Я знала, что зять травит мою мать. Видела, как после его визитов она угасала на глазах. Но когда я попыталась открыть всем глаза, он провернул всё так, что сумасшедшей выставили меня. Родная сестра и мама поверили ему, а не мне, и указали на дверь. Я осталась одна, а мама вскоре оказалась при смерти в реанимации. Только там врачи поняли, что её всё это время медленно убивали.
***
Я поняла, что Стас, муж моей сестры, убивает нашу мать, в тот день, когда увидела, как он роняет крошечную белую таблетку в карман своего пиджака. Он делал это украдкой, думая, что я занята на кухне. А потом с улыбкой протянул маме стакан воды и блистер с «её» лекарством.
— Людмила Петровна, вот, ваше время. Не пропускайте, доктор велел строго по часам.
Мама благодарно кивнула и выпила таблетку. Я застыла в дверях кухни, холодея от ужаса. Руки дрожали так, что я едва не выронила чашку с чаем.
После ухода Марины и Стаса маме всегда становилось хуже. Головокружение, слабость, спутанность сознания. Я списывала это на её тяжёлую болезнь сердца, но теперь пазл начал складываться в страшную картину.
Вечером я не выдержала и позвонила сестре.
— Марина, мне кажется, со Стасом что-то не так.
— В смысле? — голос сестры был уставшим. Она вечно пропадала на работе, оставляя «заботу» о маме на своего мужа, который работал удалённо и мог «заскочить в любое время».
— Мне кажется, он что-то делает с мамиными лекарствами. Ей хуже после его приходов, ты не замечала?
Марина раздражённо вздохнула.
— Оля, опять ты за своё. Ты накручиваешь себя. Стас души в маме не чает, он по всем врачам её возит, лекарства ищет по всему городу!
— Я видела, как он прятал таблетку! — выпалила я. — Он дал маме что-то другое!
— Что ты несёшь? Какую таблетку? У тебя паранойя, Оль. Ты всегда была слишком мнительной. Стас бы никогда… Он же для неё всё делает!
Я поняла, что это бесполезно. Марина обожала своего мужа и слепо ему верила. Стас и правда был обаятельным и услужливым, особенно когда речь шла о маме. Слишком услужливым.
На следующий день я решила проверить свою догадку. Когда Стас снова пришёл «проведать» Людмилу Петровну, я незаметно взяла из мусорного ведра пустой блистер, который он выбросил. Это было дорогое импортное лекарство для сердца.
Я отнесла его в аптеку под предлогом, что ищу аналог. Фармацевт, милая женщина, повертела упаковку в руках.
— Девушка, а где вы это взяли? Это же не лекарство.
— Как не лекарство? — сердце ухнуло в пятки.
— Это плацебо. Пустышка. Иногда врачи назначают, чтобы снять психологическую зависимость, но… в вашем случае, судя по названию, которое вы ищете, подменять им основной препарат — смертельно опасно.
Мир поплыл перед глазами. Он не просто травил её. Он лишал её жизненно необходимого лекарства, заменяя его обычным мелом.
Я примчалась домой, готовая к скандалу. Стас как раз собирался уходить.
— Стас, постой. Нам надо поговорить.
— Олечка? Что-то случилось? Ты бледная какая-то, — он улыбнулся своей фирменной обаятельной улыбкой.
— Что ты даёшь моей матери? — я показала ему пустой блистер. — Это что такое?
Улыбка сползла с его лица. На секунду в его глазах мелькнул холодный, оценивающий блеск.
— Это мамины витамины. Я принёс ей, чтобы поддержать организм.
— Не ври! — закричала я. — Это плацебо! Ты подменяешь её таблетки от сердца! Ты хочешь, чтобы она умерла!
Мама, услышав мой крик, вышла из комнаты, опираясь на стену.
— Что за шум? Оленька, что ты кричишь на Стаса?
— Мама, он тебя убивает! Он даёт тебе пустышки вместо лекарств!
Стас тут же сменил тактику. Он подошёл ко мне, участливо заглядывая в глаза.
— Оля, тише, тише. Ты себя неважно чувствуешь. Перенервничала. Давай я тебе воды принесу.
