Игорь сидел в машине у подъезда уже полчаса. Пальцы дрожали, когда прикуривал третью сигарету. На телефоне — недописанное сообщение матери: “Мам, нам надо поговорить о…” Стёр. Начал снова: “Приеду вечером, есть важный…” Снова стёр.
Ольга ждала дома. Вчера опять плакала — живот уже большой, спать негде, мать шаркает по квартире ночами, включает телевизор. А позавчера забыла выключить газ под чайником. Хорошо, Ольга учуяла.
Телефон завибрировал. Жена: “Ты где? Она опять полы перемывает. Говорит, я не умею.”
Освободи квартиру ты тут больше не живешь 2Игорь выбросил окурок. Пора.
Валентина Михайловна сидела на кухне с фотоальбомом. Вот Игорёк первый раз на море — худенький, коленки острые. Вот с отцом удочки мастерят. Вот выпускной — костюм с чужого плеча, но такой гордый.
Из коридора донеслось шарканье — Ольга с ведром и шваброй.
— Оль, я же сказала — не три так сильно. Краска слезет.
Невестка промолчала. Только вздохнула.
Дверь хлопнула. Игорь пришёл.
— Мам, нам нужно поговорить.
Валентина Михайловна подняла голову. Сын стоял в дверях — помятый, глаза красные. За ним Ольга — прислонилась к стене, держится за живот.
— Что случилось?
Игорь сел напротив. Руки спрятал под стол — она всегда замечала, когда он нервничает.
— Мам, понимаешь… Ольге скоро рожать. Места мало. Мы думали…
Замолчал. Смотрит в стол.
— Что думали?
— Может, тебе лучше… В смысле, удобнее будет… Есть хорошие места. Дома для пожилых. Там уход, общение…
Валентина Михайловна отложила альбом.
— Ты хочешь отправить меня в дом престарелых?
— Не отправить! — вскинулся он. — Просто… Просто так будет лучше. Всем.
— Мне тоже?
Молчание.
Ольга тихо сказала:
— Валентина Михайловна, мы не справляемся. Вы же сами знаете… Вы забывчивая стала. Газ не выключаете, дверь не запираете. А у нас ребёнок будет.
— Один раз забыла газ. Один!
— Не один, — Игорь достал телефон. — Я записывал. Вот, смотри. Пятнадцатого — газ. Двадцатого — дверь открытая. Двадцать третьего — потерялась в магазине, искали час.
Валентина Михайловна смотрела на экран. Не помнила половины.
— Я не помню…
— Вот именно, — мягко сказал сын. — Мам, тебе нужен уход. Профессиональный. А мы… мы не можем.
Она сидела оглушённая. В голове не укладывалось. Игорёк. Её мальчик. Которого качала ночами, когда зубки резались. Которому шила костюм зайчика на утренник. Который плакал у неё на плече, когда первая любовь бросила.
— Когда? — спросила тихо.
Игорь отвёл глаза.
— Через неделю. Мы уже место присмотрели. Хорошее, платное.
— Уже присмотрели…
Встала. Ноги ватные, но дошла до шкафа. Вытащила папку с документами.
— Игорь, квартира на мне записана. Папа на моё имя оформлял, помнишь?
— Помню.
— Как же вы меня выселите?
Сын потёр лицо ладонями. Устало, надломленно.
— Мам, давай без этого. Мы же по-хорошему. Если не согласишься… Придётся через суд. Недееспособность.
— Что?
— Есть основания. Забывчивость, потеря ориентации. Любой врач подтвердит.
Валентина Михайловна ухватилась за край стола.
— Ты отдашь меня врачам? Чтобы признали сумасшедшей?
— Не сумасшедшей! Просто… нуждающейся в уходе.
Она смотрела на него долго. Искала в лице что-то знакомое. Не нашла.
— Знаешь, что твой отец написал мне перед смертью?
Игорь вздрогнул.
— Мам, не надо.
— “Береги Игорька. И пусть он бережёт тебя.” Вот его записка. Храню четыре года.
Достала из альбома сложенный листок. Игорь не взял.
— Я берегу тебя! Потому и нашёл хорошее место!
— Игорь, — тихо сказала она. — А если твой ребёнок через сорок лет скажет тебе то же самое? Мол, папа, ты старый, место занимаешь.
Ольга всхлипнула. Игорь встал резко.
— Это другое!
— Чем?
