Светлана Петровна аккуратно разгладила ладонью крахмальную скатерть. Солнечный зайчик прыгал по тарелкам с селедкой под шубой и нарезанным аккуратными треугольниками студнем. Пахло пирогами с капустой и яблоками, тем самым душистым чаем «со слоном», который обожал покойный муж. Шестьдесят пять лет. Не верилось. Особенно в этой тишине дачного дома, нарушаемой лишь потрескиванием дров в печке.
Она мысленно перебирала имена гостей. Сыновья… Игорь с Мариной, Андрей. Больше никто не приедет. Мысль о том, что родня по мужаной линии давно отдалилась, кольнула слабо, почти привычно. Главное, чтобы свои были рядом. Чтобы не поссорились.
Шум мотора за окном заставил ее вздрогнуть. Сердце екнуло — тревожно и радостно одновременно. Первым, как всегда, подкатил на своем дорогом внедорожнике Игорь. Светлана Петровна выглянула в окно и увидела, как старший сын, не спеша, обходит машину, открывает дверь жене. Марина вышла, окинула взглядом палисадник, поправила дорогой шарф. Потом Игорь достал из багажника огромный, красивый букет и коробку с тортом.
— Мама, с юбилеем! — громко и бодро крикнул Игорь, еще не войдя в дом. Его голос звучал по-хозяйски, будто он был полноправным владельцем этих стен.
Они вошли, принеся с собой запах дорогого парфюма и морозного воздуха. Поцелуи в щеку, цветы, торжественные поздравления. Светлана Петровна растроганно улыбалась, принимая подарки.
— Раздевайся, Игорек, проходи, садись за стол. Андрюша вот-вот должен быть.
— Никуда он не денется, — улыбнулся Игорь, но в его улыбке было что-то напряженное. — Давай, мам, присядем, пока он едет. Хочу с тобой поговорить.
Они устроились на кухне. Марина тем временем осматривала дом, будто оценивая его стоимость.
— Мама, я к чему, — начал Игорь, отхлебнув чаю. — Годы идут. Ты не молодеешь. А этот дом, дача… Отец строил его на совесть, место золотое. Надо думать о будущем. Чтобы потом, не дай бог, никаких споров не было.
Светлана Петровна похолодела внутри. Она боялась этого разговора.
— Игорек, какой разговор… Все у нас будет хорошо.
— Именно чтобы было хорошо, и надо все обсудить заранее, — мягко, но настойчиво продолжил сын. — Я старший. У меня бизнес, я смогу содержать дом в порядке. А Андрей… он человек подневольный, на зарплате. Какие у него возможности?
В этот момент в калитке щелкнул замок. Во двор скромно зарулила старенькая иномарка Андрея. Сам он вышел из машины с бутылкой шампанского и небольшим, видимо, самодельным подарком в пакете. Лицо у него было уставшее, но он искренне улыбался, увидев мать в окно.
— Мамуля, с днем рождения! — он обнял ее крепко, по-настоящему, не как Игорь, с легкой пафосностью.
Когда все уселись за стол, атмосфера стала натянутой. Первый тост за здоровье именинницы прошел гладко. Но уже за вторым, за упокой души отца, Игорь не выдержал.
— Папа был человеком слова, — сказал он, глядя на Андрея. — Он всегда говорил, что главное — это семья и справедливость.
— Конечно, — осторожно кивнул Андрей.
— Вот именно о справедливости я и хочу поговорить, — Игорь отставил рюмку. — Мама, папа ничего тебе не говорил о том, как он хотел распорядиться дачей?
Светлана Петровна опустила глаза. Она знала, что этот момент настанет.
— Говорил, Игорек.
— И? — в голосе Игоря зазвенела сталь.
— Он оставил завещание. Все по закону. Дача… она записана на Андрея.
В кухне повисла гробовая тишина. Марина перестала жевать, ее глаза округлились. Игорь медленно покраснел.
— На Андрея? — он произнес это слово тихо, с невероятным усилием. — То есть я, который вкладывался в этот дом, который помогал всегда, остаюсь ни с чем? А младшенький, который только и мог, что на свою премию матери путевку в санаторий купить, получает все?
— Игорь, не надо так, — тихо сказал Андрей. — Я не просил отца об этом. Он сам так решил.
— Сам решил? — Игорь вскочил из-за стола, его стул с грохотом упал на пол. — Да ты его об этом клянчил! Ты воспользовался тем, что я с семьей в отъезде был! Пацан ты мелкий!
— Хватит! — Светлана Петровна встала, ее голос дрожал. — Хватит ругаться! Это была воля твоего отца! Он видел в Андрее опору для меня. Он знал, что ты… что ты крепко стоишь на ногах.
— Опору? — фыркнула Марина, вступая в бой. — Он на этой опоре свою семью прокормить не может! А мы тут будем вкладываться, а получит все он? Это грабеж средь бела дня!
Андрей молча смотрел на брата. В его глазах была не злоба, а усталая обида.
