Ольга стояла в прихожей, недоумённо глядя на незнакомку, которая возникла на пороге её квартиры. Женщина выглядела внушительно: высокая, с жёстким выражением лица и строго уложенными волосами. Её поза, скрещённые на груди руки и прищуренный взгляд ясно давали понять – она не в самом радужном настроении.
– Ольга Валерьевна? – голос гостьи звучал твёрдо, почти резко, словно она заранее была настроена, мягко говоря, не дружелюбно.
– Да, это я, – ответила Ольга, слегка растерявшись. Она никак не ожидала визита, да ещё и такого тона. – А вы, простите, кто вообще?
Незнакомка не стала тянуть с объяснениями:
– Я представитель органов опеки и попечительства. Зовут меня Александра Викторовна.
Ольга машинально выдавила из себя вежливую фразу:
– Приятно познакомиться.
Но вместо ответной любезности она получила лишь презрительный взгляд, от которого по спине пробежал неприятный холодок.
– А мне не приятно, – отрезала Александра Викторовна без тени сомнения. – Я пришла сюда из за того, что на вас поступила серьёзная жалоба.
Слова прозвучали как удар. Ольга почувствовала, как внутри закипает возмущение.
– Что за бред? – вырвалось у неё. Голос дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. – От кого?
– Может, я всё таки могу пройти? Дело слишком серьёзное, чтобы разговаривать на пороге.
Женщина на секунду замерла, потом резко дёрнула плечом и отступила в сторону, открывая дверь шире.
– Да пожалуйста, – произнесла она с напускным равнодушием. – Мне скрывать нечего.
Представительница опеки шагнула внутрь, окинув прихожую быстрым, оценивающим взглядом. На её лице появилась едва заметная усмешка.
– Ну, это мы ещё посмотрим, – сказала она, снимая пальто. – Дыма без огня, как известно, не бывает.
Ольга молча наблюдала за ней, чувствуя, как в груди нарастает тревога. Она не могла понять, кто и зачем мог написать на неё жалобу, но уже предчувствовала, что разговор будет непростым.
Они прошли в гостиную. Комната выглядела уютной: мягкий свет лампы, аккуратно расставленная мебель, несколько семейных фотографий на стене. Ольга, стараясь сохранить самообладание, вежливо предложила:
– Может, чаю? Или кофе?
Александра Викторовна лишь слегка приподняла бровь, но кивнула:
– Чай подойдёт.
Ольга направилась на кухню, стараясь не показывать волнения. Её руки слегка дрожали, когда она доставала чашки и ставила чайник. Неужели кто-то из учителей нажаловался на Антона и дело дошло аж до опеки? Что еще натворил этот мальчишка?
Тем временем Александра Викторовна не стала сидеть на месте. Она медленно обошла комнату, внимательно разглядывая каждую деталь. Подошла к книжной полке, скользнула взглядом по корешкам, затем направилась к комоду. Открыла верхний ящик, бегло просмотрела лежащие там бумаги, потом перешла к следующему. Её движения были уверенными, почти хозяйскими, словно она имела полное право здесь всё осматривать.
Через несколько минут Ольга вернулась с подносом, на котором стояли две чашки и сахарница. И тут она замерла на пороге, увидев, как гостья рыщет в её личных вещах. Кровь прилила к лицу, голос задрожал от возмущения:
– Что вы себе позволяете?! – выкрикнула она, поставив поднос на столик с резким стуком. – Кто дал вам право лазить по моим вещам? Я сейчас полицию вызову!
Александра Викторовна даже не вздрогнула. Она спокойно закрыла ящик, повернулась к Ольге и произнесла ровным, почти безразличным тоном:
– Я должна убедиться, что права детей в этом месте не нарушаются. Нам поступила жалоба от несовершеннолетнего Антона Кораблева.
Ольга на секунду закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. В чем-то она была права, без этого мальчика дело не обошлось. Антон уже несколько месяцев жил с ними и пока от него были одно проблемы. Она глубоко вздохнула и ответила:
– Это сын мужа от первого брака. С некоторых пор он проживает с нами.
