Владимир Николаевич стоял у окна, наблюдая, как дочь выходит из старенькой «девятки» того самого парня. Денис. Даже имя какое-то… простое. Слесарское. Челюсть бывшего полковника сжалась так, что заныли зубы. Шестьдесят два года, из них тридцать пять в погонах, а теперь вот — смотри, как твоя единственная дочь связывается с каким-то… Он не договорил мысль даже про себя.
— Володя, ну что ты встал, как истукан? — Тамара Степановна поправила очки, отложив тетради с проверенными диктантами. — Опять из-за Дениса?
— Какой Денис, Тома? Никакого Дениса нет. Есть временное помутнение в голове у нашей дочери.
Жена вздохнула. Тридцать семь лет замужем научили ее чувствовать, когда муж заводится по-настоящему. А сейчас он заводился.
— Кристине девятнадцать лет, Володя. Она имеет право…
— Права надо заслужить! — рявкнул Владимир Николаевич. — Я ее растил не для того, чтобы она с первым встречным…
— С первым встречным? Они полгода встречаются!
— Полгода позора для нашей семьи! Сын слесаря, Тома! Слесаря! Учится в техникуме на… на кого он там учится? На механика? Моя дочь — красавица, умница, поступила в университет, а связалась с этим…
Входная дверь хлопнула. Кристина вернулась — раскрасневшаяся от мороза, глаза блестят. Длинные волосы, предмет особой гордости отца, рассыпались по плечам темным водопадом. До пояса. Густые, блестящие. «Как у матери в молодости», — обычно с гордостью думал Владимир Николаевич. Сейчас эта мысль только злила.
— Пап, мам, я дома! — крикнула Кристина, стягивая сапоги.
— Иди сюда! — приказным тоном позвал отец.
Девушка появилась в дверях гостиной, улыбка медленно сползала с лица.
— Опять начинается…
— Что «опять»? Я тебе русским языком сказал — прекрати встречаться с этим… с этим…
— С Денисом, пап. Его зовут Денис. И он хороший человек.
— Хороший человек! — Владимир Николаевич аж покраснел. — Хороший человек имеет образование, профессию, перспективы! А не ездит на ржавой «девятке» и не учится на механика!
— Он на автомеханика учится, между прочим! И машину сам восстановил, она не ржавая!
— Не смей со мной пререкаться! Я твой отец!
— Который хочет решать, с кем мне встречаться!
— Именно! Потому что ты не понимаешь, что творишь! Ты — моя дочь, Кристина! Моя! Я не позволю тебе опуститься до уровня какого-то слесарского отродья!
— Володя! — вскрикнула Тамара Степановна. — Как ты можешь!
— Могу и буду! — гаркнул он, переходя на командирский тон. — Запрещаю! Слышишь меня, Кристина? За-пре-щаю! Еще раз увижу тебя с ним — пеняй на себя!
Кристина смотрела на отца с таким вызовом, что он на секунду растерялся. Когда она стала такой… взрослой? Независимой?
— Я люблю его, пап.
— Любовь! — он хмыкнул. — В девятнадцать лет все любят. А в двадцать пять будешь стирать его робу и считать копейки до зарплаты! Это тебе надо?
— Это моя жизнь!
— Пока ты живешь под моей крышей — это моя жизнь тоже! Все! Разговор окончен! Завтра же прекратишь эту… связь!
Кристина молча развернулась и ушла к себе. Хлопнула дверь.
— Ты перегибаешь, Володя, — тихо сказала жена.
— Я отец! Я знаю, что для нее лучше!
Но Кристина не прекратила встречаться с Денисом. Наоборот — стала уходить еще чаще, возвращаться еще позже. Владимир Николаевич чувствовал, как власть ускользает из рук. Его дочь, его гордость, его красавица — больше не слушается. Как солдат, нарушивший присягу.
В голове зрел план. Жестокий, но, как ему казалось, необходимый. Надо показать ей, кто в доме хозяин. Надо сделать так, чтобы этот Денис сам от нее отвернулся. В конце концов, что там может связывать двух молодых людей, кроме… кроме внешности?