— Я ничего у тебя не отнимал, Игорь. Отец решил. Мама здесь ни при чем.
— А я оспорю это! — прошипел Игорь, наклонившись к самому лицу брата. — Слышишь? Оспорю в суде! Никакого завещания не будет! Эта дача моя! Понял?
Он схватил со спинки стула куртку, резко дернул головой в сторону жены.
— Поехали. За своим праздничным столом посидим.
Дверь захлопнулась. Светлана Петровна медленно опустилась на стул, закрыв лицо руками. Андрей подошел, обнял ее за плечи. На столе догорали свечи на торте, залитом кремом. Юбилей был безнадежно испорчен. А тишина, наступившая после скандала, была теперь не мирной, а зловещей. Она предвещала войну.
Тишина в доме после ухода Игоря и Марины была густой и тяжёлой, как свинец. Светлана Петровна сидела за праздничным столом, не двигаясь. Её руки лежали на коленях и мелко дрожали. Андрей молча поднял опрокинутый стул, подошёл к раковине, намочил полотенце и протянул матери.
— Держи, мам. Протри лицо.
Она машинально взяла тёплую, влажную ткань, прижала её к глазам. Плечи её содрогнулись от беззвучных рыданий.
— До чего же мы дожили, Андрюша… До чего… Юбилей. И такое…
Андрей сел напротив, его усталое лицо осунулось ещё сильнее.
— Я же знал, что это случится. Знавал. Поэтому и не хотел сегодняшних посиделок. Лучше бы ты к нам приехала, к Лиде и к детям.
— Но это же дом! — взмахнула она руками, оглядывая уютную кухню. — Здесь должен быть праздник! Здесь твой отец… — голос её снова оборвался.
Она отпила глоток остывшего чая, рука не слушалась, и чашка громко звякнула о блюдце.
— Он ведь не с потолка это решение взял, твой отец. Он видел, как Игорь ко всему относится. По деньгам, по расчёту. А ты… ты для него другим был. Помнишь, как вы с отцом печь тут сложили, вдвоём? Летом, в жару. Он говорил: «Андрей у меня хозяйственный, руки из нужного места растут». А Игорь в то время уже свой первый магазин открывал, ему было не до кирпичей.
Андрей молча кивал. Он всё помнил. Помнил, как отец, уже больной, попросил его зайти вечером и протянул конверт.
— Он хотел, чтобы у тебя и у Лиды с детьми был свой угол. На всякий случай. Чтобы ты ни от кого не зависел. Особенно… от брата.
Он не договорил, но мать поняла его без слов. Она тяжело вздохнула.
— А где эта бумага-то, Андрей? Завещание? Ты её бережёшь?
— Конечно, мам. У меня в сейфе, на работе. Боишься, Игорь её порвёт? — он попытался пошутить, но шутка не удалась.
— Боюсь я всего теперь. Боюсь, что он и впрямь пойдёт на крайние меры.
Как будто услышав её слова, зазвонил мобильный телефон Андрея. На экране горело имя «Игорь». Андрей посмотрел на мать, взял трубку и включил громкую связь.
— Ну что, празднуете? — прозвучал в телефоне резкий, ядовитый голос брата. — Обсудили, как будете делить моё имущество?
— Игорь, успокойся. Никто ничего не делит.
— А я тебе говорю — делите! Пока не поздно. Пока я добрый. Эта бумаженция, которую ты там подсуетился оформить, ничего не стоит! Отец был уже не в себе, когда её писал! Он за три месяца до смерти в больнице лежал! Любой суд это признает.
Светлана Петровна не выдержала, наклонилась к телефону.
— Игорек, родной, да что ты говоришь! Отец был в полном уме, мы с нотариусом приходили, он всё прекрасно понимал!
— Мама, ты всегда его покрывала! — крикнул Игорь. — Младшенький, любимчик! А я что? Я же на свои деньги тебе и лекарства, и продукты возил! А он? Он тебе путёвку купил на свою жалкую премию, и все ахают! Так знайте: если он сейчас же не откажется от дачи в мою пользу, это конец. Больше вы от меня ни копейки не получите. Ни ты, мама, на лечение, ни он, на жизнь свою жалкую.
Андрей сжал кулаки. Губы его побелели.
— Хватит оскорблений, Игорь. У меня своя жизнь, своя семья, и мы справляемся. А на твои подачки мы не претендуем. Делай что хочешь.
— Вот именно что сделаю! — прошипел Игорь. — Завтра же найму самого дорогого адвоката! Я тебя разорю на судебных издержках! Ты у меня попляшешь! И мать свою старую в обиду не давай, раз такой самостоятельный. Живите тут вдвоём в вашей лачуге!
Щелчок в трубке оглушил тишину. Андрей медленно опустил телефон на стол. Он посмотрел на мать. По её лицу текли слёзы.
— Лачуга… — прошептала она. — Он назвал дом отца лачугой.