Он смотрел на маму с таким сочувствием, будто я — буйная сумасшедшая. И мама… мама смотрела на меня с тревогой. Не на него. На меня.
***
— Я не сумасшедшая! — мой голос срывался на визг. — Мама, поверь мне! Он хочет заполучить твою квартиру! Нашу квартиру!
Мама покачнулась и схватилась за сердце. Стас тут же подхватил её, усаживая в кресло.
— Людмила Петровна, дышите глубже. Вот, сейчас всё пройдёт. Оля, прекрати, ты же видишь, что доводишь мать!
Он говорил тихо, но властно, и в его голосе сквозило неприкрытое торжество. Он играл свою роль идеально, а я в своей истерике выглядела жалкой и неубедительной.
Вечером примчалась Марина, вызванная Стасом. Она ворвалась в квартиру, даже не разуваясь.
— Оля, что здесь происходит?! Стас сказал, ты устроила дикий скандал и набросилась на него!
— Я не набрасывалась! Я сказала правду! — я пыталась достучаться до сестры. — Марина, он травит маму! Я была в аптеке, мне подтвердили!
— В какой аптеке? Что подтвердили? Что ты несёшь?! — Марина смотрела на меня как на врага. — Ты завидуешь нашему счастью! Завидуешь, что у меня есть муж, семья, а ты одна! И хочешь всё разрушить!
Её слова ударили наотмашь. Я никогда не завидовала Марине. Да, у меня не сложилась личная жизнь, и я жила с мамой, заботясь о ней, пока сестра строила карьеру и семью. Но я была счастлива быть рядом с мамой.
— Это неправда, — прошептала я. — Я просто хочу её защитить.
— Защитить? — вмешался Стас, который всё это время скромно стоял в стороне. — Мариша, не ругайся на неё. Оля просто очень переживает. У неё нервное истощение. Я давно заметил, что она стала… дёрганой, подозрительной.
Он говорил обо мне так, будто я была душевнобольной пациенткой. Он смотрел на Марину с нежностью, а она таяла под его взглядом.
— Я нашёл хорошего психотерапевта, — вкрадчиво продолжал он. — Думаю, Олечке стоит сходить. Просто поговорить, выплеснуть эмоции. Это поможет.
— Ты! — я шагнула к нему, сжимая кулаки. — Ты ещё и врачей мне нашёл?
— Видишь? Видишь, какая она агрессивная? — Марина встала между нами, защищая мужа. — Стас о тебе заботится, а ты кидаешься на него! Уходи, Оля! Иди, проветрись! И не смей так разговаривать с моим мужем!
Я посмотрела на маму. Она сидела в кресле, бледная, с закрытыми глазами, и молчала. Она не заступилась за меня.
На следующий день я решила действовать иначе. Я собрала все мамины лекарства, настоящие, и спрятала их. Когда пришёл Стас, я сказала, что сама буду давать маме таблетки.
— Оля, не нужно, — мягко возразил он. — Ты и так устаёшь. Я всё сделаю.
— Нет, Стас. Теперь этим буду заниматься я.
Он посмотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом, и я увидела в нём неприкрытую ненависть. Но он не стал спорить. Он просто кивнул и сел рядом с мамой, начав рассказывать ей какие-то новости с работы.
Несколько дней я сама контролировала приём лекарств, и маме стало заметно лучше. У неё появился румянец, она начала вставать, даже попросила меня испечь её любимый яблочный пирог.
— Вот видишь, мамочка, — радовалась я. — Всё хорошо, когда ты пьёшь правильные таблетки.
Она улыбалась, но в её глазах я видела тень сомнения. Стас и Марина хорошо поработали над её сознанием.
А потом Стас нанёс ответный удар.
***
Он пришёл вместе с Мариной, когда я была на кухне. Они вошли в мамину комнату и плотно закрыли за собой дверь. Я прислушалась.
— Людмила Петровна, — начал Стас скорбным голосом. — Мне очень тяжело об этом говорить, но я больше не могу молчать. Я боюсь за Олю. И за вас.
Я замерла у двери.
— Что такое, Стасик? — голос мамы был встревоженным.
— Помните, она кричала, что я подменяю лекарства? Я сначала не придал значения… Но потом нашёл у неё в комнате вот это.
Я услышала шелест бумаги. Что он там показывает?