– Я знаю, – холодно кивнула Александра Викторовна, словно подчёркивая, что ей известно гораздо больше, чем думает Ольга. – Он недавно пришёл к нам, заметьте – сам! И рассказал, как вы над ним издеваетесь.
Ольга почувствовала, как внутри всё сжалось. Она уставилась на представительницу опеки, не веря своим ушам.
– Я? Издеваюсь? – её голос прозвучал тихо, почти шёпотом, но в нём уже нарастала волна негодования. – Это какая то нелепая ошибка. Мы всегда старались быть для Антона добрыми и понимающими!
Всё началось полгода назад, когда Стас привёл Антона домой. “Он будет жить с нами”, – заявил муж, будто это самое обычное дело. Ольга тогда была в декрете, младшему ребёнку не было и года, а старшая дочка ходила в первый класс. Она сжала губы, но промолчала. Не стала устраивать скандал при мальчике, который стоял в прихожей с потрёпанным рюкзаком и смотрел в пол.
Первые недели были испытанием. Антон словно нарочно проверял её на прочность: то забывал убрать за собой посуду, то хлопал дверью так, что дрожали стёкла, то отвечал на вопросы сквозь зубы. Ольга терпеливо объясняла, показывала, где что лежит, старалась вовлечь его в домашние дела. Но каждый её жест доброй воли разбивался о ледяное молчание или едкое замечание.
Потом начались проблемы в школе. Учителя звонили, жаловались на прогулы, на грубое поведение. Стас, как всегда, отмахивался: “Он подросток, перерастёт”. А Ольга бросалась на выручку – договаривалась о дополнительных занятиях, приходила на педсоветы, уговаривала учителей дать мальчику шанс. Она часами сидела с Антоном за уроками, объясняла темы, которые он пропускал, терпеливо выслушивала его ворчание. В ответ – лишь закатанные глаза и фраза: “Мне ваша помощь не нужна”.
А та история с дракой… Ольга до сих пор вздрагивала, вспоминая. Антон подрался с одноклассником и разбил его дорогой телефон. Когда ей позвонили из школы, сердце ушло в пятки. Стас в тот момент был в командировке, и вся тяжесть решения проблемы легла на неё. Она нашла родителей пострадавшего мальчика, извинялась, уговаривала не писать заявление, в итоге выплатила половину стоимости нового телефона из своих сбережений. Всё ради того, чтобы Антона не поставили на учёт. А он даже не сказал “спасибо” – только буркнул: “Вот еще, деньги ему отдавать… Слишком жирно будет!”
И вот теперь… Теперь этот подросток, которому она отдавала столько сил и терпения, нажаловался в опеку. Сказал, что она над ним “издевается”. Ольга сжала кулаки, чувствуя, как к горлу подступает горький комок. Как он мог? После всего, что она для него сделала?
В груди разрасталась глухая ярость, но вместе с ней – и тяжёлая усталость. Она столько раз говорила себе: “Нужно быть терпимее, он просто переживает сложный период”. Но сейчас, стоя перед этой холодной женщиной из опеки, Ольга вдруг осознала: её доброта осталась незамеченной. Её старания превратились в пыль. И самое обидное – тот, кому она пыталась помочь, теперь стал её обвинителем.
Александра Викторовна говорила ровным, почти монотонным голосом, словно зачитывала заранее подготовленный текст. Её глаза холодно скользили по лицу Ольги, не упуская ни малейшей перемены в выражении.
– Да, именно вы, – продолжила она, будто не замечая, как побелели пальцы Ольги, вцепившиеся в край стола. – Постоянно орёте на мальчика, заставляете делать всю работу по дому. Это не даёт ему полноценно учиться. Его успеваемость катастрофически упала!