Андрей встал, подошёл к окну. За стеклом темнело. Пустая машина Игоря уехала, оставив после себя на утоптанном снегу лишь следы шин. Он положил лоб на холодное стекло.
— Всё, мам. Теперь война. Он не отступит.
Светлана Петровна медленно поднялась, начала автоматически собирать со стола почти нетронутые тарелки. Её движения были медленными, будто у неё за спиной был невидимый тяжелый груз.
— А я всё надеялась… — говорила она больше сама себе, расставляя посуду в раковине. — Всегда надеялась, что вы, братья, будете друг за друга горой. Как в кино. А вышло… как в страшном сне.
Андрей обернулся к ней. В его глазах читалась не только усталость, но и твёрдая решимость.
— Не плачь, мама. Отец доверил мне это место. И тебя доверил. Я не отдам ничего. Ни ему, ни кому бы то ни было. Пусть подаёт в суд. Посмотрим, чья возьмёт.
Он подошёл и снова обнял её, уже не как сын, а как защитник. А за окном сгущалась зимняя ночь, предвещая долгую, холодную и беспощадную вражду.
Прошла неделя. Семь дней тяжёлого, давящего молчания. Светлана Петровна жила как во сне, механически выполняя привычные дела: топила печь, варила себе еду, смотрела в окно на заснеженный сад. Телефон молчал. От Игоря — ни звонка, ни сообщения. Эта тишина была страшнее крика.
Андрей звонил каждый день, но разговоры были короткими, натянутыми. Он чувствовал вину за разлад, хотя понимал, что не его то вина. Лида, его жена, поддерживала его, но и она переживала — неизвестность изматывала сильнее всего.
В один из таких серых дней, когда с неба сыпалась мелкая ледяная крупа, под окном снова заурчал знакомый мощный двигатель. Сердце Светланы Петровны упало. Она узнала звук машины Игоря.
Они вошли без стука. Игорь и Марина. На лицах не было ни тени раскаяния, только холодная, деловая решимость. Марина, не снимая дорогой дублёнки, окинула взглядом комнату, будто проверяя, не вынес ли уже Андрей что-то ценное.
— Здравствуй, мама, — произнёс Игорь без всякого приветствия. Он сел на стул напротив нее, положил руки на колени. — Мы тут подумали. Давать тебе время одуматься — бесполезно. Ты всегда была на стороне Андрея.
— Я не на чьей стороне! — попыталась возразить Светлана Петровна, но голос её дрогнул. — Я за мир между вами.
— Мира уже не будет, — отрезала Марина, оставаясь стоять, как надсмотрщик. — Пока этот вопрос не будет решён в нашу пользу.
Игорь тяжело вздохнул, изобразив на лице нечто похожее на озабоченность.
— Мама, давай начистоту. Твоя гипертония, сердце… Тебе каждые полгода нужно лечение, хорошие лекарства. Кто их тебе покупал? Я. Все эти годы. А что может предложить Андрей? Он свою семью-то с трудом тянет. Его премия — это капля в море.
Светлана Петровна молчала, глядя на свои руки. Она знала, что он прав в одном — лекарства были дорогими.
— Так вот, — Игорь наклонился вперёд, его голос стал тихим, но от этого ещё более опасным. — Сейчас стоит выбор. Или ты проявляешь благоразумие и уговариваешь Андрея добровольно отказаться от дачи в мою пользу. Или…
Он сделал паузу, давая словам проникнуть в самое сердце.
— Или мы с Мариной принимаем решение больше не вмешиваться в вашу самостоятельную жизнь. Ты поняла? Никаких денег. Ни на лечение, ни на что другое. Справляйтесь сами.
В комнате стало так тихо, что был слышен треск дров в печке. Светлана Петровна почувствовала, как у неё перехватывает дыхание. Это был откровенный шантаж. Родной сын ставил её перед выбором: предать волю покойного мужа и младшего сына или остаться без жизненно важной помощи.
— Игорек… — прошептала она. — Да как же так… Это же брат твой…
— Брат? — взвизгнула Марина. — Брат так не поступает! Он украл у нас наследство! А ты покрываешь вора! Решай, Светлана Петровна. У нас нет времени на твои слёзы.
В этот момент зазвонил домашний телефон. Светлана Петровна вздрогнула и посмотрела на аппарат с надеждой. Это был Андрей, он звонил в это время каждый день.
Игорь уловил её взгляд. Он медленно поднялся, подошёл к телефону и молча отсоединил шнур от розетки. Звонок оборвался.
— Решай, мама. Сейчас. Я хочу услышать твой ответ.
Слёзы текли по лицу Светланы Петровны, но она вытерла их краем фартука и подняла на сына взгляд. В её глазах, помимо боли, появилась какая-то новая, неизвестная прежде твёрдость.
— Нет, Игорь. Я не стану уговаривать Андрея предать волю отца. Твой отец заслужил, чтобы его уважали. И Андрей ни в чём не виноват.
Лицо Игоря исказилось от злости. Он резко оттолкнул стул.
