— Ты что, издеваешься, Рома? — Инна стояла у окна, руки скрещены, голос дрожал от злости. — Ты серьёзно сказал маме, что мы купим им плиту после свадьбы?!
Рома закатил глаза, бросил взгляд в телефон, как будто оттуда могло вылететь спасение.
— Ин, ну не начинай, ладно? Просто разговор был, я обмолвился. Мама сказала, что старая сломалась, я пообещал помочь. В чём проблема?
Инна вдохнула, медленно, будто считала до трёх.
— Проблема в том, что ты обещаешь то, о чём мы даже не говорили. У нас свадьба через неделю, а ты уже тратишь деньги, которых у нас нет.
— Не драматизируй, — Рома махнул рукой, натянуто усмехнулся. — Это просто бытовуха.
Бытовуха.
Инна сжала кулаки. Последние две недели у них всё сводилось к этому слову. Бытовуха — когда мать Ромы звонит по три раза в день и «советует» ресторан. Бытовуха — когда Рома забывает забрать из химчистки её платье, потому что «завал на работе».
Бытовуха — когда все решения принимаются как будто без неё.
— «Просто бытовуха», да? — Инна усмехнулась. — А то, что твоя мать опять вмешивается во всё, — это тоже бытовуха?
Рома резко выдохнул и подошёл ближе, схватив её за плечи.
— Слушай, мама просто хочет, чтобы всё было идеально. Она старается.
— Она старается устроить свадьбу под себя, — огрызнулась Инна. — Даже меню уже решила! Сказала, что «курицу в сливках» не подадут, потому что, цитирую, «сливки — это жирно и вульгарно».
Рома отпустил плечи, потер лицо ладонями.
— Боже, Ин, ты опять начинаешь…
Инна отвернулась. Она знала, как это звучит — будто она ищет поводы для ссор. Но что-то в ней уже трещало.
Она старалась быть вежливой, терпеливой, чтобы не портить отношения с будущими свёкрами. Но терпение кончалось.
С утра шёл холодный октябрьский дождь. На подоконнике остывал кофе, пахло мокрыми листьями и хвоей — где-то внизу кто-то зажёг ароматическую палочку. Инна смотрела, как капли стекают по стеклу, и пыталась не сорваться.
— Знаешь, — тихо сказала она, — я всё время стараюсь. Чтобы всем было удобно. Чтобы всем понравилось. А мне — будто нельзя.
Рома хотел ответить, но в этот момент зазвонил телефон.
На экране — «Мама».
Он скривился, но взял.
— Да, мам. Нет, мы дома. Да, Инна рядом.
Пауза.
— Да, посмотрели ресторан, тот самый. Нет, всё хорошо.
Инна слышала, как в трубке звучит громкий, слишком уверенный голос Марины Петровны. Что-то про скатерти, гостей, «невесте нельзя в белом без жемчуга».
Рома покорно кивал, что-то поддакивал, потом буркнул:
— Ладно, мам, я перезвоню.
И положил трубку.
Молчание висело секунду, две, три.
Инна повернулась к нему:
— Что теперь? Она тоже решила, что платье не то?
Рома усмехнулся, но как-то виновато.
— Ну… она сказала, что кружево выглядит дешево.
Инна громко выдохнула.
— Господи…
Она пошла на кухню, налила себе воды. Голова гудела.
За эти месяцы подготовки к свадьбе она выгорела. Не от хлопот, не от стресса — от этого постоянного чувства, что всё делают не ради любви, а ради того, чтобы было правильно.
«Когда всё вокруг говорят, как тебе жить, в какой-то момент перестаёшь слышать себя».
Рома зашёл следом.
— Ин, давай без сцен. Осталась неделя, потерпи. Потом всё уляжется.
Инна обернулась:
— Потом? А если не уляжется? Если это — начало?
Рома пожал плечами:
— Да ладно тебе, мама просто эмоциональная.
Она улыбнулась — устало, криво, почти саркастично.
— Эмоциональная? Она вчера предложила составить договор на случай развода.
— Что?
— Да. Сказала, что так «все приличные семьи делают». Чтобы, цитирую, «потом не было недоразумений».
Рома отвернулся, будто искал глазами выход из комнаты.
— Не воспринимай всё так близко к сердцу, ладно? Она юрист, у неё всё через бумаги.
— Она не юрист, она бухгалтер! — Инна чуть не рассмеялась, но в голосе уже дрожали слёзы.
