В маленькой кухне старого дома в пригороде Новосибирска пахло свежими блинами и траурными свечами. Поминки деда Григория только закончились, родственники разошлись, оставив за собой пустые тарелки и тяжёлую тишину. Катя, внучка деда, устало собирала посуду, когда в дверь вошла тётя Света, старшая сестра её отца, с дочкой Оксаной.
— Катя, разговор есть! — Света вошла без приглашения, бросив пальто на стул. — Дом этот продавать будем! Дед помер, наследство делить пора.
Катя замерла, держа в руках мокрую тарелку.
— Какое наследство? — тихо спросила она.
— Не прикидывайся! — Света стукнула кулаком по столу. — Дом! Двухэтажный, с участком! Я дочь, мне доля положена. И Оксане, как внучке.
— Дом мой, — спокойно ответила Катя.
— Что?! — Света побагровела. — С какого перепугу?
— Дед оформил дарственную. Два года назад.
Оксана, до этого молчавшая, фыркнула:
— Врёшь! Дед бы нам сказал!
Катя молча достала из ящика стола нотариально заверенную дарственную. Света выхватила бумаги, пробежалась глазами по тексту. Её лицо перекосилось.
— Обманула старика! — закричала она. — Я в суд пойду!
— Иди, — Катя пожала плечами. — У меня справка есть. Дед был в здравом уме.
— Купила всех! — Света задохнулась от злости. — Думаешь, мы это так оставим?
Оксана вскочила:
— Мам, пошли! Эта змея нас обокрала! Посмотрим, как она запоёт, когда суд всё вернёт!
Они ушли, хлопнув дверью. Катя села на стул, глядя на старый самовар деда. Ей было больно не от их слов, а от того, что они так легко забыли, кем был Григорий — человеком, который всегда хотел мира в семье.
***
Шесть лет назад Катя и Оксана, двоюродные сёстры, одновременно поступили в Новосибирский государственный университет. Вопрос жилья встал ребром. Родители Кати жили в соседнем городе, а мать Оксаны, Света, в квартире на окраине.
— Девочки, живите у меня, — предложил дед Григорий на семейном ужине. — Дом большой, места хватит.
— Ты что, пап! — возмутилась Света. — Это ж как в деревне жить! Молодёжи движуха нужна!
— А что плохого? — Григорий отхлебнул чай из большой кружки. — До универа на маршрутке сорок минут. Зато бесплатно. Только по дому помогать будете.
— Помогать? — Оксана скривилась. — Это я, что ли, полы мыть должна?
— Язык придержи, — строго сказал дед. — Я вас в рабы не зову. Просто старику одному тяжело.
— Я согласна, деда! — выпалила Катя.
Все обернулись. Оксана закатила глаза:
— Серьёзно? К деду в глушь?
— Не глушь, а пригород, — поправил Григорий. — Зелень, тишина.
Света с Оксаной отказались, сняв квартиру в центре. Света потом жаловалась на расходы, а Оксана хвасталась подругам, как тусит в клубах.
Катя же переехала к деду. Дом был старый, но уютный: деревянные полы, печка в углу, сад с яблонями. Григорий, бывший инженер-строитель, оказался не ворчливым стариком, а человеком с искрой.
— Кать, жизнь — это стройка, — говорил он, показывая, как чинить забор. — Фундамент крепкий заложишь — всё выдержит.
***
Катя просыпалась рано. Солнце едва пробивалось сквозь шторы в старом доме деда Григория, а запах свежесваренного кофе уже заполнял кухню. Дед, несмотря на свои семьдесят пять, был ранней пташкой. Он сидел за столом, листая газету, и что-то бормотал про цены на бензин.
— Кать, ты картошку чистишь, как инженер! — подтрунивал он, глядя, как внучка орудует ножом. — Всё по науке, с расчётом!
— Деда, не издевайся, — смеялась Катя, но в душе радовалась его словам.
Жизнь с Григорием оказалась не обузой, а открытием. Дом в пригороде Новосибирска был старым, с потёртым деревянным полом и скрипучей лестницей, но в нём чувствовалась душа. В саду росли яблони, которые дед сажал ещё с бабушкой Ниной, умершей десять лет назад. На веранде стоял старый патефон, который Григорий иногда заводил, и тогда из динамиков звучала мелодия «Рио-Рита» — любимая песня его молодости.
