишине, в этой его неподвижности Наталья почувствовала нечто ужасное — колебание. Он не выставил его вон сразу. Он слушал. Минутная слабость, тоска по прошлому, где у него был весёлый и бесшабашный брат, пробили брешь в его обороне. Эта секунда промедления стала для Натальи приговором их браку. Всё, что она сдерживала в себе полгода, вся боль от его первоначального недоверия, вся ярость от пережитого унижения, — всё это вырвалось наружу холодным, режущим металлом её голоса.
Она сделала шаг вперёд, вставая между братьями, и посмотрела прямо на мужа. Не на Геннадия. На Константина.
— Если тебе так нравится, что твой брат ко мне открыто пристаёт и высказывает свои пахабные шуточки, то собирайся и вали вон из моего дома вместе с ним!
Фраза ударила по ним обоим, как удар хлыста. Геннадий опешил, его напускная уверенность испарилась. Но самое страшное произошло с Константином. Его лицо исказилось. Это была не ярость на брата. Это была ненависть, направленная на неё. За то, что поставила ультиматум. За то, что заставила делать этот выбор здесь и сейчас, публично. За то, что разрушила последнюю иллюзию, что что-то ещё можно склеить.
Он сделал медленный шаг к брату. Геннадий, увидев движение, воспринял это как знак примирения и протянул руку.
— Вот и правильно, Костян, давай…
Константин не ответил. Он схватил брата не за руку, а за ворот куртки, мёртвой, железной хваткой. Он не ударил его. Он сделал хуже. Он поволок его, как мешок с мусором, к лестнице. Геннадий упирался, что-то мычал про то, что он не так всё понял, но хватка Константина была стальной. Он с силой вышвырнул его на лестничную площадку. Геннадий, споткнувшись, съехал на несколько ступенек вниз.
— Я тебе сказал, — прорычал Константин, и в его голосе не было ничего братского, только выжженная пустыня. — Ты для меня сдох. Ещё раз увижу тебя возле моего дома — убью.
Он с грохотом закрыл дверь и повернул ключ в замке. Затем медленно развернулся и посмотрел на Наталью. Она стояла на том же месте, прямая и несгибаемая. Он ожидал увидеть на её лице триумф, но там не было ничего, кроме холода. Он сделал свой выбор. Он остался с ней. Но в его взгляде она прочитала свой окончательный приговор. Он никогда ей этого не простит. Не домогательств брата. А того, что она оказалась права. И того, что она заставила его собственными руками вырвать из своей жизни кусок плоти. Скандал закончился. Все остались на своих местах. Но дом перестал быть домом, а они — семьёй…