Свекровь прислала сообщение в семь утра: «Собирайся к шести. Ты ведь помнишь, что сегодня ужин в честь годовщины нашей семьи?»
«Нашей семьи» — ключевые слова. За пять лет брака с Максимом я так и не стала частью этого «мы». Даже родив сына, я оставалась для Ирины Владимировны «девушкой, которая случайно залетела».
Я надела черное платье — строгое, без декольте, чтобы не дать повода для комментариев о «вульгарности». Но едва переступила порог её особняка, как услышала:
— О, Настя! Ты что, на похороны собралась? — Ирина Владимировна парила в дверях в платье цвета шампанского, её маникюр сверкал, как лезвия.
За столом сидели все: дяди-олигархи, тети с бриллиантами размером с грецкий орех и, конечно, «золотой мальчик» семьи — мой муж, Максим. Его место было рядом с мамой, как всегда.
— Настенька, ты же не против, что я посадила Максимчика рядом со мной? — свекровь улыбнулась, будто предлагала конфету с ядом. — Вы же каждый день вместе, а я его так редко вижу.
Максим потупил взгляд, ковыряя салфеткой узор на скатерти. Он всегда молчал. Как рыба. Как труп.
Ужин начался с тоста за «неразрывность семейных уз». Ирина Владимировна подняла бокал, глядя прямо на меня:
— Пусть наши дети учатся на примере старших. И не совершают ошибок, которые нельзя исправить.
Все замерли. «Ошибка» — так она называла наш брак.
— Кстати, Настя, — она повернулась ко мне, будто только что вспомнила, — ты так и не рассказала гостям, где работаешь. В том… как его… салоне?
— В антикварной галерее, — поправила я, чувствуя, как краснею.
— Ах, да! — она хлопнула в ладоши. — Ты же продаёшь старый хлам богатым старухам. Мило.
Гости захихикали. Максим налил себе вина, словно решил утонуть в нём.
— Мама, — я сделала глоток воды, чтобы голос не дрогнул, — а вы всё ещё посещаете того массажиста? Как его… Антон? Или он уже сменил клиентов?
Стекло звонко стукнуло о стол. Ирина Владимировна побледнела. Антон — её тридцатилетний «массажист», который приезжал к ней трижды в неделю. Всем было известно, кроме Максима.
— Не понимаю, о чём ты, — свекровь заставила себя улыбнуться.
— Ну конечно, — я наклонилась к вазе с фруктами, выбирая виноград. — Просто на днях видела его у салона «Элит». Он теперь… мой клиент. Покупает статуэтки для кого-то.
Ложь. Но Антон и правда заходил в галерею — заказать подарок любовнице. Его кредитная карта была на имя Ирины Владимировны.
— Хватит! — Максим вдруг встал, опрокинув стул. — Мама, Настя, прекратите это…
— Садись, — холодно сказала свекровь. — Ты всегда портил мне нервы своей слабостью.
Он сел. Как щенок.
— Простите, я отлучусь, — я встала, улыбаясь так сладко, что у тёти Люды задрожала тройная складка на подбородке.
В туалете я достала телефон. Одно сообщение — мой друг-айтишник, который неделю взламывал почту свекрови. «Готово. Рассылаю?»
Я ответила: «Жди моего сигнала».
Возвращаясь, я услышала громкий спор. Ирина Владимировна, стоя у камина, размахивала бумагой:
— Вы только посмотрите! Это её «галерея»! Счета за подделки!
Максим молчал, сжав в кулаке мою годовую отчетность. Я даже не удивилась — свекровь рылась в моих вещах.
— Ты позоришь нашу семью! — она бросила бумаги в огонь. — Максим, ты выгонишь её, или я…
— Или вы что? — я вошла в зал, держа в руках старую шкатулку из кабинета свекрови. — Уволите своего сына из семейного бизнеса? Отключите от наследства? Или расскажете всем, как подделали дедушкино завещание, чтобы не делить акции с сестрой?
