Антонина Сергеевна как встретит кого-то из соседок, так начинает жаловаться на своего сына.
– Ой, не могу, от безысходности прошу совета, и что мне с Сашкой делать, не знаю. Как вырос, так и начал чудить: и приводы в милицию за хулиганство и драки, то угнали велосипед с товарищем, то разбили витрину в магазине после употребления алкоголя…- чуть не плакала Антонина.
– И это у тебя единственный сын, – укоряюще смотрели женщины, – а как же в многодетных семьях по пять человек людьми вырастают?
Тоня уже вытирала слёзы, но к её негодованию на сына всегда примешивалась и жалость. Она, будто, и сама не понимала, отчего Сашка у неё такой безалаберный, ведь муж работал, пил только по выходным, и то в меру…
Когда муж Никита скоропостижно ушёл из жизни от сердечного приступа, Тоня совсем приуныла. Саша уже и вовсе не слушал мать, нигде не работал, а точнее, с его репутацией его никуда в маленьком городке не брали, и парень всё хуже вёл себя, словно бросая вызов и матери, и соседям, и самому себе.
Вскоре Антонина стала замечать, что из дома пропадают вещи. То исчезли один за другим её отрезы – материалы для пошива платьев, то пропали книги из небольшой библиотеки.
Конечно, женщина поняла, что кроме сына тут никто замешен быть не может. Когда она вызвала его на откровенный разговор, парень с руганью ушёл из дома, и Тоня уже и не рада была, что упрекала его в выносе вещей. А сын не ночевал дома уже несколько дней, и Антонина не спала ночами.
А нашёлся Сашка довольно быстро – оказывается уехал в областной город, где был быстро найден по заявлению матери работниками милиции, и его заставляли некоторое время принудительно работать в областном городе, предоставляя ночлег и питание. Но такая мера не понравилась парню, он снова вернулся домой, в провинциальный городок, но работать в родном городе так и не мог нормально. До первого загула только, а потом его увольняли, и он снова искал себе заработок. А его окружение – такие же, как и он – «свободные» ребята, требовали от него средств на горячительное.
Когда Сашка украл из дома икону Божьей Матери, то терпению Тони пришёл конец. Она так ругала сына и плакала, что он пообещал ей вернуть реликвию семьи обратно. Для этого потребовалось заплатить порядочную сумму денег. Мать собрала несколько требуемых тысяч и вскоре икона вернулась в свой уголок.
Как ни старалась женщина найти для сына работу, он вёл разгульный образ жизни и вскоре оказался в местах не столь отдалённых.
Антонина выплакала все слёзы, словно сердце её чуяло, что этим всё и закончится. А Сашка только тогда понял, что натворил, а он участвовал в краже, когда уже нельзя было ничего поделать, и вернуться к нормальной жизни.
Три года прошли, и сын вернулся домой сильно исхудавшим, повзрослевшим, но стал тише. Ему пришлось не один месяц ходить по врачам, чтобы кое-как восстановить утраченное здоровье. Он получил травмы за эти два года в результате стычек там, где отбывал. Ему удалили опухоли, вырезав две трети желудка. Кроме этого Саша несколько лет лечил и лёгкие.
Но тщательный уход матери за сыном, её ласка и забота сотворили чудеса. Сашка начал поправляться, отъелся на домашнем питании и вскоре снова стал крепким.
Его взяли дворником на фабрику, где он также был грузчиком и при столовой. Там женщины-повара берегли его, кормили, так что на обед он не ходил домой, и мать была спокойна за его здоровье.
Время шло, икона по-прежнему висела в красном углу квартиры Антонины, и она постоянно молилась об их семейном благополучии, а особенно о здоровье сына.
– Видишь, Сашенька, вернул ты тогда икону на место, а она намолена нашими предками, вот и стало у нас с тобой всё хорошо… – говорила мать.
Но Сашка не любил вспоминать прошлое. И хоть уже стал много серьёзнее, но характер его по-прежнему был дерзким, и он то и дело срывался – покрикивал на мать, потому что на работе ему надоедало подчиняться, а повысить голос можно было только на слабого – на мать…
Антонина Сергеевна уже вышла на пенсию, а сын всё жил с ней и многие знакомые начали подтрунивать над Сашкой, что до сих пор он живёт с мамой. А из-за его характера и ненадёжности никто и не хотел с ним иметь серьёзные отношения, к тому же ровесники его давно имели семьи, и жили своей жизнью. В маленьком городе все друг друга знают.