— Ну тогда с этого дня ты для меня не мать! Живи тут со своим золотым мальчиком! Больше ты от меня копейки не получишь! Ни ты, ни он! Поехали, Марина.
Он развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стекла в окнах. Марина бросила на Светлану Петровну полный ненависти взгляд и последовала за мужем.
Светлана Петровна сидела одна в наступившей тишине. Она не плакала. Она смотрела на отключённый телефонный аппарат. Страх куда-то ушёл, его сменило леденящее душу спокойствие. Она поняла, что только что её старший сын официально объявил ей войну. И отступать было некуда.
После того визита Светлана Петровна прожила как в тумане несколько дней. Слова Игоря звенели в ушах: «Больше ты от меня копейки не получишь». Она проверяла почтовый ящик — пусто. Раньше именно в эти числа она находила там конверт с деньгами на лекарства. Теперь там лежал только рекламный листок.
Она взяла свою старую сумку и пошла в поликлинику. Нужно было выписать рецепты. Врач, добрая женщина, посмотрела на неё с сочувствием.
— Светлана Петровна, вам опять тот же препарат? Вы же знаете, он дорогой, в льготный список не входит.
— Знаю, — тихо ответила женщина. — Выпишите, пожалуйста. Я как-нибудь.
Она подошла к аптечному киоску, посмотрела на цену. Сумма была неподъёмной. Почти вся её пенсия. Сердце сжалось. Она купила только самое необходимое, что могла себе позволить, и пошла домой, чувствуя себя униженной и беспомощной.
Вечером, как обычно, позвонил Андрей. Голос его звучал устало, но он пытался это скрыть.
— Мам, как ты? Игорь больше не появлялся?
— Нет, сынок, не появлялся. Всё тихо.
Она не стала рассказывать про лекарства. Не хотела его грузить. Но он почувствовал что-то в её голосе.
— Мам, с тобой всё в порядке? Ты чего-то не договариваешь.
— Всё в порядке, Андрюша. Просто устала.
— Ладно… Слушай, я тут подумал. Может, нам попробовать предложить Игорю какой-то вариант? Чтобы не доводить до суда. Может, продать дачу и разделить деньги? Я понимаю, что это не воля отца, но хоть мир будет.
Светлана Петровна помолчала. Мысль о продаже родного дома была ей ненавистна, но идея мира казалась такой заманчивой.
— Может быть, сынок… Может быть.
На следующий день Андрей, посоветовавшись с женой Лидой, набрал номер Игоря. Тот ответил не сразу.
— Ну, что тебе? — раздался холодный голос.
— Игорь, я хочу поговорить без ссор. Давай обсудим. Мама переживает. Я готов на компромисс. Давай продадим дачу и разделим деньги пополам. По-честному.
На той стороне провода раздался короткий, сухой смех.
— О! Дошло, значит? Понял, что одному не потянуть? Решил слить мамины хлопоты за полцены? Нет, братец, это не компромисс. Это капитуляция. И я её не принимаю.
— Какая капитуляция? Я предлагаю справедливый вариант!
— Справедливый — это когда дача достаётся мне. А то, что ты предлагаешь, — это жалкая попытка урвать хоть что-то. Нет. Разговор окончен.
— Игорь, подожди! Подумай о маме!
— Я о ней подумал. И она сделала свой выбор. А теперь живите с ним.
Андрей понял, что разговаривать бесполезно. Игорь воспринял его попытку примирения как слабость. И это его разозлило.
Тем временем Игорь и Марина уже действовали. Сидя вечером в своей просторной гостиной, они строили планы.
— Он слабеет, — сказала Марина, попивая кофе. — Предлагает продать? Значит, боится суда. Боится затрат. Надо давить.
— Я уже даю, — ответил Игорь, листая документы на столе. — Я нанял человека. Тот копает. Уже нашёл кое-что интересное. Оказывается, наш примерный брат несколько лет назад брал крупный кредит. И были просрочки. Серьёзные.
Лицо Марины озарила хитрая улыбка.
— Идеально! Значит, он неплатёжеспособен. Ненадёжен. Суд будет на нашей стороне. Отец не мог оставить дом человеку, у которого долги.
— Именно, — удовлетворённо кивнул Игорь. — Завтра мой юрист начнёт готовить бумаги. А я… я позвоню маме. Напомню ей, на какого ненадёжного человека она положилась. Пусть знает, что её золотой сынок может в любой момент промотать всё её наследство.
Он взял телефон. Его пальцы уверенно набрали знакомый номер. Он был уверен, что сейчас его слова достигнут цели и сломят последние сомнения матери. Он не сомневался в своей победе. Ему и в голову не приходило, что его звонок не станет последней каплей, а, наоборот, зажжёт в хрупкой женщине огонь, который он не ожидал увидеть.
Звонок раздался, когда Светлана Петровна перебирала старые фотографии. На снимке она, муж и двое маленьких сыновей у только что построенной дачи. Все смеются. Она смахнула накатившуюся слезу, когда зазвонил телефон. На экране горело имя Игоря. Рука сама потянулась отключить звонок, но она взяла себя в руки и взяла трубку.
