— То есть, — Ирина отставила чашку так резко, что чай выплеснулся на стол, — ты отдал все деньги, что мы копили полтора года, чтобы твоя мать покрасила стены?
Андрей стоял у холодильника, разглядывая магнитики с фотографиями их сына. На кухне закипал чайник, его свист становился всё громче, но никто не двигался выключить плиту. Ирина держала в руках телефон с открытым банковским приложением. Там, где ещё вчера утром показывалась сумма в триста восемьдесят тысяч рублей, теперь оставалось четыре тысячи двести.
— Это не просто покраска, — Андрей наконец повернулся к жене, но смотрел куда-то мимо её лица. — У мамы плитка отваливается, трубы текут. Это срочный ремонт.
— Срочный? — Ирина встала, и стул проехался по линолеуму с неприятным скрежетом. — А то, что я каждое утро тащусь с двумя пересадками на работу, это не срочно?
Чайник завыл. Андрей выключил газ, и в кухне повисла тишина — густая, как кисель. Ирина села обратно, чувствуя, как изнутри поднимается глухая, тяжёлая злость. Не та, что выплёскивается криком и хлопаньем дверей, а другая — холодная и усталая.
***
Квартира в Подольске досталась им от бабушки Андрея. Хрущёвка на четвёртом этаже, с низкими потолками и тонкими стенами, через которые было слышно, как соседи смотрят телевизор. Но своя. После съёмных углов в Москве эти сорок восемь квадратных метров казались дворцом.
Ирина вышла из декрета три месяца назад. Нашла работу бухгалтером в строительной компании на Павелецкой. Зарплата неплохая, но дорога убивала. Вставать приходилось в половине шестого. Сначала автобус до станции — двадцать минут, если повезёт и не будет пробок. Потом электричка до Царицыно — сорок минут в душном вагоне. Пересадка на метро, ещё полчаса до офиса. Вечером — всё то же самое в обратном порядке.
Кирилл ходил в садик рядом с домом. Мальчик рос спокойным, но часто болел. То насморк, то кашель, то температура из ниоткуда. Педиатр разводила руками — адаптация, все дети через это проходят.
План с машиной появился естественно. Андрей работал менеджером в автосалоне, разбирался в моделях и ценах. Составил таблицу в Эксель, расписал все расходы. Решили брать подержанную иномарку — надёжную, но не слишком дорогую. Копили с января прошлого года. Откладывали с каждой зарплаты, с премий, даже подарки на дни рождения просили деньгами.
Людмила Петровна, мать Андрея, жила в соседнем районе. Вдова, на пенсии. Квартира у неё была большая, трёхкомнатная, доставшаяся после смерти мужа. Она часто приходила в гости, приносила пироги с капустой или яблоками, забирала Кирилла на выходные. Ворчала, конечно. На молодёжь вообще, на цены в магазинах, на правительство. Но помогала.
В тот вечер она пришла без предупреждения. Ирина как раз купала Кирилла, услышала звонок в дверь. Андрей открыл.
— Мам? Что-то случилось?
— Случилось, — Людмила Петровна прошла на кухню, поставила на стол судок с пирогом. — Мне срочно нужен ремонт. Вчера в ванной кусок плитки отвалился, чуть по голове не получила. А сантехник сказал — трубы менять надо, иначе затопим соседей.
Ирина вышла из ванной, вытирая руки полотенцем. Кирилл в пижаме с машинками прибежал обнимать бабушку.
— Ремонт — это дорого, — осторожно сказала Ирина. — Может, пока только самое необходимое сделать?
— Самое необходимое? — Людмила Петровна поджала губы. — Я что, должна ждать, пока потолок на голову упадёт? Андрюша, ты же не оставишь мать в беде?
***
Следующие дни прошли в странном оцепенении. Андрей избегал разговоров о деньгах. Приходил поздно, сразу садился за компьютер или ложился спать. Ирина тоже молчала. Слова застревали в горле комом.
В четверг она стояла на автобусной остановке. Дождь лил с самого утра. В одной руке — зонт. В другой — сумка с ноутбуком и документами. Автобус опаздывал.
Мимо проехала соседка на своей “Мазде”. Притормозила, опустила стекло:
— Ирин, подвезти?
— Спасибо, мне в другую сторону.
Соседка уехала. Ирина стояла под дождём и думала. О том, что через полгода они могли бы тоже так — сесть в свою машину, включить печку, поехать. Отвезти Кирилла в садик, не боясь, что он промокнет и заболеет. Съездить в большой супермаркет за городом, где цены ниже. В выходные — на дачу к друзьям или просто на природу.