Ссоры у Тони и сына стали опять постоянными. То ли она боялась за него, излишне переживала и контролировала его, то ли ему надоело быть под её крылом, забылась ошибка молодости.
Но решился он однажды после скандала по поводу его выпивки, уехать в деревню. Лишь бы подальше от матери.
Сашка созвонился сначала с двоюродным братом матери, а потом собрав в спортивную сумку немного одежды, простился с плачущей матерью и уехал в район.
Там он начал работать у фермера, где трудился и его двоюродный дядька с сыном. Мужчины управлялись со стадом коров, ухаживали за телятами, и фермер был доволен новым работником.
Сашка поселился сначала в доме дяди, а потом его приютила одинокая вдова Нина, бравшая за проживание и питание умеренную плату. Женщина была давно без мужа, взрослый сын её жил с семьёй в городе, а Сашка охотно помогал ей в свободное время и по хозяйству, чему она была рада. В деревне мужчин всегда было меньше, чем женщин, поэтому пара вскоре стала жить как муж и жена, о чём Саша и сообщил матери по телефону однажды.
Антонина не поверила своим ушам. Она уже не плакала без сына. Успокоилась, видя, что он не вернулся через неделю, а приработался на ферме.
Часть денег Сашка однажды даже привёз матери, и извиняясь, положил на стол.
– Вот, ма. Смотри как зарабатываю теперь. Там, конечно, и потруднее, но я втянулся, к тому же и молоком беру. Мы теперь с Ниной живём, а она собралась ещё и козу завести, чтобы мой желудок выправить окончательно, – деловито рассказывал сын.
– К чему мне твои деньги, сынок? – прослезилась мать, – у тебя семья, жена, хоть и неофициальная, уж пусть теперь она всеми средствами руководит. В деревне деньги нужнее…
– И ей хватит, и мне хватит. А уж эти обратно не повезу, пусть у тебя будут на чёрный день, мало ли… Лекарства какие понадобятся…Я же тогда на икону сколько у тебя брал… Так что мой долг уплачен, – тихо ответил он.
Стали изредка навещать мать Саша с Ниной. Жена Сашки была старше его на пять лет, но выглядела даже моложе. Антонина не знала, где усадить сноху и как получше угостить, так была рада, что нашлась для её непокорного сына добрая женщина.
А Нина имела негромкий голос, но Саша всегда прислушивался к ней, и она своей лаской так сумела его приучить к себе, что он ходил следом «как телёнок» – так говорила, улыбаясь, мать.
Так и остался жить в деревне Сашка.
– Пришёлся мой сын там ко двору, – улыбалась Антонина Сергеевна, рассказывая не в первый раз свою историю соседкам-пенсионеркам, – уж думала, что до конца моих дней нам с Сашкой мучиться вместе, заедая век друг друга. Но икона наша помогла. Каждый день молюсь за нас, особенно за семью сына. Пусть и в зрелом возрасте, но создал он свою семью.
– Значит, не зря уехал от тебя, Тоня. Все птенцы должны по природе своей покидать гнездо, – отвечали соседки.
– Все да не все. Мой оказался особенным. Но хорошо, что всё хорошо закончилось. Я ведь им жить не мешаю. Они полностью сами по себе. Изредка ко мне приедут, чаю выпьют, и обратно. Там скот, огород, соседи приглянут ненадолго, и пора домой, – отвечала Антонина.
– Значит, не такой уж и плохой твой Сашка, раз одумался, нашёл добрую супругу, и живёт в селе, и работает, пользу приносит, – подбадривали Антонину женщины, – можешь и ты спокойно спать и отдыхать на пенсии.
– Ой, правда. До сих пор не опомнюсь и рада, что теперь наконец-то могу пожить для себя! – Антонина Сергеевна вытирала глаза и вздыхала.
Прожила она в городе долгие годы, почти до девяноста четырёх лет, настоящий большой век. А Сашка так и не вернулся в город, нравилось ему жить и работать в деревне. Коллектив и местное население небольшое – все знали друг друга, как одна семья. Работа посильная, жена ласковая. Чего ещё надо?
Квартиру Сашка сдавал постоянным жильцам, и получали они с Ниной существенную прибавку к своему бюджету, чем и были довольны.
В городе Сашка появлялся редко, только по делам своей квартиры. Встречающие его случайно старые знакомые еле узнавали в крепком, чуть полноватом, уверенном в себе мужчине того хулигана и непутёвого худенького парня, каким он был в юности.
Всё течёт, всё изменяется… И хорошо, когда в лучшую сторону.