— Алло, Игорек.
— Мама, — голос сына звучал подчёркнуто спокойно, даже мягко. Это насторожило её больше, чем крик. — Я звоню не для ссоры. Хочу, чтобы ты знала правду. Всю правду о твоём младшем сыне.
— Что ты хочешь сказать, Игорь?
— Ты знаешь, что твой примерный Андрей по уши в долгах? Что он несколько лет назад взял большой кредит и едва не стал банкротом? Есть официальные бумаги, мама. С просрочками.
Светлана Петровна молчала. Она что-то такое слышала от Андрея, но тогда всё как-то уладилось.
— Отец не мог не знать об этом. Или знал и всё равно совершил безрассудство. В любом случае, оставлять дом такому ненадёжному человеку — преступление. Он его промотает. И ты останешься ни с чем. Я не могу этого допустить.
— Андрей справился с теми трудностями, — тихо сказала она. — У него семья, дети. Все могут ошибиться.
— Ошибиться? — голос Игоря снова зазвенел. — Это не ошибка, это безответственность! Но это ещё цветочки. У меня есть кое-что поважнее.
Он сделал паузу, чтобы его слова прозвучали весомее.
— Помнишь, года четыре назад, отец был ещё жив? Мы все собрались тут же, на даче. И он, смотря на меня, сказал: «Игорь, ты — стержень. Эта дача должна остаться в надёжных руках. Я подумаю, как всё правильно оформить». Марина слышала. И твоя свояченица, Тамара, которая тогда в гостях была, тоже слышала. Это было устное обещание. А что такое слово отца? Для нашей семьи оно должно быть важнее любой бумажки!
Светлана Петровна замерла. Такого разговора она не помнила. Было много общих фраз, но такого прямого обещания…
— Я… я не припоминаю, Игорь.
— Потому что ты не хочешь помнить! — уже сорвался он. — Но свидетели есть! И они готовы подтвердить это в суде. Так что твоё завещание — это просто клочок бумаги, который Андрей вырвал у больного старика! Понимаешь? Он украл не только дачу, он украл волю отца!
Он бросил трубку, не попрощавшись.
Светлана Петровна долго сидела, глядя в одну точку. Сердце ныло тревожно. Свидетели… Тамара, сестра её покойного мужа, всегда относилась к Игорю с большей симпатией, считала его более успешным. Да, она могла сказать что угодно.
Через два дня Андрей, как обычно, приехал на выходные помочь по хозяйству. Он сразу заметил, что мать чем-то подавлена.
— Мам, что случилось? Опять Игорь звонил?
Она кивнула, не поднимая глаз от вязания.
— Он сказал… что есть свидетели. Что отец устно обещал дачу ему. Тамара якобы слышала.
Андрей опустился на стул рядом с ней. Лицо его стало каменным.
— Тамара? Ну конечно, она всегда была на его стороне. Это же ложь, мама! Чистейшей воды ложь! Отец никогда мне бы ничего не отдал, если бы сомневался! Он же видел, как я этот дом содержу, как всё здесь делаю своими руками!
— Я знаю, сынок, верю тебе… Но суд… Как они будут разбираться в наших семейных словах?
В этот момент в калитке щёлкнул замок. На пороге дома появилась сама Тамара. Невысокая, суетливая женщина с ярко накрашенными губами. Она вошла без стука, как в свою собственную квартиру.
— Здравствуйте, здравствуйте! Света, Андрюша! Какие встречи! — затараторила она, оглядывая комнату оценивающим взглядом.
— Здравствуй, Тамара, — сухо ответила Светлана Петровна.
— Я к вам по важному делу. Как соседка и как родственница не могу молчать. Игорь мне всё рассказал. Братья поссорились из-за наследства. Это ужасно! Но я должна сказать правду. Я действительно слышала, как покойный брат говорил Игорю о даче. Говорил, что она должна быть в крепких руках.
Андрей встал, его спокойствие исчезло.
— Тётя Тома, и когда это было? Конкретно.
Тамара смутилась, заерзала на стуле.
— Ну, как когда… Летом. Перед тем как он заболел. Точную дату я не помню, конечно. Но факт был!
— Факт? — Андрей подошёл к ней вплотную. — А то, что в это же лето отец уже консультировался с нотариусом о завещании на меня, это тоже факт? И он ни слова не говорил Игорю о своих планах? Ты либо путаешь, тётя Тома, либо сознательно лжёшь.
Тамара вспыхнула.
— Как ты разговариваешь со старшими? Я пришла как миротворец! А вы… вы все против Игоря! Он один за всех горой был, а вы его обобрать хотите!
— Выйди, пожалуйста, — тихо, но твёрдо сказала Светлана Петровна. — Выйди из моего дома. И передай Игорю, что его «копьё» оказалось тупым. Я всё поняла.
