Часть 1. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Дождь стучал по подоконнику однообразным, убаюкивающим ритмом. Таким же однообразным, как и последние десять лет моей жизни. Я допивала холодный чай, глядя на спящий город, когда в тишине прорезался резкий звонок.
— Алёна, прости, что поздно, — голос сестры Вероники был сладким и паническим одновременно. — У Матвея температура под сорок, я не могу с работы сорваться, новый проект, ночами сидим. А Андрей на выезде. Посидишь с ним? Всего пару часов.
Не «ты не занята?». Не «у тебя есть силы?». Просто констатация факта и безотказная просьба.
— Да, конечно, — мой собственный голос прозвучал как-то отдаленно. — Сейчас буду выезжать.
Я отправила мужу сообщение: «Не дома. У Вероники с ребенком проблемы». Ответ пришел мгновенно: «Понял». Одно слово. Без смайлика, без сердечка. Так он отвечал уже несколько месяцев. Коротко, будто экономя буквы для кого-то более важного.
Три часа у кровати племянника, влажные салфетки, жаропонижающее и мультики. Я чувствовала себя тенью, которая существует только для того, чтобы решать чужие проблемы. Вероника ворвалась домой под утро, пахнущая дорогими духами и холодным ночным воздухом.
— Спасибо, ты мой ангел! — бросила она, целуя меня в щеку. — Не знаю, что бы я без тебя делала. О, кстати, у тебя не будет тридцати тысяч? Нужно внести предоплату за эту поездку, а зарплату задерживают. Верну в понедельник.
Она говорила это, уже глядя в телефон, листая сообщения. Долг Вероники передо мной был похож на мифического зверя — все о нем слышали, но никто не видел.
— Хорошо, — прошептала я. — Переведу.
Вернувшись домой, я застала в прихожей чемодан. Сергей стоял у окна, его профиль был резок и неподвижен.
— Уезжаешь? — глупо спросила я, сердце ушло в пятки.
— Да, Алёна. В командировку в Нижний.
В воздухе висело невысказанное «и это к лучшему». Он повернулся ко мне. В его глазах я не увидела ни злости, ни обиды.
— Знаешь, что я понял ночью, пока ждал тебя? — его голос был тихим и ровным. — Я понял, что ты исчезла. Той Алёны, на которой я когда-то женился, больше нет. Ее место занял кто-то другой. Удобный, предсказуемый, вечно виноватый. Кто-то, у кого главное в жизни — это долг. Долг перед сестрой, перед мамой, перед подругой Катей, которая вечно просит посидеть с собакой. А я просто живу в соседней комнате.
— Но я же это все ради семьи, — попыталась я возразить, но слова застряли в горле.
— Какой семьи? — он горько усмехнулся. — Чужой? Ты давно живешь жизнью своей сестры, решаешь проблемы своей матери, строишь карьеру своей подруги. У тебя нет на меня времени. И, честно, у меня больше нет сил биться в закрытую дверь.
Он взял чемодан и вышел.
Следующие дни стали адом тишины. Я звонила Сергею — он не брал трубку. Писала — он отвечал коротко: «Дай мне время». Я металась по пустой квартире, и в этой тишине наконец услышала себя. А вернее, ту пустоту, что во мне образовалась.
Осознание пришло не как озарение, а медленно, словно рассвет. Это не была доброта, это был страх, что если я откажу, меня разлюбят. Мать назовет эгоисткой, сестра — предательницей, подруга — ненадежной. Я покупала их любовь и одобрение ценой своего времени, своих сил, своего брака. Я предала саму себя и Сергея.
Часть 2. МЕСТО В СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
Через неделю мне позвонила мама.
— Алёна, Вера Ивановна привезла потрясающие сапоги из Италии, но моей пенсии не хватает, чтоб заплатить. Одолжишь? Ты же знаешь, как мне важно хорошо выглядеть.
Раньше я бы вздохнула и перевела. Но теперь что-то внутри надломилось.
— Нет, мама, не одолжу.
В трубке повисло ошеломленное молчание.
— Как это? У тебя что, денег нет?
— Деньги есть. Но они мне нужны на себя. На психолога, на новое платье, на билет в Нижний, чтобы попытаться вернуть мужа.
— Ты себя плохо чувствуешь? — голос матери стал холодным.
— Да, очень плохо. Я исчезла, мама. И теперь мне нужно себя найти.
Я положила трубку. Руки дрожали, сердце выскакивало из груди. Но вместе со страхом пришло и странное, щемящее чувство свободы.
Возрождение не было красивым. Оно было болезненным и медленным. Я плакала на сеансах у психолога, когда впервые озвучила, что имею право на свои границы. Я задыхалась от чувства вины, когда в пятый раз отказывала Веронике дать взаймы, и она обвиняла меня в неблагодарности. Я слушала, как мама рыдала в трубку и говорила, что я разрушаю семью своим эгоизмом.
Но я держалась. Я научилась говорить: «Мне это неудобно», «Я не могу тебе помочь», «Я не хочу это обсуждать».
Я уволилась с работы, где начальница ездила на мне, как на вечной лошадке, и нашла другую, с адекватным графиком. Я записалась на танцы, о которых мечтала с юности. Мои руки, привыкшие держать чужого ребенка, чью-то собаку или кошелек для оплаты чьих-то долгов, наконец учились делать что-то для себя.
И вот я купила билет в Нижний. Я не знала, что скажу Сергею. Прости? Вернись? Я изменилась? Это звучало бы фальшиво.
Я стояла на перроне, глядя на подходящий поезд, и вдруг поняла, что еду не за ним. Я еду, чтобы показать той старой Алёне, которая, может, еще теплится в его памяти, что я нашла в себе силы бороться. Не за место в его жизни, а за место в своей собственной.
Я села в поезд, глянула в отражение в окне. Впервые за долгие годы в глаза смотрела не уставшая, замученная тень, а женщина, которая просто стала собой.