Ольга почувствовала, как внутри поднимается горячая волна. Она сжала зубы, пытаясь удержать рвущиеся наружу слова, но не выдержала:
– В этой школе просто программа другая! – её голос дрогнул, но она продолжила, еле сдерживаясь от крика. – А у Антона одни компьютерные игры на уме. Его невозможно заставить делать уроки! Каждый вечер – одно и то же: “Потом”, “Завтра”, “Нам не задали”. А насчёт работы по дому… Он за собой даже чашку помыть не может! Я уже не говорю о том, в каком состоянии его комната. Сам не убирается и мне не даёт туда зайти! Говорит, что это его личное пространство и я не имею права там ничего трогать.
Александра Викторовна усмехнулась – коротко, жёстко. Она откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и покачала головой, словно разговаривала с несмышлёным ребёнком.
– Вы думаете, я раньше таких вот “матерей” не видела? – в её голосе звучала неприкрытая неприязнь. – Всегда одна песня: “Он сам не хочет”, “Он не слушается”, “Он плохо себя ведёт”. А на деле? На деле вы просто не умеете находить общий язык с ребёнком. Да и не хотите.
Она наклонилась вперёд, понизив голос до шёпота, от которого у Ольги по спине пробежали мурашки:
– Да на парне живого места нет! Весь в синяках! Вы хоть видели, какие следы остаются от ваших “воспитательных мер”? Да вас за это посадить нужно!
– Синяки? – наконец выдавила она, чувствуя, как дрожит голос. – Какие синяки? Я никогда… Я даже пальцем его не тронула! Он же подросток, вечно куда то спешит, на что то натыкается. Это обычные бытовые травмы!
Но Александра Викторовна уже не слушала. Она достала из сумки блокнот, что то быстро записала, затем подняла глаза, полные холодной уверенности в собственной правоте:
– Мы ещё проверим, насколько они “бытовые”. А пока я вынуждена предупредить: если ситуация не изменится, нам придётся принять меры. В интересах ребёнка, разумеется.
Ольга почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Слова представительницы опеки казались ей настолько абсурдными, что на секунду она даже потеряла дар речи. Но потом внутри вспыхнула ярость – горячая, обжигающая, сметающая все попытки сохранить спокойствие.
– Во всём меня обвиняет, да? Я его пальцем не трогала! – её голос дрожал от возмущения. – Он дерётся во дворе! Я каждую неделю выслушиваю кучу грязи от разгневанных родителей бедных детишек, которых он избил! Да по нему самому тюрьма плачет!
Александра Викторовна резко выпрямилась. Её лицо исказилось от гнева, глаза сверкнули. Она шагнула к Ольге, словно готова была наброситься на неё с обвинениями.
– Знаете что? – её голос взлетел на несколько тонов выше, превратившись в пронзительный крик. – Я убедилась, что ребёнку опасно находиться с вами в одной квартире! Мы сегодня же забираем его из так называемой “семьи”! И через суд добьёмся, чтобы место жительства ребёнка было определено с матерью!
Ольга замерла на секунду, а потом горько усмехнулась. В этой усмешке смешались отчаяние, злость и какая то горькая ирония.
– Да ладно? – она сделала шаг вперёд, глядя прямо в глаза Александре Викторовне. – А ничего, что она в правах ограничена? Слишком пить любит.
Представительница опеки даже не дрогнула. Она уже направлялась к двери, быстро собирая свои вещи.
– Ничего, подлечим, поможем, – бросила она на ходу, не оборачиваясь.
Ольга сжала телефон в руке. Внутри всё кипело. Она не могла просто стоять и смотреть, как уводят Антона – пусть сложного, пусть порой невыносимого, но всё же члена их семьи.
– А с отцом Антона побеседовать не хотите? – крикнула она вдогонку, уже набирая номер мужа на телефоне.
– Обязательно, – холодно ответила Александра Викторовна, открывая дверь. – Когда документы подписывать будет, тогда и поговорим. Бедный ребёнок в этот ужас не вернётся.