— Это распечатки с медицинских форумов, — продолжал зять. — Описание симптомов передозировки различными препаратами. Она изучала, как можно… инсценировать отравление.
Моё сердце пропустило удар. Я действительно заходила на эти сайты! Но я искала информацию о том, чем он мог травить маму, а не наоборот! У меня даже в мыслях такого не было!
— Но зачем ей это? — пролепетала мама.
— Я не знаю, — вздохнул Стас. — Может, она хочет упечь меня в тюрьму и чтобы квартира досталась только ей. А может… — он сделал паузу, — её психическое состояние нестабильно. Я говорил с тем врачом, психотерапевтом. Он сказал, что такое поведение — красный флаг. Навязчивые идеи, агрессия, подозрительность ко всем…
— Она и правда стала странной, — подала голос Марина. — Вечно что-то шепчет себе под нос, смотрит волком. Мам, я боюсь, она может тебе навредить в таком состоянии. Не специально, конечно! Просто… по неосторожности.
— Что вы предлагаете? — тихо спросила мама.
Я не могла больше этого слушать. Я распахнула дверь.
— Что вы несёте?! Какая квартира?! Мама, не верь им! Это он всё подстроил!
Все трое посмотрели на меня. Стас — с фальшивым сочувствием. Марина — с брезгливостью. А мама… с испугом. Она боялась меня. Свою родную дочь.
— Оля, выйди, — твёрдо сказала Марина. — Мы разговариваем.
— Я никуда не выйду! Это и мой дом тоже! Мама, скажи им!
— Олечка, доченька, — голос мамы дрожал. — Может, тебе и правда стоит отдохнуть? Поехать куда-нибудь. В санаторий. Нервы подлечить.
Санаторий. Они хотели избавиться от меня, упрятав в какой-нибудь пансионат для нервных.
— Я никуда не поеду! — закричала я, чувствуя, как слёзы отчаяния и бессилия застилают глаза. — Вы не понимаете! Он убьёт тебя, как только я уеду!
— Вон! — вдруг резко сказала Марина. — Вон из этой комнаты! Ты доводишь маму! Посмотри на неё!
Я посмотрела. Мама тяжело дышала, её лицо снова стало пепельно-серым. Моя истерика и правда делала ей только хуже. Стас тут же бросился к ней со стаканом воды и «своими» таблетками.
— Вот, Людмила Петровна, примите. Сейчас станет легче.
Он с победным видом посмотрел на меня поверх маминой головы. Я проиграла.
***
Последней каплей стал мой отчаянный поступок. Я знала, что на следующий день Стас должен был принести новую партию «лекарств». Ночью, когда мама спала, я нашла в его пиджаке, который он «случайно» забыл в прихожей, маленькую коробочку с таблетками без опознавательных знаков.
Я взяла несколько штук и утром отправилась в лабораторию, заплатив последние деньги за экспресс-анализ. Я должна была получить доказательства.
Вернувшись домой, я застала всю семью в сборе. Марина и Стас сидели с мамой в гостиной. Атмосфера была гнетущей.
— Где ты была? — холодно спросила Марина.
— У меня были дела, — уклончиво ответила я, пряча за спиной сумку, где лежали таблетки.
— Оля, мы приняли решение, — начала мама слабым, но твёрдым голосом. — Тебе нужно пожить отдельно.
Я застыла.
— Что? В смысле — отдельно?
— Мы сняли тебе квартиру на месяц, — подключилась Марина. — Деньги Стас дал. Отдохнёшь, придёшь в себя. А за мамой мы присмотрим.
— Вы меня выгоняете? — прошептала я. — Из моего собственного дома?
— Это для твоего же блага, — сладко пропел Стас. — И для блага Людмилы Петровны. Ей нужен покой, а ты её постоянно нервируешь.
— Я её не нервирую! Я её спасаю! А ты, — я ткнула в него пальцем, — ты её убиваешь! Я сдала твои таблетки на анализ! Скоро у меня будут доказательства!
Стас побледнел. Но лишь на мгновение.
— Какие таблетки? Оля, о чём ты? — он повернулся к Марине. — Мариша, она, кажется, взяла мои таблетки от мигрени. Я их в пиджаке оставил. У неё галлюцинации.
