Маргарита сидела на кухне, упираясь лбом в прохладную столешницу. Каждое тиканье часов врезалось в сознание, как гвоздь. В висках пульсировало, будто кто-то методично стучал молоточком по натянутой струне. Чайник, недавно кипевший на плите, теперь был просто холодным металлическим предметом. А внутри у неё было такое чувство, будто её вывернули наизнанку, и всё, что осталось — это тяжёлая, пропитанная горечью тряпка.
Из прихожей донёсся бодрый голос Егора:
— Всё улажено, мам! Ресторан забронирован, аниматоры наняты, торты заказаны! Успокойся, Рита, всё будет на высоте! — кричал он, снимая куртку и развешивая её на вешалке с таким видом, будто только что заключил многомиллионный контракт.
Маргарита медленно подняла голову. Взгляд её был острым, заточенным.
— А я здесь зачем, Егор? Для галочки? Чтобы в инстаграме были красивые фото? «Счастливая семья отмечает день рождения дочери»? — голос её был тонким, как лезвие.
— Ой, ну вот, опять начинается! — отмахнулся он, словно от назойливой мухи. — Всё пройдёт отлично! Алиске понравится!
— Ты у неё хоть спросил, Егор? Или Елизавета Петровна уже всё за неё решила? — Маргарита произнесла это с такой ядовитой сладостью, что воздух на кухне стал густым и липким.
Егор замер, будто споткнулся о собственные мысли. Он уставился в пол, избегая её глаз.
— Мама… она просто хотела помочь… — пробормотал он неуверенно.
Маргарита резко встала и сделала шаг вперёд, сократив расстояние между ними до минимума. Пространство сжалось, как в триллере перед кульминационной сценой. В груди у неё пылал огонь, который не просто горел — он выжигал всё дотла.
— Помочь КОМУ, Егор? Себе? Своему самолюбию? Или тебе, чтобы лишний раз не напрягаться?
Егор тяжело вздохнул, предчувствуя бурю. В голове промелькнула знакомая, изматывающая мысль: «Опять эти драмы…»
Рита видела, как он сдерживает раздражение, но её это больше не касалось. Она слишком долше молчала, слишком часто проглатывала обиды, слишком много раз отказывалась от собственных желаний ради призрачного семейного спокойствия.
— Алиса боится этих аниматоров, ты понимаешь? Она мне сама сказала: «Мама, давай просто посидим втроём. Я не хочу этих людей в костюмах». Но нет! Кого слушать, если есть мнение святой бабушки! — её пальцы сжались в кулаки, а в глазах стояли осколки ледяного гнева.
Егор фыркнул, будто услышал что-то абсурдное.
— Да все дети обожают аниматоров! Ты сама всё придумываешь!
Маргарита подошла так близко, что он почувствовал запах её духов — терпких, тяжёлых, как сама сложившаяся ситуация.
— Ты давно общался с нормальными детьми, Егор? Или ты с пелёнок думал только о том, как бы угодить матери? — произнесла она почти шёпотом, и от этого спокойствия у него внутри всё сжалось.
Егор сдался, отступил:
— Ладно… Не хочешь — сама всё делай. Мне вообще без разницы.
Маргарита, не говоря ни слова, проводила его взглядом. Что-то в ней сломалось с тихим, но окончательным хрустом. Как ветка, подсохшая и не выдержавшая очередного порыва ветра.
К вечеру атмосфера в квартире стала густой и невыносимой, как запах гари после пожара.
Маргарита сидела на диване, обняв Алису, и перебирала её мягкие волосы.
— Мам, а мы правда не пойдём туда, где эти клоуны? — тихо спросила девочка, прижимаясь к матери.
— Мы будем делать только то, что ты захочешь, родная. — Рита поцеловала её в макушку.
И в тот самый момент решение созрело окончательно. Не для вида, не для чьего-то одобрения, а для себя.
На следующее утро, как гром среди ясного неба, в их дверь постучала Елизавета Петровна — монументальная, словно памятник самой себе, с безупречной укладкой и нарисованной улыбкой.