Тишина стала такой густой, что можно было резать ножом. Тётя Люда поперхнулась шампанским.
— Ты… ты лжёшь! — Ирина Владимировна шагнула ко мне, но споткнулась о ковёр.
— В этой шкатулке есть копии документов. И письмо вашей сестры, которую вы отправили в психушку. Хотите, я зачитаю?
Максим вскочил:
— Настя, что ты несешь?!
— Правду, — я открыла шкатулку. — Которая всегда была у тебя под носом.
Свекровь закричала, выбивая шкатулку из моих рук. Бумаги разлетелись, как осенние листья. Гости бросились их подбирать.
— Всё враньё! — она металась, пытаясь собрать листы, но дядя Петя уже читал вслух:
— «Дорогая Ирина, ты украла мою долю. Но Бог тебя накажет…»
— Это подделка! — её голос сорвался на визг.
Внезапно зазвонил телефон Максима. Он посмотрел на экран и побледнел:
— Это… полиция.
Падение королевы
Ирина Владимировна застыла, как статуя изо льда, которую вот-вот растопит паника. Её рука дрожала, указывая на Максима:
— Не бери трубку! Это провокация!
Но Максим уже нажал «ответить». Голос из динамика прозвучал громко, будто специально для всех:
— Господин Соколов? Это капитан Гуров. Мы получили заявление о мошенничестве и подделке документов. Просим вас явиться…
— Какое заявление? — Максим побледнел, глядя на меня.
— Моё, — я выпрямилась, держа в руках обгоревший лист из шкатулки. — Твоя мама десятилетиями подделывала документы, чтобы контролировать бизнес. Включая смерть твоего отца.
Шум нарастал. Тётя Люда, сестра Ирины Владимировны, вскочила, разбивая бокал:
— Так ты и Павла убила?!
— Не смей! — свекровь бросилась к ней, но дядя Петя перехватил её за руку.
Хаос стал музыкой моего триумфа. Гости кричали, звонили адвокатам, а Ирина Владимировна, лишившись короны, металась между ними, пытаясь собрать обрывки власти.
— Всё враньё! — её голос сорвался на фальцет. — Она хочет разрушить нашу семью!
— Семью? — я подняла с пола фото из шкатулки: Ирина Владимировна в объятиях Антона на яхте. — Или свою империю лжи?
Максим выхватил фото. Его пальцы смяли края:
— Мама… это правда? Ты и… он?
Она замерла. Впервые за всю жизнь её лицо выдало страх.
— Максимчик, это… старый снимок…
— Старый? — я достала телефон, открыв видео из её загородного дома. Антон в халате, она в бикини. Датировано прошлой неделей. — Ваш «массажист» оказался болтлив. За деньги.
Ирина Владимировна рухнула в кресло. Её платье «шампанского» смялось, как бумага.
— Ты… монстр, — прошипела она.
— Ученица, — поправила я.
Полиция увезла её через час. Максим уехал с ними, не взглянув на меня. Дом опустел, оставив лишь запах дорогих духов и страха.
В три ночи мне позвонил Антон.
— Довольна? — его голос звучал хрипло.
— Ты получил свои деньги. Исчезай.
— Ох, Настенька, — он засмеялся, — ты думаешь, это конец? Ирина не сдаётся так просто. У неё есть козырь.
— Что?
— Твой сын.
Ледяная игла пронзила грудь. Я бросилась в детскую. Кровать была пуста. На подушке — записка:
Хочешь увидеть его живым? Молчи. Жди инструкций.
Максим вернулся под утро. Его глаза были пусты.
— Мама всё отрицает. Говорит, ты подстроила…
— Артём пропал! — я втолкнула ему в руки записку. — Это она! Она забрала его!
Он прочитал и рухнул на диван:
— Боже… Что делать?
— Ты веришь ей или мне? — я схватила его за плечи. — Она украла нашего сына!