Рома подошёл ближе, тихо сказал:
— Ну, просто… ей хочется быть уверенной, что я не останусь без ничего, если вдруг что.
— Без ничего? — Инна вскинула голову. — А кто сказал, что я собираюсь что-то у тебя забирать?
Он помолчал, потом ответил, как-то по-мужски холодно:
— Просто она так видит. И я её понимаю.
Инна почувствовала, как внутри всё сжимается.
Всё это время она думала, что Марина Петровна — просто контролирующая мать. Но теперь стало ясно: она не просто лезет в организацию свадьбы. Она строит фундамент будущей семьи так, как удобно ей.
Она не видела в Инне человека — только участницу сделки.
Холод пробежал по спине.
— Знаешь, Ром, — сказала Инна, голос дрожал, — я вот думаю: если мы сейчас так спорим, что будет потом? Когда ипотека, счета, дети?..
Рома усмехнулся.
— Да не накручивай ты себя. Всё будет нормально.
— Да, — Инна взяла со стола чашку, допила холодный кофе. — Конечно, будет. Только кому — «нормально»?
Он не ответил.
В этот момент дверь в коридоре резко щёлкнула.
Ключ провернулся, и в квартиру вошла Марина Петровна.
Без звонка, без предупреждения. В пуховике, с пакетом продуктов.
— Я же говорила, зайду! — весело сказала она, ставя пакет на кухонный стол. — Купила вам пару вещей. Кстати, плиту можно заказать через знакомого, он сделает скидку.
Инна замерла, глядя на Рому.
Он даже не удивился.
Марина Петровна уже осматривала квартиру — привычным, придирчивым взглядом. Проверила, чисто ли, какие шторы, какая посуда.
— Ну что, — сказала она, — уютно. Но, конечно, тесновато. Роме будет неудобно.
Инна почувствовала, как закипает.
— У нас нормально, — ответила она ровно. — Мы не любим лишнего.
— Конечно, конечно, — кивнула Марина Петровна, но голос у неё был с тем самым оттенком «да-да, мне виднее».
Она открыла холодильник. — Пустовато у вас. Инна, ты что, не готовишь?
Инна сделала глубокий вдох.
— Готовлю. Просто продукты свежие беру, по мере надобности.
— А, — Марина Петровна кивнула, — значит, ты не запасливая. Понятно.
Инна сжала зубы.
Рома стоял рядом, молчал, будто это всё — не про него.
— Ладно, — сказала свекровь, улыбнувшись, — я вам пирожки привезла. Домашние. Ешьте, пока свежие.
И вот в этот момент Инна вдруг поняла: это не визит. Это — вторжение.
Не только в её дом, но и в её личное пространство, в саму жизнь.
И Рома даже не замечает.
Инна закрыла за Мариной Петровной дверь и, не оборачиваясь, сказала:
— Ром, я не хочу, чтобы она так приходила. Без звонка. Это моя квартира.
Он стоял у стены, теребил ключи.
— Да ладно тебе, она же просто заботится.
Инна резко обернулась:
— Заботится? Она проверяет, как я живу! Она ведёт себя как хозяйка, а я как квартирантка в собственном доме!
Рома прищурился, в голосе появилась раздражённая нотка:
— Опять ты со своими драмами… Всё тебе не так. Мама просто добрая женщина, а ты всё воспринимаешь в штыки.
Инна нервно усмехнулась.
— Добрая? Да она зашла и с порога сказала, что тебе здесь “тесно”! Это нормально, по-твоему?
— Ну… — он замялся, — немного тесновато, если честно. Я привык к просторнее.
Вот оно. Маленькое, но предательское “просторнее”.
Инна вдруг поняла: он действительно не видит, как это звучит.
Как будто квартира, за которую она три года тянет ипотеку, — просто времянка до лучших времён.
— Прекрасно, — сказала она тихо. — Тогда, может, сразу съедешь к маме? Там и просторно, и пирожки.
Он вздохнул, поднял руки, будто защищаясь.
— Ин, ну зачем сразу ссориться? Всё ведь почти готово к свадьбе.
— Почти, — повторила Инна. — Только я чувствую, что готова не я.
Он нахмурился:
— Это из-за мамы?
— Из-за нас. Из-за того, что я будто вторая после неё.
Рома сел на диван, потёр лоб.
