— Стой, да не дёргайся ты, — сказала Лена, придерживая коробку с посудой, пока Саша пыхтел и пытался протиснуть её в узкий проём подъезда.
— А я что делаю? Это ж не дверь — это издевательство, — проворчал он, придерживая коробку коленом. — Кто вообще строит так, чтобы лестница сразу в стену упиралась?
Саша и Лена стояли на площадке второго этажа старой пятиэтажки. Лифта не было. Запах — смесь старых подвалов, кошек и краски. Казань встретила их не радушно, но в воздухе витало ощущение начала чего-то своего, пускай даже и с грязными ступенями.
— Зато теперь это наш дом, — Лена вытерла лоб, откинула прядь волос.
— Ну, мы же его снимаем, — поправил Саша. — Дом — это когда коты свои и ковёр, который ты сам выбирал. А тут, глянь, бабкин телевизор и два стула.
Она пожала плечами:
— Всё с чего-то начинается.
Квартира была крошечной: кухонька три на два, совмещённый санузел, одна комната с диваном, который скрипел, как заезженная пластинка. Но у них была мечта — зацепиться в городе, найти хорошую работу, накопить на своё. А ещё — пожить не по чьим-то правилам, а по своим.
Лена преподавала онлайн уроки детям по английскому. Саша устроился на склад грузчиком: временно, пока найдёт «нормальную работу». Но и временное тянулось — неделя за неделей.
Они были вдвоём. Это было их счастье.
Звонок раздался вечером. Телефон лежал на столе, Саша резал огурцы. Лена сидела на подоконнике, вытянув ноги, и пила чай.
—Папа , пробормотала она и нажала на зелёную трубку. — Привет. Всё нормально, вроде…
Саша краем уха слушал. Но в следующую минуту услышал только её дыхание.
— Что?.. Подожди… как это?..
Она встала.
— Во сне? Она ж ещё молодая… Подожди, не может быть…
Тишина.
— Я поняла. Нет, не плачу. Я утром приеду.
Положив трубку, она села. Положила руки на колени. И не плакала.
— Бабушка, — тихо сказала она. — Её не стало. Инфаркт. Во сне. Папа в шоке. Там все..
Саша молча подошёл, обнял. Они сидели так долго.
Утром поехали. С железнодорожного вокзала на «попутке» до родного города — Берёзовки, ходу было пять часов дороги, пустота за окнами. У Ленки был взгляд потерявшегося ребёнка. У Саши — сдержанная тревога.
Дом, где выросла Лена, стоял на окраине. Забор перекошен. Крыша почернела. У калитки их встретил отец — высокий, молчаливый, с проседью в бороде.
— Приехали, — коротко сказал он, глядя мимо них. — Ну заходите.
Внутри пахло жжённым сахаром и укропом — бабушка всегда так делала заготовки. На столе — чашки, как будто она только что вышла в огород. Но не вышла. И не выйдет.
— Пап, — Лена вздохнула. — Прости, что так получилось. Мы сразу выехали…
Он кивнул, но не обнял. Лицо каменное.
— Всё понял. Саша, здорово. Поможешь потом крышку на гробе приделать. Плотник облажался.
Саша не знал, что сказать. Молча кивнул.
Три дня прошли как в тумане: панихида, слёзы соседок, холодный взгляд сестры Оли, которая ни разу не улыбнулась Лене.
На четвёртый день, когда все ушли, отец собрал всех на кухне:
— Вот что, дети. Мне одному этот дом не нужен. Жить я тут не смогу. Уеду к брату в Нижнекамск.С домом надо решать — или продаём, или вы кто-то остаётесь.
Оля фыркнула: и
— Да кому он нужен? Дом старый, весь покосившейся.
— Нам нужен, — тихо сказала Лена.
— Ага, — сестра прищурилась. — Это ты два года в Казани прожила, а теперь ещё и дом понадобился?
Саша хотел было ответить, но Лена остановила его взглядом.
— Мы подумали ,и решили ,что можем, здесь остаться. Нам всё равно,у нас там съёмная квартира была. А тут — бабушкин дом , детство, сад. Может, и работу найду в школе…
Отец кивнул:
— Надо подумать. Поспите. Завтра ещё поговорим.
Оля не унималась. На кухне, в поздно вечером, она тихо подступила к Саше, который наливал себе чай:
— А ты, Саш, чё думаешь? Казань вам совсем не зашла?
— Времени не было «заходить». Работал. С Леной всё делали вместе. Но теперь вот…
— Теперь вам нужен наш дом, — ядовито сказала она. — Ну-ну.
— Оль, он не «ваш» и не «наш». Мы с Леной сейчас в таком тупике! Нам просто негде жить . А продавать этот дом— тоже не вариант. Мы не рвёмся всё забрать себе.
— Ага. Ая, значит, тут с папкой всё это тянула. А вы как короли — на пятки приехали наступать . Всё, спать иди. Не люблю, когда чужие чай в моей кухне пьют.
Саша тихо вышел.
На следующее утро отец сказал:
— Дом пусть остаётся Ленке. Я с Олей поровну поделюсь деньгами за мотоцикл и сарай. Вы здесь живите. Если, конечно, решитесь.
Решились.
Переезд обратно не был радостным. Вернулись с двумя чемоданами. Саша уволился, Лена закрыла онлайн-уроки — здесь с интернетом было туго. В доме были старые вещи, неудобные кровати и разбитая плита.
Саша нашёл работу в магазине — носил мешки с мукой и принимал товары. Лена устроилась в школу — ей дали 7 «часов» и минимальную ставку.
Жили бедно. Но вдвоём.