Он не ответил. Вышел из кухни. Слышно было, как хлопнула дверь спальни.
Валентина Михайловна осталась одна. Села обратно. Взяла фотографию — они с Колей молодые, только поженились. Квартиру эту в ипотеку брали, двадцать лет выплачивали. Каждую копейку берегли.
А теперь сын хочет её выгнать. Родной сын.
Вспомнила, как не пускала его в художественную школу. “Не мужское это дело, — говорила. — Иди на экономический.” Послушался. А может, хотел рисовать? Может, обида осталась?
Вспомнила, как ругала за девочку ту, с соседнего двора. “Не пара она тебе. Из неблагополучной семьи.” А он любил, может?
Сколько раз она знала лучше. Решала за него. Контролировала.
Может, теперь расплата?
Ольга вернулась. Села рядом.
— Валентина Михайловна, простите. Мы не со зла. Просто тяжело. Я на восьмом месяце, сил нет. А вы… вы такая требовательная. Полы не так мою, борщ не так варю.
— Я просто хочу, чтобы в доме порядок был.
— Знаю. Но я не вы. Я не могу драить квартиру каждый день. У меня токсикоз, отёки.
Валентина Михайловна посмотрела на неё. Молодая, красивая. Устала. Под глазами круги.
— Я не знала про токсикоз.
— Вы не спрашивали.
Правда. Не спрашивала. Только требовала — то принеси, это сделай.— Хорошо, — сказала тихо. — Я уйду.
Ольга вскинулась:
— Правда?
— Но знайте — квартиру государству завещаю. Пусть библиотеку сделают. Или ещё что.
— Валентина Михайловна!
— Справедливо это. Выгоняете — получите пустые стены.
Игорь вернулся через час. Бледный.
— Мам, ты серьёзно? Про завещание?
— Серьёзно.
— Но это же наш дом! Папа для нас старался!
— Папа умер. А ты меня выгоняешь.
— Я не выгоняю! Я забочусь!
— Называй как хочешь.
Он сел на колени перед ней. Взял за руки — холодные, дрожат.
— Мам, прости. Давай по-другому. Останься. Мы комнату поменяем, я в маленькую перееду.
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты уже показал, кто я для тебя. Обуза. Которую надо сплавить.
— Это не так!
— Так, Игорёк. И мы оба это знаем.
Встала. Пошла собирать вещи. Старый Колин чемодан достала — помнил ещё их свадебное путешествие.
Игорь стоял в дверях.
— Не уезжай.
— Поздно. Машину вызвали?
— Мам…
— Вызвали или нет?
— Завтра приедут.
— Хорошо.
Складывала платья. Кофты. Фотографии. Письмо Коли — то самое, последнее.
А Игорь всё стоял. Смотрел.
— Помнишь, как мы с папой тебя в художку отдать хотели? — вдруг сказала она.
Он вздрогнул.
— Помню.
— Я не разрешила. Сказала — не мужское дело. А ты хотел?
— Хотел.
— Прости.
— Мам, это давно было.
— Всё равно прости. Я много чего решала за тебя. Неправильно это было.
Он подошёл. Обнял сзади. Уткнулся лицом в плечо — как маленький.
— Не уезжай. Пожалуйста.
— Нет, сынок. Мне пора. И тебе пора — жить своей жизнью. Без меня.
Утром приехала машина. Санитар молодой, вежливый. Чемодан взял.
Валентина Михайловна стояла в прихожей. Оглядывала квартиру. Тридцать лет прожила.
Игорь и Ольга вышли проводить. Оба заплаканные.
— Ключи на комоде, — сказала она. — Живите счастливо.
— Мам, а завещание?
— Какое завещание? — она улыбнулась. — Я старая, забывчивая. Не помню никакого завещания.
Игорь бросился к ней.
— Мам!
— Всё, сынок. Хватит. Живи.
Вышла. Не оглядываясь.
В машине достала письмо мужа. Перечитала: “Береги Игорька.”
Сберегла как смогла. Вырастила, выучила. Квартиру оставила.
А то, что он её из этой квартиры выгнал…
Что ж. Каждый делает свой выбор.
Она свой сделала тридцать лет назад. Когда родила сына. Когда решила — буду беречь.
И берегла. До последнего.
А теперь пусть он бережёт своих детей. И помнит — как аукнется, так и откликнется.
Всегда откликнется.