— Ты лжец! — закричала я.
— Хватит! — рявкнула Марина. — Собирай свои вещи! Немедленно! Ты стала невыносима! Ты изводишь больную мать своей паранойей!
— Мама! — я бросилась к ней. — Мамочка, не делай этого! Не выгоняй меня! Пожалуйста!
Мама отвернулась.
— Уходи, Оля. Так будет лучше для всех.
Это был приговор. Она выбрала их, а не меня.
— Хорошо, — сказала я ледяным голосом. — Я уйду. Но когда вы поймёте, что я была права, будет слишком поздно. И это будет на твоей совести, Марина. И на твоей, мама.
Я пошла в свою комнату, бросая вещи в сумку. Слёзы текли по щекам, но я не издала ни звука. За моей спиной Стас успокаивающе ворковал:
— Ну-ну, Людмила Петровна, не волнуйтесь. Всё наладится. Главное — покой. Сейчас выпьем лекарство, и всё будет хорошо.
Я захлопнула за собой дверь квартиры, в которой прожила всю жизнь. Я осталась одна на улице, с одной сумкой и страшной правдой, в которую никто не верил.
***
Первые дни были как в тумане. Я жила в крошечной съёмной квартирке на окраине города, которую мне «милостиво» оплатил Стас. Результаты анализа должны были быть готовы только через неделю.
Я каждый день звонила маме, но трубку брала Марина.
— Не звони сюда больше, — ледяным тоном говорила она. — Ты её только расстраиваешь. У неё всё хорошо. Стас рядом.
— Как она себя чувствует? — умоляла я.
— Лучше, чем с тобой, — отрезала сестра и вешала трубку.
Я пыталась звонить на мамин мобильный, но он был отключён. Они изолировали её от меня полностью.
Отчаяние сменялось паникой. Я представляла, как Стас каждый день пичкает её пустышками, а её сердце слабеет. Я ходила под окнами родного дома, но меня никто не впускал. Один раз я увидела в окне силуэт мамы. Она стояла и смотрела на улицу. Мне показалось, она ищет меня. Я замахала рукой, но она отошла от окна.
Я пыталась поговорить с соседями, с участковым врачом. Но все смотрели на меня с сочувствием и недоверием. «У Оленьки нервный срыв после болезни матери», — так, должно быть, всем объяснил Стас. Он был так убедителен.
На пятый день моего изгнания мне позвонили из лаборатории.
— Ольга Викторовна? У нас готовы результаты вашего анализа.
— Да! Что там? — я затаила дыхание.
— Это препарат-плацебо. В составе — спрессованный мел и глюкоза. Никакого действующего вещества.
— Спасибо! Спасибо! — я плакала от облегчения. Вот оно! Доказательство!
Я тут же набрала номер Марины.
— У меня есть доказательства! — закричала я в трубку, не поздоровавшись. — Я сделала анализ! Он давал ей мел!
В трубке помолчали. Потом голос Марины произнёс глухо и страшно:
— Оля… Маму только что увезли на скорой.
Мир рухнул.
— Что? Как? Куда?
— В городскую больницу. В реанимацию. Она… она без сознания. Врач сказал, у неё критическое состояние.
Я выронила телефон. Поздно. Я опоздала.
***
В больницу я летела, не помня себя. В приёмном покое металась Марина, заплаканная и растерянная. Стас стоял рядом, с каменным лицом изображая скорбь.
Увидев меня, он шагнул навстречу.
— Олечка… Какое горе…
Я оттолкнула его.
— Не трогай меня, убийца! — прошипела я.
— Оля, прекрати! — взвизгнула Марина. — Не до тебя сейчас! Маме плохо!
Из отделения реанимации вышел врач — пожилой, уставший мужчина.
— Кто родственники Людмилы Семёновой?
— Мы! — мы бросились к нему втроём.
— Состояние крайне тяжёлое. Острая сердечная недостаточность, спровоцированная… — он замялся, подбирая слова. — Спровоцированная несовместимостью препаратов. Мы взяли анализы. В её крови следы двух лекарств, которые категорически нельзя принимать вместе. Одно блокирует действие другого, вызывая тяжелейшие побочные эффекты. Плюс, основной препарат, который ей жизненно необходим, практически отсутствует в организме. Такое чувство, что она его не принимала несколько дней. Кто давал ей лекарства?