Тамара, что-то бормоча под нос, с возмущённым видом вышла, хлопнув калиткой.
Андрей обнял мать за плечи. Они стояли молча, слушая, как стихает за окном возмущённый голок его тётки.
— Война, мама, — прошептал Андрей. — Теперь она перешла в открытую фазу. Они не остановятся ни перед чем.
Светлана Петровна кивнула. В её глазах горел огонёк, которого не было раньше — огонёк решимости. Она больше не была жертвой. Она стала защитницей дома и памяти своего мужа.
Уведомление из суда пришло по почте в сером официальном конверте. Андрей вскрыл его на кухне у матери. Светлана Петровна молча наблюдала, как руки сына слегка дрожат, когда он вынимал лист бумаги.
— Назначили дату, — глухо произнёс он. — Через три недели.
Эти три недели пролетели в тяжёлых, тревожных хлопотах. Андрей, посоветовавшись с Лидой, нашел юриста — немолодого, опытного адвоката по фамилии Сергеев. Тот, изучив завещание и доводы Игоря, покачал головой.
— Основания шаткие. Устные обещания, особенно оспариваемые второй стороной, суд во внимание не принимает. Но готовьтесь к грязи. Будут давить на эмоции, пытаться представить вас неблагодарным сыном, воспользовавшимся слабостью отца.
Андрей только мрачно кивнул. Он уже был готов ко всему.
Утро судебного заседания выдалось хмурым и морозным. Андрей заехал за матерью. Она надела своё лучшее, тёмно-синее платье, но выглядела маленькой и потерянной в просторном пальто. Они молча ехали до здания суда, не находя слов для поддержки.
В коридоре, пахнущем пылью и казённой краской, их уже ждали. Игорь и Марина. Они сидели на скамейке рядом с щеголеватым молодым человеком в дорогом костюме — их адвокатом. Игорь избегал смотреть в их сторону. Марина же, наоборот, бросала на них колючие, победные взгляды.
Сергеев, адвокат Андрея, тихо прошептал:
— Никаких эмоций. Только факты.
Дверь в зал заседаний открылась. Все вошли. Судья — женщина средних лет с усталым, непроницаемым лицом — объявила начало слушания.
Первым слово взял адвокат Игоря. Он говорил громко, пафосно, жестикулируя.
— Уважаемый суд! Это дело — не просто о наследстве. Это дело о попрании воли уважаемого человека, отца семейства! Мой доверитель, Игорь Борисович, всегда был опорой для родителей. А его младший брат, Андрей Борисович, человек, мягко говоря, не самый успешный в финансовом плане, воспользовался болезнью отца! Он убедил его составить завещание в свою пользу, пока старший сын был в отъезде, занимаясь бизнесом! У нас есть свидетели, готовые подтвердить, что истинной волей отца было передать дом старшему, надёжному сыну!
Судья бесстрастно делала пометки.
— Пригласите свидетеля.
В зал вошла Тамара. Она, стараясь не смотреть на Андрея и Светлану Петровну, стала рассказывать ту же историю про «устное обещание». Говорила она путано, сбивчиво.
Адвокат Сергеев поднялся для вопросов. Его голос был спокоен и вежлив.
— Свидетельница Тамара Ивановна, вы утверждаете, что слышали обещание покойного Бориса Петровича передать дачу Игорю Борисовичу. Скажите, в какой точно день это произошло? При каких обстоятельствах?
— Ну, летом… Точную дату не помню. Все сидели за столом…
— А вы не могли перепутать? Может, Борис Петрович говорил о чём-то другом? Например, о том, что рад видеть дом в надёжных руках, пока он жив? Это общая фраза, не так ли?
Тамара замялась.
— Ну, я… я поняла именно так!
— Поняли или услышали прямое обещание? Это разные вещи. И ещё один вопрос. Вы знаете, что на момент этой беседы Борис Петрович уже имел на руках готовое завещание, заверенное нотариусом, в котором он однозначно выразил свою волю?
Тамара растерялась и покраснела.
— Я… я не в курсе была…
— Благодарю, вопросов больше нет, — мягко сказал Сергеев и сел на место.
Было видно, что показания Тамары не произвели на судью особого впечатления.
Слово дали Светлане Петровне. Она медленно поднялась, опираясь на спинку стула. Голос её сначала дрожал, но потом окреп.
— Мой муж был человеком честным и справедливым. Он до последнего дня был в твёрдой памяти. Он сам пригласил нотариуса, сам всё продумал. Он видел, как Андрей заботится о доме, как любит это место. А Игорь… Игорь всегда считал дачу обузой. Он хотел её продать ещё при жизни отца. Муж это знал. Поэтому и принял такое решение. Это была его воля. Я прошу её увазить.
Андрей, слушая мать, с гордостью сжал её руку.
Затем выступали адвокаты с заключительными речами. Адвокат Игоря снова пытался играть на эмоциях, говоря о «старшинстве» и «преданности». Сергеев же холодно и чётко апеллировал к закону.