Катя взяла на себя хозяйство: убиралась, готовила борщ по рецепту деда, ездила на рынок за продуктами. Взамен Григорий делился с ней своей мудростью. Он был инженером-строителем, строил мосты и заводы в Сибири, и его рассказы о стройках в тайге завораживали.
— Жизнь — как мост, Кать, — говорил он, показывая старые чертежи. — Если фундамент слабый, всё рухнет. А фундамент — это твои принципы.
Он помогал и с учёбой. Катя училась на экономическом факультете, и её курсовые по финансовому анализу часто разваливались на части.
— Вот тут ошибка, — тыкал Григорий пальцем в распечатку. — Ты цифры собрала, а выводы — как шаткий мостик. Думай глубже, анализируй!
Катя записывала его советы, и вскоре её оценки поползли вверх. Она даже начала получать повышенную стипендию.
Тем временем Оксана, её двоюродная сестра, вела совсем другую жизнь. Она снимала квартиру в центре и хвасталась подругам тусовками.
— Кать, ты бы видела, как мы вчера в клубе зажгли! — рассказывала она, встретившись с Катей в университете. — DJ такой был, просто космос! А ты небось с дедом чаи гоняешь?
— Гоняем, — улыбалась Катя. — Он мне вчера про свою первую стройку рассказывал. В Якутии, в минус сорок.
— Фу, скукота! — фыркала Оксана. — Живи, пока молодая!
Но Катя не чувствовала, что упускает жизнь. Вечерами они с дедом смотрели фильмы — «Сваты», «Москва слезам не верит». Григорий комментировал каждую сцену:
— Вот это настоящая любовь, Кать! Не то что ваши современные сериалы — все бегают, никто не думает.
Оксана тем временем начала прогуливать пары. На втором курсе она чуть не засыпала экзамен по макроэкономике.
— Да плевать! — отмахивалась она, когда Катя пыталась её вразумить. — Найду богатого мужика, и всё! Внешка у меня — ого-го!
Катя качала головой. Она видела, как Оксана тратит деньги на новые платья и вечеринки, пока её мать жаловалась на дороговизну аренды.
— Дед прав, — думала Катя, возвращаясь домой. — Жизнь — это фундамент. А у Оксаны он из песка.
***
На втором курсе жизнь Кати сделала поворот. В университетской столовой она столкнулась с парнем — высоким, с тёмными волосами и добрыми глазами. Он помог собрать её рассыпавшиеся тетради, и Катя, покраснев, пробормотала:
— Спасибо, я такая неуклюжая.
— Да ничего, — улыбнулся он. — Я Миша, с физфака. А ты?
Так началась их дружба. Миша был спокойным, но с искрой — любил шутить про квантовую физику и программирование. Они начали встречаться: гуляли по набережной Оби, пили кофе в маленьких кафе, обсуждали всё — от лекций до смысла жизни.
Григорий к новому человеку в жизни внучки отнёсся с подозрением.
— Что за парень? — допрашивал он, сидя на веранде с кружкой чая. — Работящий? Планы какие?
— Деда, он программист! — смеялась Катя. — Хочет стартап открыть, приложения разрабатывать.
— Хм, — хмурился Григорий. — Программист — это не тракторист. Проверить надо.
Миша пришёл в гости с тортом и бутылкой кваса. Григорий сразу устроил ему допрос:
— Семья какая? Чем отец занимается?
— Папа учитель, мама бухгалтер, — честно отвечал Миша. — Я сам подрабатываю, сайты делаю.
Григорий кивнул, но всё равно следил за ним, как ястреб. Через месяц, увидев, как Миша чинит розетку в доме, вынес вердикт:
— Надёжный парень. Таких сейчас мало. Береги его, Катька.
Через год Миша сделал предложение. Свадьба была скромной — в саду у деда, под яблонями. Гостей собралось немного: родители Кати, несколько друзей, Света с Оксаной. Последние сидели в углу с кислыми лицами.
— Рано ты замуж выскакиваешь, — шептала Оксана. — Жизнь не видела, а уже в хомут!
— Я свою жизнь вижу, — спокойно ответила Катя.
После свадьбы молодые решили остаться в доме Григория.
— Зачем деньги на съём тратить? — сказал дед. — Места полно. Мне с вами веселей.
Миша быстро стал своим. По утрам он варил кофе, днём чинил технику, а вечерами спорил с Григорием о политике.
— Этот парень дело знает, — говорил дед Кате.
Катя улыбалась. Она чувствовала, что дом деда стал их настоящим домом — тёплым, надёжным, где всегда ждут.