Дверь захлопнулась с глухим стуком, оставив Ольгу одну в гостиной. Она прислонилась к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. Руки дрожали, телефон едва не выскользнул из пальцев. Глубоко вздохнув, она попыталась собраться с мыслями и заговорила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Стас, это я… Тут такое дело… К нам приходила опека. Они хотят забрать Антона. Говорят, что я якобы его обижаю. Представляешь? Утверждают, что на нём синяки… Я пыталась объяснить, но она даже слушать не стала. Сейчас они собираются увезти его к матери, хотя та в правах ограничена из за алкоголя. Стас, нам нужно что то делать. Пожалуйста, разберись с этим.
Стас выслушал её молча. Когда Ольга закончила, он коротко ответил:
– Понял. Сейчас выезжаю. Разберёмся.
Ольга опустила телефон, чувствуя, как усталость накрывает её с головой. В квартире стало непривычно тихо. Где то вдалеке слышались звуки улицы, но здесь, внутри, время будто остановилось. Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в руках и хаос в мыслях. Впереди ждал непростой разговор – и с мужем, и с опекой, и, возможно, с самим Антоном. Но сейчас главное было – не дать увести мальчика туда, где ему точно будет хуже…
************************
Вечер опустился на квартиру тихим, напряжённым покрывалом. В комнате горел неяркий свет ночника, отбрасывая мягкие тени на стены. Ольга сидела в кресле качалке, бережно укачивая маленького Никитку. Малыш прижался к её груди, тихо посапывая, – единственное, что сейчас давало ей ощущение хрупкого покоя.
Стас присел на край дивана, провёл рукой по волосам. Он выглядел уставшим, но собранным – будто за день успел переварить всё, что на него обрушилось.
– Антону не нравилось, что большая часть внимания уделялась не ему, а Никитке, – начал он негромко, подбирая слова. – Он хотел быть в центре всего, а тут сразу двое конкурентов. Антон этого не принял. Да и в деньгах я его ограничивал. Ему подавай дорогущие смартфоны, планшеты и компьютеры… А я считал – рано.
Ольга покачала головой, не отрывая взгляда от сына. Её голос звучал тихо, но в нём сквозила горечь:
– А ничего, что у матери он на хлебе и воде сидел? – она поправила одеяльце, укутывая Никитку поплотнее. – На его одежду и смотреть страшно было – всё заношенное, кое где дырки. О телефоне он и не мечтал. Мы его хоть накормили, одели, в нормальную школу перевели. И чего Антон добивался?
Стас вздохнул, посмотрел в окно. За стеклом мерцали огни вечернего города, но ему сейчас было не до красоты.
– Да понятно чего, – он усмехнулся, но улыбка вышла горькой. – Думал, пожалуется на нас и мы все его хотелки исполнять начнём. Показал бы нам, кто тут главный. А теперь… сам не ожидал, чем всё обернётся.
В этот момент в комнату заглянул Влад, брат Ольги. Измученная женщина попросила у него, так сказать, профессиональной помощи и он не отказал. Мужчина прислонился к дверному косяку, внимательно слушая разговор.
– Просчитался, пацан, – вмешался он, и в его голосе прозвучала твёрдая, почти профессиональная уверенность. Влад работал в прокуратуре, и привык смотреть на вещи без лишних эмоций. – Сейчас вообще всё потеряет. К матери вернётся и будет плакаться – “папочка, забери меня обратно!”. Только вот папочке его уже так просто никто не отдаст. Документы, суды, проверки… Это не игрушка.
Ольга вздрогнула, крепче прижала к себе Никитку.
– Ты думаешь, его правда к ней отправят? – в её голосе прозвучала тревога. – Она же… она даже за собой не может нормально ухаживать. А за ребёнком?
Влад пожал плечами, прошёл в комнату, сел напротив.
– По закону – могут. Если суд решит, что она исправилась, что готова взяться за ум, что нашла работу… Но это не за один день. Будут проверки, отчёты, возможно, курсы реабилитации. А пока – временная опека, скорее всего. И Антон окажется в системе. Не в уютной квартире с вами, а в учреждении или у дальних родственников. Думаешь, он этого хотел?