Марина побледнела и посмотрела на мужа.
— Стас… Стас давал. Он покупал всё по списку…
— Покажите мне список и упаковки, — потребовал врач.
Стас начал что-то лепетать про то, что всё осталось дома, что он сейчас съездит. Но я шагнула вперёд.
— Вот список, который выписал кардиолог, — я протянула врачу сложенный вчетверо листок, который всегда носила с собой. — А вот, — я достала из сумки заключение из лаборатории, — вот анализ того, что он ей давал вместо основного лекарства.
Врач быстро пробежал глазами по бумаге. Его лицо мрачнело с каждой секундой. Он поднял тяжёлый взгляд на Стаса.
— Это правда? Вы давали ей плацебо?
— Я… я не знал! — залепетал Стас. — Мне в аптеке продали! Перепутали!
— Не ври! — закричала я. — Ты делал это специально! Ты хотел, чтобы она умерла!
Марина смотрела то на меня, то на мужа, то на заключение в руках врача. До неё, наконец, начало доходить. Весь её мир, построенный на любви и доверии к мужу, рушился на её глазах.
— Стас? — прошептала она. — Это… правда? Ты…
— Марина, не слушай её! Это она всё подстроила! Она ненавидит меня! — он попытался обнять жену, но она отшатнулась от него, как от прокажённого.
— Так, — твёрдо сказал врач. — Разбираться будете с полицией. Я вынужден сообщить о случившемся. А сейчас нам нужно спасать вашу мать. Девушка, — он повернулся ко мне, — останьтесь. Мне нужно, чтобы вы точно описали, какие лекарства она должна была принимать. Вы, кажется, единственная, кто в этом разбирается.
Он посмотрел на Стаса с таким презрением, что тот съёжился. А Марина медленно опустилась на банкетку, закрыв лицо руками. Она всё поняла.
***
Маму вытащили. Врачи совершили чудо. Через три дня её перевели из реанимации в обычную палату. Она была очень слаба, почти не говорила, но она была жива. И она узнавала меня.
Я сидела у её кровати все эти дни, держала её за руку и шептала, что всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо.
Марина появилась на пороге палаты на четвёртый день. Бледная, похудевшая, с огромными кругами под глазами. Она остановилась у двери, не решаясь войти.
— Можно? — тихо спросила она.
Я кивнула.
Она подошла к кровати с другой стороны. Мама посмотрела на неё, и в её глазах не было ни укора, ни злости. Только усталость.
— Мамочка, прости меня, — прошептала Марина, и слёзы хлынули из её глаз. — Прости, я такая дура… Я слепая была… Я ему верила…
Она опустилась на колени у кровати и зарыдала в голос, как маленькая девочка. Я молча смотрела на неё. Внутри была пустота. Ни злорадства, ни желания утешить. Ничего.
— Что с ним? — спросила я, когда она немного успокоилась.
— Его забрали. Завели дело. Покушение… — она сглотнула. — Он во всём сознался. Сказал, что устал ждать. Что у него долги. Квартира…
Она подняла на меня свои красные от слёз глаза.
— Оля, прости меня. Я знаю, нет мне прощения. Я тебя выгнала, я тебе не верила. Я чуть не погубила маму…
— Уходи, Марина, — тихо сказала я.
— Оля, пожалуйста…
— Я сказала, уходи. Я не хочу тебя сейчас видеть.
Она встала и, шатаясь, вышла из палаты.
Мама слабо сжала мою руку.
— Не надо так… с сестрой, — прошептала она.
— Мама, она предала нас обеих. Она выбрала его, а не семью.
Я знала, что мама права. Что злость пройдёт, и мы, возможно, когда-нибудь снова сможем разговаривать. Но сейчас рана была слишком глубокой.
Я сидела у окна в больничном коридоре и смотрела на осенний город. Я победила. Я доказала свою правоту и спасла маму. Но я потеряла сестру. Наша семья была разрушена. И от этой победы было невыносимо горько.
Как вы думаете, сможет ли Ольга когда-нибудь простить сестру и восстановить семью, или такое предательство простить невозможно?