Вечерами сидели на крыльце, пили чай из гранёных стаканов. Смотрели на вечернее небо.
— Ты не жалеешь? — спрашивала она.
— Нет. Здесь хоть воздух есть. А в Казани — только бетон.
— Но там — были надежды.
— А тут — мы…
Через полгода у Лены умер отец. Внезапно. Инсульт. Оля не приехала — была «в отпуске в Сочи». Лена похоронила папу одна. Саша держал её за руку.
Потом было тяжело. Душно. Дом теперь будто стонал — пустой, старый, но их.
В одну зиму у Саши начались проблемы с ногой. Варикоз. Боль. Госпиталь. Две недели. Лена осталась одна. Работала в две смены, потом ухаживала.
Саше она говорила : — Мы сами справимся , нас никто не спасёт. Ни государство, ни родня. Только мы, ты да я.
И они выстояли.
Прошло два года. Дом обжился. На кухне стояла новая плита. В саду — зелёные кусты. У Саши появился маленький курятник, Лена вела кружок английского на дому, для детей .
Однажды она вышла на крыльцо. В руках — кружка с тёплым чаем. Саша чинил забор.
— Саш?
— А?
— А ведь мы с тобой тогда чуть не сдались.
Он поднял глаза:
— Но не сдались,ведь. Потому что сдаваться — это когда ты один. А я с тобой.
Она села рядом.
— Теперь мы ,как мне кажется ,— на своём месте?
Он пожал плечами:
— А кто его знает. Главное, что мы вместе, мы рядом.
Весной, когда земля ещё только просыпалась от зимней спячки, в деревню пришло письмо. Адресовано было на имя Елены Сергеевны — официальное, с гербом и печатью. Открыв конверт, она сразу почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок.
— «Уведомление о проверке земельного участка», — прочитала она вслух. — «В связи с уточнением границ по кадастровой линии».
Саша сидел за кухонным столом, пил чай. Повернулся к ней:
— Это что, про наш участок?
— Видимо, да. А кто это подал — не написано.
На следующий день они поехали в районную администрацию. Кабинет с облупленной табличкой, очередь из пенсионеров. Их приняла женщина в строгом костюме, с холодными глазами.
— Здравствуйте, — начала Лена. — Мы получили вот это письмо. Хотим понять, в чём дело.
Женщина взяла бумаги, пробежала глазами.
— Да. Земельный участок вашей семьи не зарегистрирован по новому порядку. Сейчас поступил запрос от фирмы «ЮгСтройПром», они арендуют территорию за рекой под застройку. И участок вашей бабушки, по новым данным, выходит за границу дозволенного. Вас просят явиться для согласования переноса ограждения.
— Подождите, — Лена нахмурилась. — Какой ещё застройщик? Это же наш огород! Он с 60-х годов. Мы тут всё своими руками…
— Я понимаю. Но сейчас всё надо подтверждать документально. В противном случае — снос.
Саша встал:
— Послушайте, там не стройка, а сорняк по колено. И участок зарегистрирован в домовой книге.
— Домовая книга — не документ в нашем понимании, — холодно отрезала чиновница. — Подайте жалобу в суд, если не согласны.
Когда они вышли на улицу, Саша выругался.
— Им что, на людей наплевать совсем ? Просто так — взял и сноси? А мы?
— Мы — не их забота, — тихо сказала Лена.
Они молча поехали домой. Потом Лена позвонила старому учителю географии, который дружил с её отцом.
— Валентин Петрович, у вас случайно не сохранились карты местности с теми границами?
— Есть. Я как раз пару лет назад оцифровал старые схемы. Приезжайте.
На следующий день у них на руках были доказательства, что земля принадлежала семье более 40 лет.
Через неделю — написали заявление в прокуратуру. Через месяц — публикация в местной газете. А ещё через три — официальный отказ в сносе: границы признали законными.
Вечером Саша тихо сказал:
— Знаешь… Год назад мы бы всё это проглотили. А сейчас — нет.
Лена улыбнулась:
— Потому что мы не просто приехали. Мы пустили корни. А корни защищаются.
Это был один из тех редких весенних вечеров, когда всё кажется медленным. Солнце садилось, не торопясь, и золотило траву в саду. Земля хранила дневное тепло — тёплая, пахнущая корнями и старыми яблоками.
Лена стояла у грядки, обмахиваясь платочком. Рядом — Саша, в грязной рубашке, с ободранными руками.
— Всё, — сказал он. — Картошка в земле. Остальное потом.
Она кивнула:
— А ведь бабушка говорила: «Посадишь весной с любовью — соберёшь осенью без нужды».
Они сели на деревянную лавку под черёмухой. Из дома тянуло запахом печёной тыквы. Вдалеке кто-то стучал по железу — видимо, сосед чинил сарай. Собаки не лаяли. Мир дышал.
— Помнишь, как мы бежали из Казани? — вдруг спросил Саша.
— Помню. Чемодан и тишина в машине.
— Тогда казалось, что мы всё теряем.
— А мы просто шли туда, где нас ждала земля.
Он кивнул. Помолчали.
— Знаешь, я теперь не боюсь бедности, в полном смысле этого слова — сказала Лена вдруг. — Я боюсь,что жизнь будет без смысла. А тут он есть. Даже когда тяжело — но я знаю, для чего.
— А я не боюсь остаться без смысла. Я боюсь потерять тебя, — ответил Саша. — Всё остальное переживём.
Солнце коснулось горизонта. Тень от вишни вытянулась, как покрывало. Воздух стал прохладнее, но в душе было тепло.
Это не был финал. Это было продолжение. Просто теперь — без суеты.