— Ну что, мои хорошие! — провозгласила она, щёлкая каблуками по паркету, будто маршируя на параде. — Готовьтесь к самому незабываемому дню! Алиса, ты готова к чудесам?
Алиса прижалась к матери, не глядя на бабушку.
Маргарита спокойно, без тени волнения, скрестила руки на груди:
— Елизавета Петровна, мы вас не звали.
Свекровь всплеснула руками, будто стала жертвой чудовищной неблагодарности.
— Маргарита, что за тон! Я же для вас стараюсь! Для семьи!
— Для семьи, которую вы методично разваливаете своими «стараниями»? — Рита усмехнулась, и в этой усмешке была вся накопившаяся боль и горечь.
Егор стоял в стороне, потирая виски. Он смотрел на потолок, и ему казалось, что трещинка в штукатурке куда прочнее, чем всё, что осталось от их брака.
Елизавета Петровна прижала руку к груди, как праведница перед иконой.
— Я всегда желала вам только добра! Всегда!
Рита кивнула, наклонилась к дочери и твёрдо сказала:
— Пойдём, зайка. Мы устроим свой праздник. Только для нас.
Свекровь остолбенела. Егор замер. Даже кот Мурзик остановился посли вылизывания лапы, почуяв неладное.
Через полчаса Маргарита с Алисой сидели в уютной кофейне за углом, ели воздушные панкейки с кленовым сиропом и смеялись над смешными рожицами, которые рисовал на пенке официант.
— Вот это настоящий праздник, — с набитым ртом заявила Алиса.
Маргарита улыбнулась. Улыбка была новой, непривычной, будто она впервые открыла для себя простую истину, что можно жить иначе.
А в это время в квартире разворачивалась драма вселенского масштаба.
Елизавета Петровна расхаживала по гостиной, как полководец перед решающей битвой, и гремела:
— Я этого так не оставлю! Егор, ты обязан с ней поговорить! Она разваливает вашу семью!
Егор сидел, сжимая голову руками, будто пытаясь удержать её от взрыва.
— Мам, успокойся! Ну не подошли эти аниматоры…
— Не подошли?! Не ПОДОШЛИ?! Я тебя не так растила?! — свекровь почти визжала. — Она тебя против меня настраивает, гадюка!
Егор резко поднялся и, наконец, высказал то, что копилось годами:
— А может, проблема не в Маргарите?
Елизавета Петровна застыла. Её будто окатили ледяной водой.
И в этой внезапной тишине что-то рухнуло. Окончательно и бесповоротно.
А Маргарита в это время смотрела на смеющуюся дочь и понимала: этот день станет точкой отсчёта.
Точкой, с которой началась жизнь, где у неё есть голос.
***
Маргарита вставила ключ в замочную скважину и с усилием повернула его. Дверь со скрипом подалась внутрь. В квартире царила гробовая тишина. Не спокойная, а удушающая, предгрозовая. Из гостиной доносился приглушённый звук телевизора — кто-то говорил на повышенных тонах, и этот голос резал слух.
Алиса проскользнула в свою комнату, инстинктивно чувствуя надвигающуюся бурю.
Маргарита сбросила куртку, швырнула сумку на кресло и вошла в гостиную. Картина, открывшаяся ей, была красноречивее любых слов.
Егор сидел на диване, а рядом, выпрямившись в струну, восседала его мать. На их лицах было написано всё: отчаяние, гнев и полное непонимание, как они до этого докатились.
— Здравствуйте, — произнесла Маргарита, и слово повисло в воздухе, тяжелое и колючее. — Что, опять траур? Или клоуны передумали и решили к нам в гости заглянуть?
Елизавета Петровна посмотрела на неё так, будто та была тараканом на торте.
— Тебе есть что сказать в своё оправдание? — прошипела она, сжимая клатч так, что костяшки пальцев побелели.
Маргарита сделала удивлённое лицо.
— В оправдание? За что? За то, что моя дочь наконец-то улыбается? За то, что у неё был хороший день? Или у вас был другой, «правильный» сценарий?
Егор тяжело вздохнул и поднялся. Было видно, что он измотан, но готовится к бою.