***
Зима пришла суровая, с морозами под тридцать. Григорий простудился — сначала кашель, потом жар. Катя вызвала врача, но простуда перешла в пневмонию. Катя и Миша бросились в больницу. Врачи подтвердили воспаление лёгких. Григория увезли в реанимацию.
Катя с Мишей проводили дни у его кровати. Григорий был слаб, но в ясном уме.
— Кать, не грусти, — говорил он, сжимая её руку. — Я своё пожил. Ты мне эти годы подарила. Спасибо, что осталась.
— Деда, не говори так, — Катя пыталась улыбаться, но слёзы текли по щекам. — Ты поправишься.
Он умер через неделю. Катя не могла поверить — дом без деда казался пустым. Миша держал её за руку на похоронах, а Света с Оксаной стояли в стороне, перешёптываясь.
После поминок Света начала войну за дом.
— Это моё по праву! — кричала она в кухне. — Я дочь, мне доля положена!
Катя достала папку с документами.
— Дед оформил дарственную на меня. Два года назад. Вот справки о его дееспособности.
Света листала бумаги, её лицо багровело.
— Ты старика обманула! — кричала она. — Я в суд подам!
— Подавай, — ответила Катя. — Всё законно.
Суд длился полгода. Три экспертизы подтвердили дееспособность Григория. Света проиграла.
— Я тебе это не прощу! — бросила она, уходя.
Катя с Мишей вернулись в дом. Они решили сохранить его как память о Григории. Катя часто сидела на веранде, глядя на яблони, и вспоминала его слова: «Главное — чтобы дома ждали».
***
Год прошёл тихо. Катя с Мишей обживали дом, у них родился сын. Но однажды вечером в дверь позвонили. Света ворвалась с порога:
— Катя, хватит дурить! Продай дом, помоги!— начала она. — Оксана в беде. Муж её бросил, бизнес его рухнул. Продай дом, помоги сестре!
Катя стояла у плиты, помешивая суп.
— А помнишь, как я просила у тебя денег? — сказала она. — На операцию папе. Что ты ответила?
Света покраснела.
— Это другое! Оксана на улице осталась!
— Ничем не другое, — отрезала Катя. — Вы меня воровкой называли.
Оксана молчала, но её глаза сверкали злобой.
— Живи в своей халупе! — выпалила она. — Мы без тебя обойдёмся!
Они ушли, хлопнув дверью. Катя села, глядя на старый самовар деда.
Через неделю позвонила мама Кати, Ирина.
— Кать, помоги Оксане, — умоляла она. — Она бездомная, без денег.
— Мам, ты забыла, как они меня отвергли? — Катя сжала трубку. — У Оксаны тогда новая машина была.
— Это было давно! — настаивала Ирина.
— Всё, разговор окончен, — Катя положила трубку.
Она рассказала Мише. Он задумался:
— Может, стоит помочь?
— Дед говорил: помогай тем, кто сам идёт вперёд. Оксана пока не готова.
***
Спустя полгода Оксана пришла одна. Худая, в поношенном пальто, она выглядела не той яркой тусовщицей, а уставшей женщиной.
— Кать, прости, — сказала она, глядя в пол. — Я была дурой. Гналась за понтами…
Катя молчала, глядя на неё.
— Прости, — продолжала Оксана. — За всё. За слова, за суд.
— Ладно, — ответила Катя. — Что дальше?
— В долг бы… Хоть немного. Жить негде.
Катя вздохнула.
— У нас сын, я пока не работаю. Не могу.
Оксана кивнула, ушла тихо. Катя смотрела ей вслед, чувствуя лёгкую грусть.
Вечером она рассказала Мише.
— Может, надо было помочь? — спросил он.
— Дед говорил: помогай тем, кто сам старается. Оксана только начинает свой путь.
Они сидели в саду, глядя на звёзды. Дом Григория был за спиной — тёплый, родной. Катя держала старый ключ деда, открывавший ворота.
— Он был прав, — сказала она. — Главное — чтобы дома ждали.
Оксана устроилась кассиром, снимала комнату. Света с Катей не общалась. Катя с Мишей растили сына, сажали яблони, хранили память о Григории.
— Мам, почему тётя Оксана не приходит? — спросил однажды сын.
— Мы разные, — ответила Катя. — Но, может, когда-нибудь помиримся.
Выбор, сделанный шесть лет назад, определил её жизнь. Забота о близких — вот что держит. Блеск меркнет, а дом остаётся.