— Уважаемый суд, перед вами юридически безупречный документ — завещание. Все иные домыслы и пересказы чужих впечатлений не имеют юридической силы. Прошу отклонить иск.
Судья удалилась в совещательную комнату. Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Игорь сидел, уставясь в пол, Марина нервно теребила сумку. Андрей и Светлана Петровна молчали, держась за руки.
Наконец судья вернулась на место. В зале повисла напряжённая тишина.
— Решением суда, — раздался её ровный, безразличный голос, — в удовлетворении исковых требований Игорю Борисовичу отказать. Завещание признаётся действительным. Право собственности на объект недвижимости остаётся за Андреем Борисовичем.
Андрей закрыл глаза, чувствуя, как с плеч сваливается тяжёлый груз. Светлана Петровна тихо заплакала, но это были слёзы облегчения.
Игорь резко вскочил. Его лицо исказила гримаса злобы.
— Это беззаконие! — крикнул он, не глядя ни на кого. — Я добьюсь правды! Поехали!
Он схватил Марину за руку и быстрыми шагами направился к выходу, хлопнув дверью.
Андрей с матерью и адвокатом вышли в пустой коридор. Победа не приносила радости. Она была горькой, как пепел. Они выиграли дело, но Андрей понимал — они навсегда потеряли брата. Война закончилась, оставив после себя выжженную землю.
Они вернулись на дачу под вечер. Дорога была молчаливой. Светлана Петровна смотрела в окно на проплывающие тёмные поля, а Андрей сосредоточенно вёл машину, будто боясь нарушить хрупкое спокойствие, которое воцарилось после суда.
Он проводил мать до дома, помог раздеться.
— Может, чаю согрею, мам?
— Нет, сынок, спасибо. Я просто посижу. Одна.
Он понял, что ей нужно побыть наедине с мыслями, и, тревожно посмотрев на неё, уехал к себе домой, к Лиде и детям.
На следующее утро Андрей приехал снова. Он привёз продукты и вёдро свежего молока от соседки. Войдя в дом, он увидел, что мать уже на ногах. Она стояла у печки и помешивала кашу. Лицо её было бледным, но спокойным.
— Доброе утро, мам. Как самочувствие?
— Жива, сынок. Жива. Садись, завтракать будем.
Они сели за стол. Ели молча. Было слышно, как трещат поленья в печи.
— Андрюша, — тихо начала Светлана Петровна, — что мы выиграли вчера?
Он отложил ложку, смотря на неё.
— Мы выиграли справедливость. Мы отстояли волю отца.
— Справедливость… — она покачала головой. — А где же мой старший сын? Где его дети, мои внуки? Я их, наверное, никогда больше не увижу. Это цена нашей справедливости?
Андрей опустил глаза. Он и сам задавал себе этот вопрос всю бессонную ночь.
— Он сам сделал этот выбор, мама. Не мы.
— Знаю… Но от этого не легче.
Вдруг за окном снова послышался знакомый рокот мотора. Сердце Светланы Петровны ёкнуло. Андрей настороженно подошёл к окну.
— Это он.
Игорь вышел из машины один, без Марины. Он медленно шёл к дому, его плечи были ссутулены, лицо осунувшееся, серое. Он постучал в дверь, чего раньше никогда не делал.
Андрей открыл. Братья молча смотрели друг на друга несколько секунд.
— Можно? — хрипло спросил Игорь.
— Входи.
Игорь вошел, постоял в прихожей, не решаясь пройти дальше. Он увидел мать за столом и опустил голову.
— Я… я за документами. За теми, что остались с прошлого раза, — глухо сказал он, не поднимая глаз.
— Какими документами? — спросил Андрей.
— Ну, я тут кое-что оставлял… Для отчета. Неважно.
Он прошел в свою старую комнату, где теперь хранились разные вещи, и стал что-то искать в ящике стола. Андрей и Светлана Петровна молча наблюдали за ним.
Вдруг Игорь остановился, облокотившись о столешницу. Его плечи затряслись. Сначала тихо, потом всё сильнее. Он плакал. Тихо, по-мужски, сдерживаясь, но слёзы текли по его щекам и падали на пыльный деревянный стол.
Светлана Петровна сделала шаг к нему, но Андрей мягко остановил её, положив руку на плечо.
Игорь вытер лицо рукавом пиджака и обернулся. В его глазах стояла не злоба, а бесконечная, всепоглощающая усталость и пустота.
— Ну вот и всё, — прошептал он. — Поздравляю с победой. Живите теперь тут. В своём законном доме.
— Игорь, — тихо сказала мать. — Останься. Давай поговорим. Как раньше.
Он горько усмехнулся, качая головой.
— Как раньше? Никогда уже не будет как раньше, мама. Ты выбрала его. А я… я остался ни с чем. Ни с дачей, ни с братом, ни с матерью.
Он посмотрел на Андрея. Взгляд его был пустым.