— Нет! — он оттолкнул меня. — Она… она не способна на это!
Я ударила его. Впервые.
— Проснись! Твоя мать — монстр! Она убьёт его, чтобы наказать меня!
Он схватил меня за запястья, но вдруг его телефон завибрировал. Неизвестный номер. Голос Антона:
— Максим, хочешь вернуть сына? Привези Настю на старый причал. Один.
— Ты! — зарычал Максим. — Где мой сын?!
— Тсс… — послышался детский плач. — Приезжайте. Игра началась.
Причал был заброшен. Волны бились о ржавые сваи, а ветер свистел, как насмехаясь. Антон ждал у воды, куря.
— Где Артём? — я бросилась к нему, но Максим удержал меня.
— Спокойно, — Антон бросил окурок в воду. — Малыш в безопасности. Пока вы выполняете условия.
— Какие условия? — Максим шагнул вперёд.
— Ирина хочет встречи. На её условиях.
— Ни за что! — я вырвалась.
— Тогда… — он достал телефон, включив видео. Артём сидел в тёмной комнате, привязанный к стулу.
— Мамочка… — всхлипнул он.
— Нет! — я закричала. — Я согласна!
Встреча была назначена в старом особняке Ирины. Её адвокат открыл дверь, не глядя на нас.
Свекровь сидела в библиотеке, в чёрном костюме, будто уже носила траур.
— Ну что, Настенька, — она улыбнулась, — готова сдаться?
— Где сын?
— Сначала подпиши отказ от доли в бизнесе. И развод. Максим остаётся со мной.
— Мама, хватит! — Максим ударил кулаком по столу. — Верни Артёма!
— Иначе? — она подняла бровь. — Убьёшь меня? Как твою подружку?
Воздух застыл.
— Какую… подружку? — я прошептала.
— О, Максимчик не рассказывал? — её глаза блеснули. — Леночку, его первую любовь. Которая «случайно» утонула, когда узнала, что он женится на тебе.
Максим побледнел, как смерть.
— Ты… ты знала…
— Конечно. И помогла скрыть. — Она повернулась ко мне. — А ты думала, он идеальный?
Я отступила, ударившись о полку. Мир рушился.
— Всё просто, — свекровь положила передо мной бумаги. — Подпишешь — сын вернётся. Нет… — она кивнула на окно, где вдалеке маячил причал, — Антон ждёт сигнала.
Максим схватил ручку:
— Я подпишу. Только верни его.
— Нет! — я выбила ручку. — Она лжёт! Артём уже…
Гул вертолёта перекрыл мои слова. В окне мелькнул свет прожектора. Двери распахнулись, ворвалась полиция.
— Всем оставаться на месте!
Ирина Владимировна вскочила:
— Это моя земля! Как вы…
— Ваш друг Антон дал показания, — капитан Гуров вошёл, держа в руках диктофон. — И мы нашли мальчика.
Артём вбежал в комнату, бросившись ко мне. Ирина Владимировна рухнула в кресло, её королевство пало.
— Как… — она прошептала.
— Вы недооценили Антона, — я обняла сына. — Он любит деньги больше, чем вас.
Суд совести
Судья ударила молотком, но гул в зале не стихал. Ирина Владимировна стояла за стеклянной перегородкой, её взгляд буравил меня сквозь толстое стекло. Она уже не напоминала королеву — седые волосы, тюремный халат, руки в наручниках. Но ненависть в её глазах осталась прежней.
— Подсудимая признана виновной в мошенничестве, подделке документов и похищении ребёнка… — голос судьи звучал монотонно, словно читал меню.
Максим сидел рядом, не поднимая глаз. С тех пор, как он узнал правду о Леночке, мы не говорили. Только Артём, прижимавшийся ко мне, связывал нас воедино.
— Мама, — он дёрнул меня за рукав, — папа плачет?
Максим действительно смахнул слезу. Впервые за годы брака я увидела его уязвимым. Но было поздно.