Стас сжал кулаки, но промолчал. Он понимал: брат жены говорит правду. Жёсткую, неприятную, но правду.
– А что нам делать? – тихо спросила Ольга, глядя на брата. – Мы же не хотим, чтобы он страдал. Но и терпеть эти нападки…
Влад наклонился вперёд, заговорил медленнее, взвешивая каждое слово:
– Сначала – успокоиться. Потом – собрать доказательства. Свидетели, переписки, возможно, записи разговоров. Показать, что вы не тираны, а родители, которые стараются. И что Антон… скажем так, склонен к манипуляциям. Суд это учтёт. Но главное – не опускать руки. Если вы действительно хотите помочь мальчику, а не просто отстоять свою правоту, придётся работать. Долго и упорно.
– Алименты платить буду, а забирать – нет. Хватит, сил больше терпеть такое поведение нет. Я то хотел как лучше, думал, у сына нормальная жизнь начнётся… Нормальный дом, школа, семья. А сейчас нас опека замучает, будут пытаться и наших забрать. Ты представляешь, что это значит? Каждый день под пристальным вниманием, каждый шаг – как на экзамене. Нет уж, спасибо.
Ольга, стоявшая у окна, медленно повернулась. В её глазах читалась смесь боли и понимания. Она знала, сколько сил муж отдал попыткам наладить отношения с сыном, сколько бессонных ночей провёл, обдумывая, как помочь подростку.
– Ты правда так решил? – тихо спросила она.
– Правда, – кивнул Стас, не поднимая глаз. – Я не могу больше! Ни одного дня без скандала не обходилось! Он же не просто капризничает, он целенаправленно нас доводит.
– Уверен, что не хочешь, чтобы Антон вернулся к вам? – осторожно спросил Влад. – Я могу это устроить. Показания свидетелей, разговор с психологом… Пацан признаётся, что соврал. Мы докажем, что он манипулировал. И тогда…
Стас резко поставил кружку на стол. Чай чуть не выплеснулся на скатерть.
– Пусть немного у матери поживёт, – произнёс он твёрдо, глядя прямо в глаза брату жены. – А через годик посмотрим… Может, поймёт, что к чему. Может, оценит, что мы для него делали.
Ольга тихо подошла к столу, села рядом со Стасом. Она взяла его руку в свою – ту самую, что ещё недавно крепко держала сына, пытаясь уберечь от ошибок.
– Ты думаешь, он справится? – спросила она едва слышно.
– Не знаю, – честно ответил Стас. – Но я больше не могу. Просто не могу…
********************
Прошло больше года. Антон действительно не вернулся в семью отца. Поначалу он звонил каждую неделю – то со слезами, то с упрёками. Говорил, что мать не может о нём заботиться, что дома беспорядок, что ему негде учиться и нечего есть. Пару раз он даже сбегал, но его находили и возвращали обратно.
Однажды Антон позвонил отцу и сказал:
– Пап, я хочу учиться. В кадетский корпус. Там строго, но для меня это лучший вариант. И образование дадут. Помоги мне, пожалуйста.
Стас долго молчал. Потом тихо спросил:
– Ты понимаешь, что там далеко не курорт? Что там будет трудно?
– Понимаю, – ответил Антон. – Но здесь ещё труднее.
Через месяц Антон уехал в кадетский корпус. Первые каникулы он провёл дома у отца. И это был уже другой мальчик – собранный, серьёзный, с прямой спиной и ясным взглядом. Он помогал по дому, делал уроки без напоминаний, разговаривал вежливо.
– Вот видишь, – сказала Ольга, глядя, как сын моет посуду после ужина. – Иногда человеку просто нужно найти своё место.
Стас кивнул, но ничего не ответил. Он смотрел на сына и думал о том, сколько ещё испытаний ждёт их впереди. Но сейчас, в этот момент, он чувствовал – они на правильном пути…