Он ждал три дня. На четвертый Кристина пришла особенно поздно — за полночь. Они уже легли, но Владимир Николаевич не спал. Слушал, как дочь тихо прокралась в ванную, как журчала вода, как скрипнула дверь ее комнаты.
Подождал еще час. Потом встал, достал из шкафа старую армейскую машинку для стрижки. Проверил — работает. Масло капнул, лезвия поправил. Руки не дрожали — армейская выучка.
Комната дочери была погружена в темноту. Только уличный фонарь бросал слабый свет через незашторенное окно. Кристина спала на боку, волосы разметались по подушке. Красивые волосы. Жалко.
Но дисциплина важнее красоты.
Он включил машинку. Жужжание показалось оглушительным, но дочь только вздохнула во сне — устала, видимо. С этим своим Денисом небось до ночи обнималась…
Первый проход — от лба к затылку. Темные пряди упали на подушку. Второй, третий… Владимир Николаевич работал методично, как привык. Аккуратно приподнимал голову дочери, проходился машинкой по вискам, за ушами. Волосы он складывал в приготовленный пакет — потом выбросит.
Минут через пятнадцать все было кончено. Кристина так и не проснулась — только поежилась, когда холодный воздух коснулся обритой головы. Владимир Николаевич постоял, глядя на дело рук своих. Теперь она выглядела… как новобранец. Как парень. Как солдат.
«Посмотрим, как твой Денис отреагирует на такую невесту», — подумал он, выходя из комнаты.
Спал он крепко. Сном человека, выполнившего долг.
Утро началось с крика. Такого крика, что Владимир Николаевич подскочил на кровати. Тамара Степановна уже бежала к дочери.
— Кристина! Кристиночка! Что случи… Господи!
Он встал, накинул халат. Надо встретить последствия лицом к лицу, как подобает офицеру. Вошел в комнату дочери.
Кристина стояла перед зеркалом. Руки дрожали, по щекам текли слезы. На полу валялись остатки волос, которые он не заметил в темноте.
— Что… что это? — она обернулась, и Владимир Николаевич невольно отшатнулся.
В глазах дочери была такая ненависть, что ему стало не по себе. Он видел разные взгляды — испуганные, злые, отчаянные. Но такого…
— Это называется воспитание, — сказал он, стараясь держать голос ровным. — Не слушаешься отца — получай как солдат. Теперь посмотрим, нужна ли ты своему Денису такая!
— Ты… ты чудовище! — голос Кристины сорвался. — Как ты мог? Как ты посмел?
— Я твой отец! Я имею право…
— Ты не имеешь права! Ты слышишь? Не имеешь!
Она бросилась к шкафу, начала выдергивать вещи, запихивать в сумку. Руки дрожали, слезы капали на одежду.
— Куда это ты собралась? — грозно спросил Владимир Николаевич.
— Подальше от тебя!
— Кристина, доченька, — Тамара Степановна попыталась обнять дочь, но та вырвалась. — Давай поговорим, успокойся…
— О чем говорить, мам? О том, что отец — псих? Что он… что он сделал это со мной? Посмотри на меня! Посмотри!
Без волос череп казался маленьким, беззащитным. Уши оттопырились. На коже виднелись мелкие порезы от машинки.
— Володя, что ты наделал? — жена повернулась к мужу. — Ты… ты изверг! Как ты мог? С собственной дочерью!
— Я делал то, что считал нужным! Для ее же блага!
— Для блага? — Кристина засмеялась сквозь слезы. — Ты всегда все делал для моего блага, да, пап? Запрещал дружить с кем хочу — для блага. Заставлял учиться на отлично — для блага. А теперь вот это — тоже для блага?
Она застегнула сумку, накинула куртку. На лысую голову натянула капюшон.
— Кристина, стой! Я запрещаю тебе уходить!
Дочь остановилась в дверях, обернулась.
— Знаешь что, папа? Иди ты к черту со своими запретами.
И ушла. Хлопнула входная дверь.
— Володя, что ты наделал? — Тамара Степановна села на кровать дочери, подобрала с пола прядь волос. — Что ты наделал, изверг?
