— Ну чё уставилась? Есть чего поесть? — заявила с порога Лидия Степановна, свекровь, с таким видом, будто возвращалась в собственную квартиру. Голос её звенел в коридоре, отражаясь от стен и уже с порога отбивая у Марины желание спорить.
Марина застыла у раковины — мыла посуду после ужина. Волосы стянуты в небрежный хвост, на ней старая кофта и удобные штаны. Не было ни прически, ни макияжа, ни настроения. Она обернулась и не сразу осознала происходящее.
Следом в квартиру ввалились: Вера — племянница Кости, с мужем и двумя шумными детьми, и замыкал шествие дядя Гена — плотный, потный, с пузом и спортивной сумкой, перемотанной скотчем.
— Мы ж на юг ехали, — оживлённо объяснила Лидия, уже разуваясь и проходя вглубь. — А тут, на тебе — колесо! Муж Веры говорит, день-другой надо подождать, пока сервис ответит. Так что мы у вас переночуем. Не переживай — мы с вещами!
Марина перевела взгляд на мужа. Костя стоял сбоку, будто сам собой: глаза опущены, губы поджаты, плечи ссутулились. Он не пытался ни защитить жену, ни объясниться. Только пробормотал:
— Ну… раз колесо…
Марина хотела крикнуть: “Раз колесо, пусть чинят где хотят!” — но голос застрял где-то внутри. А гости уже прошли в гостиную. Дети вскочили на диван, начали строить “крепость” из подушек, соревнуясь в крике. Вера с мужем сняли обувь и пошли осматриваться, как будто были в гостинице.
Лидия уже распахивала холодильник:
— У тебя, что, только яйца и кефир? Мы с дороги, между прочим!
Без спроса
Марина машинально вытерла руки о кухонное полотенце. Квартира, которую она считала своим уютным убежищем, превращалась в вокзал — шумный, пахнущий чужими телами и дорожной пылью. Всё, что она планировала на выходные — ванну с солью, книжку, маску для лица — рассыпалось как карточный домик.
Из спальни донёсся голос Веры:
— Это мы тут разместимся, да? А вы с Костей в детской. Там же диван?
Марина резко обернулась, голос сорвался:
— Вообще-то… это наша спальня.
Вера даже не посмотрела на неё, весело отмахнулась:
— Ну ты же хозяйка, тебе везде хорошо будет!
Костя снова молчал. Уже в третий раз он предпочёл исчезнуть, не ввязываться, не вставать на чью-то сторону. И Марина поняла: её мнение никого не интересует. Не спрашивали, не ждали, просто пришли — как вторжение, наглое и шумное.
Где-то в ванной плескалась вода — кто-то уже успел воспользоваться душем. Дети всё так же прыгали по дивану, по которому они с Костей полгода собирали деньги. Свекровь хлопнула дверцей холодильника и снова крикнула из кухни:
— А у тебя сковородка нормальная есть? Светка курочку привезла, пожарим. Масло у тебя подсолнечное есть или своё купить?
Марина подошла к шкафчику, достала бутылку масла. Руки дрожали. Её дом больше не был её. Он стал проходным двором, и никто не собирался уходить. Только хозяйка больше не чувствовала себя дома.
Ультиматум
— Слушай, а у вас мангала нет? — Вера рылась в кладовке, как у себя дома. — Можно шашлычок завтра забацать. Раз уж так вышло — отдохнём по-человечески! Не на трассе же торчать, правильно?
Марина выдохнула:
— Вам бы ещё бассейна… Может, массаж предложить?
— Вот! — рассмеялась Лидия. — С юмором у неё всё в порядке! А то вечно серьёзная, как бухгалтерша.
Костя в который раз сделал вид, что его здесь нет. Он словно растворился в стене. Ни одного слова в защиту жены, ни намёка на участие. Просто тень. Просто тишина.
Марина почувствовала: если сейчас не уйдёт — сорвётся. И тогда станет как они — шумной, наглой, без стыда и границ. А она не хотела быть такой.
— Я в магазин, — выдохнула она. — У нас еды на десятерых нет.
— Ой, давай! — обрадовалась Лидия. — Хлеба, колбаски, может, мороженого детям. Я пока салатик нарежу, Светка курочку замаринует, а ты сбегай. Ты ж у нас шустрая.
Марина быстро накинула куртку и вышла. На улице был прохладный воздух, чужой и свежий. Она вдохнула глубоко, впервые за вечер — по-настоящему.