— Ты доволен? Ты получил всё. Ты победил. Наслаждайся.
С этими словами он резко развернулся и вышел, не оглядываясь. Дверь за ним закрылась не с грохотом, а с тихим, окончательным щелчком.
Андрей подошёл к окну и смотрел, как машина брата исчезает вдали, поднимая облако снежной пыли. Он чувствовал не радость, а тяжёлую, холодную тяжесть на душе. Он выиграл суд, но проиграл брата. И этот проигрыш был горше любой победы.
Светлана Петровна села на стул и закрыла лицо руками. Её тихие рыдания раздавались в полной тишине дома.
Андрей вышел на крыльцо. Морозный воздух обжёг лёгкие. Он смотрел на сад, на голые ветки яблонь, на заснеженную землю. Этот кусок земли, эти стены стали ценой развала семьи. Он задавал себе один и тот же вопрос, на который не находил ответа.
«И ради этого? Ради этих стен?»
Победа оказалась горькой и пустой. Он был законным хозяином, но чувствовал себя не победителем, а поражённым той же враждой, что и его брат. Война закончилась, оставив после себя тишину, в которой было слышно только эхо разбитых родственных уз.
Прошло несколько месяцев. Зима отступила, уступив место хмурой, мокрой весне. Снег сошёл, обнажив пожухлую траву и прошлогоднюю листву. Дача стояла тихая и пустынная.
Светлана Петровна жила одна. Андрей приезжал каждые выходные, привозил продукты, проверял, всё ли в порядке с печкой и крышей. Он пытался вести себя как обычно, но между ним и матерью возникла невидимая стена. Они разговаривали о бытовых мелочах, о детях, о огороде, но избегали главной темы. Той, что витала в воздухе и отравляла каждый их разговор.
Однажды субботним утром Андрей привёз новую скамейку для сада. Они установили её на том самом месте, где когда-то любил сидеть с удочкой их отец. Андрей сел, смотря на разлившийся от талого снега пруд. Светлана Петровна вышла к нему, укутавшись в платок.
— Хорошую скамейку купил, сынок. Отец бы одобрил.
— Да, — коротко кивнул Андрей.
Он молчал несколько минут, глядя на воду.
— Мам, а помнишь, как мы с Игорем в детстве на этом пруду в хоккей гоняли? Он всегда был капитаном. А я — на воротах.
— Помню, — тихо ответила она. — Он тебя всегда ругал, если пропускал шайбу. А потом сам же тебя и защищал, если кто из деревенских мальчишек начинал задирать.
Андрей горько усмехнулся.
— Да… Защищал. А теперь… Теперь мы друг для друга чужие люди.
Светлана Петровна села рядом на скамейку. Её рука легла на его руку.
— Может, позвонить ему? Просто так. Спросить, как дела.
Андрей покачал головой.
— Бесполезно, мама. Он не простил. И не простит. Для него мы предатели. Я забрал его собственность, а ты меня поддержала. В его глазах это непростительно.
Он встал и пошёл к сараю, чтобы принести инструменты. Светлана Петровна осталась сидеть одна. Она смотрела на старый дуб у калитки, на котором отец когда-то вырезал их имена: «Игорь + Андрей». Буквы давно заросли корой, стали почти невидимыми.
Вечером, проводив сына, она вернулась в пустой дом. Тишина здесь была теперь иной. Не мирной, а мёртвой. Она подошла к старому серванту, достала из-за стекла большую потёртую фотографию. На ней они все: молодые, счастливые, с двумя маленькими сыновьями на руках. Все смеются. Она провела пальцем по стеклу, по лицу мужа, по лицу маленького Игоря, который крепко обнимал отца за шею.
«Что же стало той первой трещиной? — думала она. — Когда мы упустили тот момент, когда любовь и доверие между братьями начало превращаться в зависть и злобу?»
Она не находила ответа. Может, виноваты были они с мужем, что не сумели чего-то объяснить, чего-то предотвратить? Может, виноват был Игорь со своей жаждой обладания? Или Андрей со своим молчаливым упрямством?
Она сидела у окна до самых сумерек, держа в руках фотографию. За окном шёл мелкий, тоскливый дождь. Где-то там, в большом городе, жил её старший сын. Жила его семья. Росли её внуки, которых она, возможно, больше никогда не увидит.
Она не плакала. Слёзы давно уже высохли. Осталась только тихая, щемящая грусть и чувство огромной, невосполнимой потери. Они отстояли дом, исполнили волю отца. Но какая цена была заплачена за эти стены и этот клочок земли?
Светлана Петровна медленно повесила фотографию на прежнее место. Она будет смотреть на неё каждый день, задавая себе один и тот же вопрос, на который не было ответа. Война закончилась. Не стало ссор, судов, ультиматумов. Осталась только тишина. Та самая звенящая тишина после битвы, в которой эхом отдавались последние слова, сказанные с любовью, и первые, произнесённые с ненавистью. И между этими словами пролегла целая жизнь, которую уже не вернуть.