— Рита, давай без сцен… — начал он, глядя куда-то в сторону.
Маргарита не дала ему договорить. Её терпение лопнуло, как перетянутая струна.
— Нет, Егор. Сегодня твоя мать устроила спектакль для самой себя. А ты был в первых рядах. Теперь разбирайся с последствиями.
Елизавета Петровна сжала кулаки, и её лицо исказилось от ярости.
— Да кто ты такая, чтобы так со мной разговаривать? — её голос взвизгнул. — Это я семью сохраняю! Это я о вас забочусь! Я сына вырастила, дала ему всё!
Маргарита коротко и ядовито рассмеялась. Этот смех прозвучал как пощёчина.
— Вырастила? Как будто он — ваш личный проект. Если хотите, забирайте свой «проект» обратно. Безвозмездно.
Егор шагнул к ней, глаза налились кровью.
— Рита, прекрати! Ты переходишь все черты!
— А ты, Егор, эти черты когда-нибудь проводил? — холодно спросила она, подходя вплотную. — Ты всегда молчишь. Когда твою жену унижают, когда твою дочь доводят до слёз. Ты просто молчишь. Потому что боишься. Ты знал, что Алиса по ночам плачет, потому что бабушка назвала её платье безвкусным?
Егор не нашёлся что ответить. Он снова отвёл взгляд. И в этом жесте была вся его суть.
Маргарита сделала ещё шаг. Их плечи почти соприкоснулись. Её голос стал низким и обжигающе холодным.
— Знаешь, что самое ужасное, Егор? Жить с человеком, который в критический момент всегда предаст. Предаст тебя, предаст своего ребёнка. Ради одобрения матери. И ничего не изменит.
Елизавета Петровна не выдержала:
— Я тебе готовила, помогала по дому! И вот благодарность! Неблагодарная тварь!
Маргарита резко повернулась к ней. Её лицо стало каменным.
— Я бы предпочла жить в общежитии, чем в этой золотой клетке под вашим присмотром! Сколько можно, Елизавета Петровна? Может, вам сразу в нашей спальне поселиться, чтобы контролировать каждый наш шаг?
Егор схватил её за руку. Его пальцы впились в её запястье.
— Всё, хватит! Это уже слишком!
И тут Маргарита не выдержала. Её ладонь со всей силы опустилась на его щёку. Звук удара гулко прокатился по комнате.
Егор застыл в ошеломлении. Он не верил случившемуся.
Алиса, испуганная, выскочила из комнаты и вцепилась в мамину ногу.
Маргарита понизила голос до шёпота, но каждое слово било наотмашь:
— Это за всё. За каждый невысказанный упрёк. За каждую ночь, когда я засыпала с мыслью, что я здесь чужая. За Алису. За меня. За нас, которых никогда не было.
Она схватила сумку, взяла дочь за руку и, не оглядываясь, вышла из квартиры. На улице моросил холодный ноябрьский дождь. Он стекал по лицу, смешиваясь со слезами.
— Мам, а куда мы? — тихо спросила Алиса, сжимая её пальцы.
Маргарита улыбнулась сквозь слёзы, и в этой улыбке была вся её боль и вся её надежда.
— В новую жизнь, зайка. Начнём с этой гостиницы. А там… там видно будет.
Алиса кивнула, что-то понимая своим детским, но уже таким чутким сердцем.
В квартире же оставались два человека, разрываемые бурей, которую они сами и создали. Елизавета Петровна продолжала кричать, а Егор, сжав кулаки, смотрел в пустоту, наконец-то начав осознавать глубину пропасти, которую они вырыли.
А Маргарита с дочерью устроились в небольшой гостинице. Номер был скромным, пахло средством для чистки ковров и чужими жизнями. Но для них он стал крепостью. Убежищем.
Алиса уснула, прижавшись к маме, а Маргарита лежала в темноте, слушая её ровное дыхание. Она знала: назад дороги нет.
И в тишине ночи в её голове зазвучал единственный вопрос, на который пока не было ответа:
— Что же будет дальше?