И вдруг поняла: они не приехали на “пару дней”. Они пришли всерьёз. И если она сейчас не поставит границу, её не поставит никто.
Граница
Когда Марина вернулась через час с двумя пакетами продуктов и твёрдой решимостью, квартира была неузнаваема. В прихожей — разбросанные кроссовки, куртка валяется на полу. Из кухни доносится запах жареного и детский визг. Кто-то храпит прямо на диване. Телевизор орёт на полную. Лидия сидит за столом, листает телефон и смахивает крошки ладонью.
— А ты где пропала? — крикнула она. — Я уж Светку хотела на рынок отправить. Мы тут шашлычка замариновали, сейчас бы и пожарили. Кстати, дрова у вас где лежат?
— В городской квартире? — переспросила Марина спокойно. — Какие дрова?
Лидия повела плечами:
— Ну… Я ж думала, вы тут благоустроились. Квартира-то большая. Во двор выйти — и жарим.
Марина поставила пакеты на стол, повернулась к мужу:
— Кость, поговорим. Сейчас.
Он замялся:
— Сейчас?.. При всех?.. Может, потом?
— Нет. Сейчас. Либо ты объясняешь своей маме и её весёлой компании, что у нас не гостиница, либо это делаю я. Один раз. Без повторений.
Телефон в руках Лидии застыл. Комната погрузилась в напряжённую тишину. И Марина поняла — теперь никто уже не притворяется.
Последняя черта
— Ты что такое говоришь? — заголосила Лидия, откладывая телефон. — Мы же семья! На пару деньков всего. Мы ж не требуем ничего. Просто по-человечески…
— По-человечески? — голос Марины был спокойным, но холодным. — Без звонка, без спроса, вторгаться в чужой дом, командовать, кто где спит, обустраиваться, как у себя? Это по-вашему — нормально?
— А квартира-то Толина! — резко вставила Вера. — Или ты забыла?
— Нет, как раз помню, — Марина подошла к шкафу, достала старую дорожную сумку с оторванной молнией. — Квартира куплена на мои деньги. И оформлена на меня. Знаете что?
Она поставила сумку на диван.
— Я сейчас собираю вам вещи. Вызываю такси. Одно — или два. Как влезете. У вас же там машина “сломалась”? Вот и едьте чинить. Это — мой дом.
Комната замерла. Лица стали серыми, как пыль. Даже дети притихли.
— Сынок… — попыталась Лидия, — ты что, дашь ей нас вот так выгнать?
Марина смотрела прямо на мужа. Без истерик. Без жалоб. Это был её финальный вопрос. Последняя попытка.
Костя отвёл глаза. Потом медленно встал и, молча, начал собирать вещи.
— Я вообще думала, у вас тут по-домашнему, — процедила Вера, бросая вещи в рюкзак. — А тут, оказывается, чуть что — сразу “мой дом, мои правила”…
— У нас дети! — воскликнул её муж. — Не стыдно?
— Стыдно, — резко сказала Марина. — Что позволила вам сюда войти.
Тишина
Лидия прищурилась, пытаясь изобразить обиду:
— Ой, да ладно тебе! Никто и не умирал за ваше гостеприимство! Мы ж просто — по пути. Что ты тут устроила, как будто мы грабители…
— А вы и есть, — спокойно ответила Марина. — Только не воровали вещи. А границы. Залезли с грязными ногами в чужую жизнь. Потому что думаете: “Семья” — это билет в любое удобство. А я не обязана. Ни кормить вас. Ни улыбаться. Ни жить по вашему комфорту.
Костя молча помог племяннице тащить сумки. Первой вышла девочка с рюкзачком и липкой от конфеты рукой. За ней — Вера с мужем. Последней — Лидия, будто волоча ноги, будто надеясь, что кто-то скажет:
“Мам, ну останься…”
Никто не сказал.
Когда дверь закрылась, Марина осталась в коридоре, всё ещё в куртке, с ключами в руке. Дом дышал тишиной. Ровной. Настоящей.
Она прошла на кухню. Там — грязные тарелки, салфетки, пустые бутылки. Как после вторжения.
Марина включила воду. Начала мыть посуду — не потому что надо. А потому что теперь можно.
Костя вошёл с улицы. Осторожно закрыл за собой дверь.
— Прости…
— Поздно, — сказала Марина. Без злобы. Просто факт.
Он кивнул. Молча. Ушёл в комнату. И тихо закрыл за собой дверь.
Марина достала йогурт, села за стол. Всё было не идеально. Но это было снова — её.