— Отпусти ты меня! — снова прохрипела Валентина Ивановна, когда Ольга попыталась помочь ей встать с кровати.
— Да отстаньте вы от меня со своим “отпусти”! — взорвалась Ольга, с силой усаживая свекровь обратно. — Каждый день одно и то же! Надоело уже!
Старая женщина съежилась и отвернулась к стене. Ольга зло вытерла вспотевший лоб. Восьмой год она живет с мужем у его матери, и последние полгода превратились в сущий ад. После инсульта Валентина Ивановна стала совсем другой — слабой, путающей слова, но при этом невыносимо упрямой.
— Мам, ну хватит уже, — устало сказала Ольга, присаживаясь на край кровати. — Надо помыться, покушать. Миша вечером придет, не хочешь же, чтобы сын тебя грязной увидел?
— Отпусти… меня… — еле слышно повторила Валентина Ивановна.
Ольга стиснула зубы. Эта фраза преследовала ее дни и ночи. Утром, когда помогала одеваться — “отпусти меня”. Днем, когда кормила с ложечки — “отпусти меня”. Вечером, когда укладывала спать — то же самое. Словно заезженная пластинка.
— Ладно, лежите пока, — махнула рукой Ольга и вышла из комнаты.
На кухне она плюхнулась на стул и закрыла лицо руками. Голова гудела от усталости. Работа в больнице, потом дом, больная свекровь, готовка, стирка, уборка. Михаил, конечно, работает с утра до ночи — дальнобойщик, что с него взять. Настя в институте учится, живет в общежитии, домой заглядывает раз в месяц на пару дней.
А она, Ольга, как привязанная. Отпуск не может взять — некому свекровь оставить. В отпуск по уходу тоже не уйдешь — не мать же ей Валентина Ивановна, только родственник по линии мужа.
— Дочка… — послышался слабый голос из спальни.
Ольга вздрогнула. Опять эта история с “дочкой”. После инсульта свекровь стала называть ее то Ольгой, то дочкой, иногда вообще чужими именами. Врачи объясняли — последствия болезни, путаница в памяти.
— Дочка, отпусти меня…
— Иду! — крикнула Ольга и медленно поплелась в спальню.
Валентина Ивановна лежала, уставившись в потолок. Глаза у нее были мутные, но в них читалась какая-то странная мольба.
— Что вам нужно? — спросила Ольга, стараясь говорить спокойно.
— Отпусти меня, дочка… Прошу тебя…
— Да куда я вас отпущу? — не выдержала Ольга. — Вы же сами ходить толком не можете! Упадете, сломаете что-нибудь. Михаил меня убьет.
— Отпусти…
— Хватит! — рявкнула Ольга. — Надоело мне ваше “отпусти”! Лежите спокойно, никуда вы не пойдете!
Она развернулась и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. В коридоре прислонилась к стене и заплакала. Сил больше не было. Совсем не было.
***
Михаил вернулся поздно вечером, как всегда уставший и молчаливый. Поужинал, посидел с матерью полчаса, посмотрел телевизор и лег спать. Даже не спросил, как дела, как Ольга справляется.
— Она опять свое “отпусти меня” всю дорогу талдычила, — пожаловалась Ольга, когда они легли.
— Ну и что? — буркнул Михаил. — Болеет человек. Терпи.
— Терпи! — передразнила его Ольга. — Легко сказать! Ты с утра до ночи в рейсах, а я тут сижу, как сиделка!
— А что делать? — повернулся к ней муж. — В дом престарелых сдать? Да я такого позора не переживу. Это моя мать!
— Твоя мать, а мучаюсь я!
— Потерпишь. Врач говорил — после инсульта люди долго не живут. Может, год, может, два…
Ольга промолчала, но внутри все кипело. Год-два! А может, и пять, и десять! Сколько ей еще терпеть эти бесконечные “отпусти меня”?
***
Следующие дни тянулись одинаково тяжело. Валентина Ивановна становилась все слабее, почти перестала вставать с кровати. Ольга кормила ее, мыла, переодевала, меняла белье. И каждый раз слышала одно и то же:
— Отпусти меня, дочка…
— Да достали вы меня! — срывалась Ольга. — Какая я вам дочка? Невестка я вам, невестка! И отпускать вас некуда!
Но Валентина Ивановна словно не слышала. Смотрела на Ольгу затуманенными глазами и шептала свое заветное:
— Отпусти…
Как-то вечером приехала Настя. Внучка была расстроенная — сессия, проблемы с учебой.
— Привет, бабуль, — наклонилась она к Валентине Ивановне. — Как дела?
— Настенька… — обрадовалась старушка. — Внученька моя…
— Навестила бабушку и хватит, — сказала Ольга. — Иди уроки делай.