После заседания ко мне подошла тётя Люда. Её бриллианты сменились скромной брошью, а тон стал почти человеческим:
— Настя, я… хочу вернуть свою долю. Ту, что Ирина украла. Для Артёма.
— Почему? — я прикрыла сына ухом, будто боялась, что он услышит подвох.
— Потому что ты оказалась сильнее её. — Она сунула мне конверт. — Здесь адрес. Леночка жива.
Мир замедлился. Конверт жёг пальцы.
— Что?
— Ирина солгала. Девушка не утонула. Её выгнали из города, чтобы Максим женился на тебе.
Я развернула листок. Посёлок в глуши, имя — Елена Соколова.
Дорога заняла два дня. Артём спал на заднем сиденье, а я грызла ногти, представляя, что найду. Домик на окраине, огород, запах дыма.
Женщина, открывшая дверь, была моим отражением — те же карие глаза, но с морщинами усталости.
— Елена? — прошептала я.
Она узнала всё по моему лицу.
— Вы… жена Максима?
— Да. Но я не знала…
— Заходите, — она отступила, пряча дрожь в руках.
Леночка оказалась учительницей в сельской школе. Ни семьи, ни детей — только кошки и полки с книгами.
— Она заплатила мне, чтобы я исчезла, — Елена поставила чайник на печь. — Сказала, что Максим бросит меня ради выгодной партии. А если откажусь… — она провела пальцем по шраму на шее.
— Почему не вернулись?
— Боялась. Потом увидела вашу свадьбу в газете. Решила, что вы счастливы.
Артём, игравший с котёнком, поднял голову:
— Мама, а кто это?
— Тётя Лена. Она… друг папы.
Мы вернулись в город ночью. Максим ждал на пороге, с пустыми глазами и бутылкой виски.
— Где вы были? — он схватил меня за плечо.
— У Леночки. Она жива.
Бутылка разбилась о пол. Он опустился на колени, рыдая.
— Прости… Я не знал…
— Ты не знал многое, — я отвела Артёма в детскую. — Но теперь выбор за тобой.
Суд над Ириной Владимировной стал медийным цирком. Когда прокурор вызвал Елену, зал взорвался. Свекровь вскочила, крича:
— Врёт! Она подкуплена!
Но Леночка молча показала шрам. Дали аудиозапись — голос Ирины, угрожающий расправой.
— Мерзавка! — свекровь бросила стакан воды в стекло. — Ты разрушила мою семью!
— Вы разрушили её сами, — впервые за всё время заговорил Максим. — Я отказываюсь от наследства. И от вас.
Приговор — 15 лет колонии. Она закричала, что подаст апелляцию, но её голос потонул в гуле камер.
Мы развелись тихо, без скандалов. Максим уехал помогать Леночке — искупать вину. Артём часто спрашивает о нём, но я молчу.
Дом Ирины продали. На эти деньги я открыла галерею для молодых художников. Иногда туда заходит тётя Люда — купить что-нибудь «эдакое».
Сегодня, разбирая старые вещи, я нашла шкатулку. Внутри — письмо от Ирины из тюрьмы:
Ты победила. Но помни: ягоды с моего дерева горчат. Твой сын — тоже моя кровь.
Я сожгла письмо. Пламя лизало слова, оставляя пепел.
Артём вбежал в комнату, пахнущий красками с уроков рисования:
— Мам, я нарисовал нашу семью!
На рисунке мы трое: он, я и кот. Максима нет.
— Папа… — начал он, но я обняла его.
— Папа любит тебя. Но иногда люди не умеют быть семьёй.
— А мы умеем?
— Мы учимся.
Ирина Владимировна умерла в тюрьме через год. От инфаркта. На похоронах был только Максим.
Леночка вышла замуж за местного врача. Присылает открытки.
А я научилась пить кофе без оглядки на часы. И выбирать платья с декольте.