— Ты просто устаёшь. Всё накручиваешь. Давай поженимся, а потом всё само наладится.
Инна вздохнула.
«Когда человек говорит “само наладится” — знай, налаживать всё придётся тебе».
Она пошла на кухню, налила чай. Пахло ванилью, но вкус был горький.
Телефон на столе мигал уведомлениями — мама писала, подруга звала выбрать украшения.
Инна смотрела на экран и думала, что украшать придётся не платье, а собственные нервы.
Вечером Рома ушёл. Сказал, что поедет к родителям — помочь им с чем-то по мелочи.
Инна осталась одна.
В квартире стало тихо, но не уютно.
Словно после грозы, когда воздух тяжёлый, и не знаешь — будет ли шторм снова.
Она взяла блокнот и начала писать список дел к свадьбе. Просто чтобы отвлечься.
Но рука сама вывела фразу:
«А ты уверена, что хочешь туда идти?»
На следующий день позвонила Марина Петровна. Голос звучал почти ласково:
— Инночка, доброе утро! Я вот подумала — может, ты передумаешь насчёт ресторана? Тот, что вы выбрали, ну, он… без класса.
Инна устало ответила:
— Мы уже всё оплатили.
— Ну ничего, деньги — дело наживное! Я могу договориться с “Террасой”, у меня там знакомая администратор. Всё устроим как положено.
Инна замолчала на пару секунд.
— Марина Петровна, а можно без “мы”? Это наша свадьба, не корпоратив.
— Что ты, что ты! — засмеялась свекровь. — Конечно, ваша! Просто я хочу помочь.
— Спасибо, — сказала Инна ровно. — Но мы сами справимся.
Пауза. Холодная.
— Ну смотри, — ответила Марина Петровна. — Потом не обижайся, если люди подумают, что свадьба… скромная.
Инна положила трубку и, не сдержавшись, ударила ладонью по столу.
“Скромная”.
Как будто это стыдно — жить по средствам.
Как будто в этом меньше любви.
Ей хотелось выть. Или кричать. Или просто исчезнуть хотя бы на день.
На третий день Марина Петровна позвонила снова. Но уже не с предложениями, а с обвинением:
— Инна, я тут посмотрела — у тебя, оказывается, квартира в ипотеке?
Инна застыла, не понимая, откуда та это знает.
— А вы откуда узнали?
— Да Рома сказал. Он не специально, просто обмолвился. Так вот, я считаю, надо подумать, как это оформить.
— Что оформить? — Инна уже чувствовала, как в животе всё сжимается.
— Квартиру. Чтобы Рома был в доле. Ведь вы семья, скоро муж и жена.
Инна рассмеялась. Не потому что смешно — просто нервы уже трещали.
— Марина Петровна, я три года плачу ипотеку сама. Квартира оформлена на меня.
— Так в том-то и дело! — перебила свекровь. — Надо, чтобы и Рома имел часть. Чтобы всё по-честному.
— По-честному? — голос Инны сорвался. — А по-вашему, честно — это когда человек платит один, а второй приходит на всё готовое?
— Девушка, не горячись, — холодно ответила Марина Петровна. — Я просто говорю, как умный человек. В жизни нужно всё предусмотреть.
Инна замолчала.
Холод пробежал по спине.
— Спасибо, — сказала она наконец, — но я сама решу, что предусмотреть в своей жизни.
Она отключила звонок.
Через пять минут пришло сообщение от Ромы:
«Ин, мама просто переживает. Не бери в голову. Я вечером заеду — поговорим спокойно».
Она смотрела на экран и понимала: «спокойно» не получится.
Не в этот раз.
Вечером он пришёл, как обычно — без звонка, со своим “давай без нервов”.
Но у Инны уже был план.
Она поставила чайник, достала документы по квартире и положила на стол.
— Ну что, — сказала она, — обсудим?
Рома нахмурился:
— Что обсудим?
— Ипотеку, Ром. Или долю. Или то, что твоя мама опять лезет в мою жизнь. Выбери.
Он вздохнул, сел, взял в руки кружку.
— Ин, давай спокойно. Мама просто беспокоится. Она не хочет, чтобы я оказался без квартиры, если… ну, если вдруг.
Инна усмехнулась.
— Если вдруг что? Я тебя выгоню?
— Да не в этом дело. Просто… ну, логично ведь: если мы семья, всё должно быть общим.
— То есть ты хочешь половину квартиры?