— Какие уроки, я в институте учусь! — фыркнула Настя.
— Ну и хорошо. А мне некогда болтать — за больной ухаживать надо.
Настя метнула на маму недовольный взгляд и ушла к себе в комнату. А Валентина Ивановна снова завела свое:
— Дочка, отпусти меня…
— Да заткнитесь вы! — не выдержала Ольга. — Осточертели со своими капризами!
***
Той ночью Ольга долго не могла уснуть. Ворочалась, слушала, как Михаил храпит рядом. В голове крутились одни и те же мысли — как дальше жить, сколько еще это продлится, когда наконец все кончится.
Около трех ночи она услышала какие-то звуки из комнаты свекрови. Встала, накинула халат и на цыпочках подошла к двери. Валентина Ивановна не спала — что-то тихо шептала.
Ольга прислушалась и вдруг похолодела.
— Господи, отпусти меня… — шептала старушка. — Устала я… Так устала… Отпусти меня к папе, к маме… Они меня ждут… Дочка моя, отпусти меня…
Ольга замерла. В голове медленно что-то переворачивалось, складывалось в страшную картину.
— Не могу больше… — продолжала шептать Валентина Ивановна. — Болит все, ничего не помню… Отпусти меня, Господи… Прошу тебя…
Ольга тихо приоткрыла дверь. Валентина Ивановна лежала на спине, руки сложены на груди, губы беззвучно шевелились.
— Мам? — тихо позвала Ольга.
Старушка повернула голову.
— Дочка… — прошептала она. — Отпусти меня…
И Ольга наконец поняла. Поняла, что все эти месяцы Валентина Ивановна просила не о том, чтобы ее оставили в покое. Она молила о смерти. Просила отпустить ее из этой жизни, которая стала для нее мучением.
— Мам… — Ольга подошла ближе, села на край кровати.
— Отпусти меня, дочка… — повторила Валентина Ивановна. — Я так устала…
Ольга взяла ее морщинистую руку в свои ладони. Рука была холодной и такой хрупкой, что казалось — чуть сожми, и сломается.
— А почему вы меня дочкой называете? — тихо спросила Ольга.
— Ты… ты хорошая… — еле слышно проговорила старушка. — Заботишься… Как дочка…
Ольга почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Валентина Ивановна считала ее дочерью. Единственным близким человеком. И просила у нее разрешения умереть.
— Мам, — Ольга погладила сухую руку. — Мам, я не могу вас отпустить… Я не имею права…
— Устала… — прошептала Валентина Ивановна. — Очень устала…
— Я знаю, мам. Знаю.
Ольга сидела в темноте, держа руку свекрови, и впервые за много месяцев не чувствовала раздражения. Только боль — острую, режущую боль за эту измученную женщину, которая просила о самом страшном и одновременно самом милосердном.
— Мам, а вы помните, как мы познакомились? — тихо спросила Ольга. — Миша меня к вам привел, я так волновалась… А вы борщ сварили, такой вкусный…
— Помню… — слабо улыбнулась Валентина Ивановна. — Красивая была… Миша счастливый…
— А помните, как Настя родилась? Вы так радовались, внучка у вас появилась…
— Настенька… — глаза старушки заблестели. — Хорошая девочка…
Они говорили еще полчаса — вспоминали разные моменты, хорошие времена. И Ольга с удивлением поняла, что за все эти годы они почти не разговаривали по душам. Всегда были дела, заботы, какая-то суета.
— Мам, — сказала наконец Ольга. — Я не отпущу вас. Но я буду рядом. Всегда буду рядом.
— Спасибо… дочка… — прошептала Валентина Ивановна и закрыла глаза.
***
Утром Ольга встала как обычно, но что-то изменилось. Она больше не раздражалась, когда свекровь повторяла свое “отпусти меня”. Теперь она понимала — это молитва измученного человека, который устал жить.
— Доброе утро, мам, — мягко сказала Ольга, входя в комнату. — Как спали?
— Дочка… — Валентина Ивановна слабо улыбнулась. — Ты пришла…
— Конечно пришла. Завтрак будете?
— Отпусти меня…
— Не отпущу, мам. Мы вместе.
Ольга села рядом, взяла руку свекрови и просто сидела молча. И впервые за долгое время Валентина Ивановна не повторяла свою просьбу. Она просто лежала, держась за теплую руку, и казалось, что ей стало чуть легче.
— Мам, — тихо сказала Ольга. — Я вас люблю. И не отпущу никуда. Будем вместе до конца.
Валентина Ивановна ничего не ответила, но крепче сжала ее руку. И Ольга поняла — теперь она будет не просто ухаживать за больной свекровью. Теперь она будет провожать в последний путь самого близкого человека.