Первую неделю Владимир Николаевич держался. Дочь объявится, когда денег не станет. Куда ей деваться? Но Кристина не объявлялась. Тамара Степановна узнала — живет у подруги. С мужем почти не разговаривала.
На второй неделе начал сомневаться. Может, перегнул? Но нет — она сама виновата. Не слушалась.
На третьей не выдержал.
— Тома, дай мне адрес. Где она.
— Зачем? Еще что-нибудь придумал?
— Поговорить хочу. Извиниться.
Жена посмотрела на него через очки — учительским взглядом, оценивающим.
— Серьезно хочешь?
— Серьезно.
Дала адрес.
Владимир Николаевич долго стоял перед дверью квартиры, где жила подруга Кристины. Наконец позвонил.
Открыла сама Кристина. В парике — рыжем, кудрявом. Чужом.
— Чего тебе?
— Дочка, можно поговорить?
— Я тебе не дочка.
— Кристина, пожалуйста. Я… я пришел извиниться.
Она молча отошла от двери — впустила. В маленькой кухне сидел Денис. Увидев Владимира Николаевича, встал.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — буркнул бывший полковник.
Повисла тишина. Кристина сняла парик, швырнула на стол. Голова уже не была совсем лысой — покрылась коротким ежиком. Но все равно…
— Доволен, пап? Красиво?
Владимир Николаевич сглотнул.
— Прости меня, дочь. Я… я думал…
— Ты думал унизить меня. Сломать. Заставить слушаться. Поздравляю — получилось. Я сломлена.
— Кристина…
— Знаешь, что самое смешное? — она усмехнулась. — Денис даже не удивился особо. Сказал — отрастут. Сказал, что любит меня не за волосы. Представляешь? Не за волосы. А ты за что меня любил, пап? За то, что я красивая была? Послушная? Твоя гордость?
— Я люблю тебя, потому что ты моя дочь…
— Врешь. Ты любил во мне продолжение себя. Свой проект. Идеальную дочь полковника. А когда проект дал сбой — решил починить. Радикально.
— Я хотел как лучше…
— Все хотят как лучше. Гитлер тоже хотел как лучше.
— Кристина!
— Что — Кристина? Правда глаза колет? Ты обрил мне голову, пока я спала, пап. Пока я спала! Как… как скотине какой-то. И теперь пришел извиняться?
Владимир Николаевич молчал. Что тут скажешь?
— Мы с Денисом поженимся, — вдруг сказала Кристина. — Через месяц. Подали заявление.
— Что? Но ты же… вы же…
— Молодые? Да. Но я больше не хочу жить под чьей-то властью. Хочу сама решать. С кем быть, как выглядеть, что делать. Денис меня понимает. А ты — нет. И никогда не понимал.
— Дочка, не горячись. Давай обсудим…
— Нечего обсуждать. На свадьбу не придете. Ни ты, ни мама.
— Мама-то при чем?
— Мама всегда тебя покрывала. Молчала, когда ты перегибал. Соглашалась. «Папа знает лучше». Папа всегда знает лучше.
Она встала.
— Уходи, пожалуйста.
— Кристина, я прошу тебя…
— Уходи!
Владимир Николаевич встал. Посмотрел на Дениса — тот сидел молча, но взгляд был твердый. Защищающий. Именно так должен смотреть мужчина, готовый защитить свою женщину.
Черт. А парень-то… мужик. Настоящий. Не по годам, не по статусу — по сути.
— Береги ее, — вдруг сказал Владимир Николаевич.
Денис кивнул.
Больше они не виделись. Через месяц Тамара Степановна сказала, что Кристина вышла замуж. Показала фотографию из соцсетей — дочь в простом белом платье, волосы отросли до плеч, в руках — небольшой букет. Рядом Денис в недорогом костюме. Оба улыбаются.
Счастливые.
Владимир Николаевич долго смотрел на фотографию. Потом пошел в ванную, достал машинку для стрижки. Подержал в руках. И выбросил в мусорное ведро.
Слишком поздно.