— Не я. Мама сказала, что так правильно.
— А ты сам как считаешь?
Он поднял глаза, замялся.
— Ну… наверное, она права.
Инна долго смотрела на него.
Молча. Без истерики. Без слёз.
А потом сказала тихо, почти ровно:
— Ты знаешь, что у меня больше нет сомнений насчёт свадьбы?
Он моргнул:
— В смысле?
— В прямом. Она отменяется.
Он замер, потом рассмеялся, будто не поверил.
— Ин, ну хватит. Ты серьёзно из-за ерунды такое решаешь?
— Ерунда — это когда соль закончилась. А когда тебя пытаются купить с мебелью и ипотекой — это не ерунда.
Он встал, повысил голос:
— Ты вообще себя слышишь? Ты бросаешь меня из-за слов моей матери?!
Инна шагнула ближе:
— Я бросаю тебя, потому что ты даже не попытался меня защитить.
Он открыл рот, хотел что-то сказать, но не успел.
Инна уже повернулась, пошла к двери, открыла её.
— Иди.
— Ин…
— Иди, Рома. Пока я ещё не передумала.
Он стоял секунду, потом схватил куртку и вышел.
Хлопок двери эхом ударил по сердцу.
Инна опустилась на стул. Внутри было пусто. Но впервые за долгие месяцы — спокойно.
Она выключила свет на кухне и прошептала в темноту:
— Всё. Больше никаких “бытовух”.
На следующий день Рома не звонил.
Но Марина Петровна — да.
Сначала голосовые, потом сообщения.
«Инна, вы ссоритесь по пустякам!»
«Думай, девочка, таких женихов не на дороге валяются».
«Ты сама разрушила свою жизнь».
Инна не отвечала.
Она просто поставила телефон на беззвучный и пошла к окну.
Улицу заливало серым октябрьским светом, машины шуршали по мокрому асфальту.
Где-то за домом дворник подметал листья — ритмично, упрямо.
***
Он стоял у двери с букетом.
Небольшим, но тщательно собранным — белые розы, перевязанные синим бантом.
Выглядел прилично. Чистая рубашка, запах парфюма, уверенная поза.
Как будто ничего не случилось.
— Привет, — сказал он. — Можно войти?
Инна молчала пару секунд, потом отошла в сторону.
— Входи.
Рома прошёл, поставил цветы на стол, огляделся.
Квартира выглядела немного иначе: на полках не было свадебных брошюр, платье исчезло с вешалки, даже кружки с надписями «невеста» и «жених» куда-то делись.
— Ты всё убрала, — сказал он, как будто это что-то значило.
— А зачем оставлять? — Инна прислонилась к стене. — Свадьбы не будет.
Он вздохнул, сел за стол, сцепил пальцы.
— Ин, ну давай не будем делать глупостей. Мы оба вспылили. Мама перегнула, ты тоже. Это всё эмоции.
— Эмоции — это когда ты плачешь на фильме, — ответила Инна. — А когда тебе говорят, что жениться стоит только ради доли в квартире — это расчёт.
Рома поднял взгляд.
— Никто не говорил “только ради этого”. Просто… ну, мама хотела уверенности.
— А ты? — Инна скрестила руки. — Ты тоже хотел уверенности?
Он замолчал.
И вот тут всё стало ясно.
Инна подошла ближе.
— Знаешь, я раньше думала, что любовь — это когда ты идёшь навстречу, уступаешь, подстраиваешься. Но это не любовь. Это зависимость. А вы с мамой именно на это и рассчитывали.
Он резко встал, облокотился на стол.
— Да что ты несёшь? Я тебя люблю!
Инна усмехнулась.
— Любишь? Тогда почему твоя любовь закончилась, когда я сказала “ипотека”?
Он молчал.
И молчание было громче любого ответа.
Дождь снова барабанил по подоконнику. Октябрьское небо висело низко, будто давило на крыши.
Инна поставила чайник, достала две кружки, хотя знала, что пить будут в итоге в одиночку.
Рома ходил по кухне, как зверь в клетке.
— Ин, я не понимаю, зачем ты всё рушишь. Мы же столько всего спланировали. Всё уже почти готово!
— А что именно готово, Ром? — спросила она спокойно. — Цветы, фотограф, банкет — это всё?
Он нахмурился.
— Да.
— А мы? Мы готовы?
Он промолчал.
Инна вздохнула.
— Вот видишь. Ничего у нас не готово. Ни доверия, ни уважения. Даже элементарного “я рядом” — и то нет. Только требования и контроль.
Он подошёл ближе, положил руку ей на плечо.
— Я могу всё исправить. Правда. Мама тоже поймёт, просто нужно время.
— Нет, — Инна отстранилась. — Твоя мама не хочет понять. Она хочет владеть.
Он раздражённо щёлкнул пальцами.
— Да прекрати ты! Это просто старшее поколение, у них свои взгляды. Ты вечно всё усложняешь.
Инна повернулась, глядя прямо в глаза.
— А ты всё упрощаешь. Настолько, что не замечаешь, как теряешь людей.
Рома сел, уставился в пол.
— Ну а что ты хочешь? Чтобы я пошёл против матери?
— Я хочу, чтобы ты хотя бы раз встал на мою сторону. Не потому что я права, а потому что я — твоя невеста.
Он поднял голову.
— А я между двух огней. Если я выберу тебя, мама обидится.
— Если выберешь маму — потеряешь меня, — ответила Инна тихо.
Он вздохнул.
— Знаешь, я всегда думал, что семья — это когда все вместе. А теперь кажется, что у нас две семьи и обе тащат в разные стороны.
Инна посмотрела на него внимательно.
— Не кажется. Так и есть. Просто одна семья строится на доверии, а другая — на собственности.
Он вздрогнул. Словно в упор получил выстрел.
Марина Петровна позвонила в тот же вечер.
Голос — сухой, холодный.
— Инна, я всё узнала. Ты всё-таки решила разрушить семью, да?
Инна включила громкую связь. Пусть Рома слышит.
— Я ничего не разрушала. Я просто не продаю свою жизнь за статус “жена”.
— Девочка, — свекровь вздохнула с издёвкой, — ты ещё пожалеешь. Рома парень хороший. Таких не бывает.
Инна улыбнулась — спокойно, почти ласково.
— Бывает, Марина Петровна. Бывают мужчины, которым не нужно соглашение о долях, чтобы любить женщину.
На том конце — молчание. Потом короткие гудки.
Рома стоял, бледный, с опущенными руками.
— Ты зачем так с ней?..
— Потому что я устала быть вежливой, — сказала Инна. — Иногда, чтобы защитить себя, нужно просто перестать оправдываться.
Он не ответил. Только подошёл к двери, взял куртку.
— Ну что ж… Если ты так решила…
— Да, — кивнула Инна. — Решила.
Он стоял секунду, будто хотел что-то сказать. Но потом только кивнул и вышел.
Тихо. Без хлопка.
Прошло несколько дней.
Инна сидела у родителей — на кухне, где пахло свежим хлебом и жареным луком.
Мама резала салат, отец читал новости, за окном моросил дождь.
Жизнь снова обрела простой, человеческий ритм.
— Ну как ты? — спросила мама, взглянув поверх очков.
— Спокойно, — ответила Инна. — Как будто камень с души упал.
— Значит, правильно поступила, — кивнул отец. — Главное — вовремя понять, кто рядом с тобой на самом деле.
Инна улыбнулась.
Да, теперь она это знала.
«Иногда человек рядом не потому, что любит, а потому, что удобно. И в этом — вся разница между “вместе” и “используют”.»
Мама поставила перед ней чашку чая.
— Что теперь будешь делать?
— Жить, — сказала Инна просто. — Работать, платить ипотеку, встречаться с нормальными людьми. Без шоу и спектаклей.
— Правильно, — улыбнулась мама. — Только больше никому не позволяй так с тобой разговаривать.
Инна кивнула.
И впервые за долгое время почувствовала не страх — а силу.
Ту самую, тихую, уверенную, которая приходит, когда ты наконец выбираешь себя.
Вечером она вернулась домой.
Сняла пальто, поставила чайник.
В квартире пахло чистотой и новым началом.
На телефоне мигнуло уведомление — от Ромы:
«Если передумаешь, я всегда рядом».
Инна посмотрела, усмехнулась и просто удалила сообщение.
Без злости. Без сожаления.
Просто — точка.
Она подошла к окну.
Город светился мягким октябрьским светом, дождь наконец закончился.
Инна допила чай и тихо сказала вслух, будто подводя итог:
«Я больше не буду чужим проектом. Теперь я — своя история».
И впервые за долгое время это звучало не как защита.
А как начало новой жизни.
Конец.