Автобус пришёл переполненный. Ирина втиснулась, прижимая к себе мокрые пакеты. Какая-то женщина ворчала, что “понаехали тут”. В электричке было не лучше — все места заняты, пришлось стоять у дверей.
На работе коллега Марина спросила:
— Ты чего такая? Заболела?
— Нет, просто устала.
— А вы машину когда покупаете? Ты же говорила, скоро уже.
Ирина отвернулась к монитору:
— Планы изменились.
В обед она сидела в кафе напротив офиса, ковыряла вилкой салат. В голове крутилась одна мысль: почему её усталость, её время, её здоровье — всегда на последнем месте? Почему ремонт свекрови важнее, чем то, что она каждый день тратит три часа на дорогу? Почему Андрей даже не попытался возразить матери?
Телефон завибрировал. Сообщение от мужа: “Мама звонила, спрашивает, когда переведём деньги. Что ей сказать?”
Ирина отложила телефон. В груди поднималось что-то новое. Не обида, не злость. Решимость.
***
В пятницу вечером Ирина сказала Андрею:
— Я завтра иду к твоей маме. Поговорить.
— О чём? — он напрягся.
— О ремонте. О деньгах. Обо всём.
— Может, не надо? Она же обидится.
— Андрей, — Ирина посмотрела ему в глаза. — Хуже не будет.
Людмила Петровна жила на первом этаже сталинки. Квартира большая, с высокими потолками и лепниной. В прихожей — старый трельяж, в гостиной — полированная стенка с хрусталём.
Свекровь открыла дверь в домашнем халате:
— А, это ты. Андрюши нет?
— Нет. Я одна пришла. Поговорить надо.
В гостиной работал телевизор — какое-то ток-шоу. Людмила Петровна села в кресло, взяла спицы и начала вязать. Ирина устроилась на диване.
— Людмила Петровна, я понимаю, что вам нужен ремонт. Но мы не можем сейчас его оплатить.
Свекровь подняла глаза от вязания:
— Как это не можете? Андрей сказал, деньги есть.
— Эти деньги мы копили на машину. Полтора года откладывали.
— Машина! — Людмила Петровна фыркнула. — Тоже мне, необходимость. Я без машины всю жизнь прожила, троих детей вырастила. А вы, молодые, только о комфорте думаете.
— Я каждый день трачу три часа на дорогу, — Ирина старалась говорить спокойно. — Встаю в половине шестого. Возвращаюсь в девять вечера. Кирилла почти не вижу.
— И что? Все так живут. Я в твоём возрасте на двух работах пахала.
— Но сейчас не те времена. И потом, это наши деньги. Мы их заработали.
Людмила Петровна отложила вязание, встала:
— Наши деньги? А кто вам с Кириллом сидел, когда надо было? Кто пироги носит? Кто Андрюшу растил одна, без мужа?
— Мы благодарны за помощь. Но это не значит, что мы должны отдавать все накопления.
— Значит, я, старая, должна жить в разрухе, а ты — на машине кататься?! — голос свекрови сорвался на крик.
— Никто не говорит про разруху. Можно сделать косметический ремонт, постепенно. Мы поможем найти недорогих рабочих.
— Недорогих! — Людмила Петровна всплеснула руками. — Да вы совсем обнаглели! Сын родную мать бросает!
Ирина встала:
— Мы никого не бросаем. Но и жертвовать будущим семьи не будем. Решайте сами.
Она вышла, не оглядываясь. За спиной свекровь что-то кричала про неблагодарность и чёрствость.
***
Андрей вернулся домой поздно. Ирина уже укладывала Кирилла спать, читала ему сказку про Айболита. Услышала, как хлопнула входная дверь, потом — шаги на кухне.
Когда сын уснул, она вышла. Андрей сидел за столом, уставившись в телефон.
— Мама звонила, — сказал он глухо. — Плакала. Говорит, ты её оскорбила.
— Я сказала правду.
— Она моя мать, Ира. Единственная. Отец у мер, когда мне десять было. Она одна троих подняла.
— Я знаю. И уважаю её за это. Но Андрей, подумай о нас. О Кирилле. Сколько ещё я буду каждое утро стоять на остановке под дождём?
Он молчал. Потом поднял голову:
— Она сказала, если мы купим машину, то можем забыть про неё.
— Это шантаж, — Ирина села напротив, положила руки на стол. На безымянном пальце обручальное кольцо потускнело от постоянной готовки.
— Может, подождём? Через год-два…
— Через год Кириллу в школу. А это сорок минут пешком или две пересадки.
Андрей потёр лицо ладонями. В углу кухни капал кран — всё собирался починить.
Ирина подошла сзади, обняла:
— Мы же семья, Андрюш. Настоящая семья — это мы втроём.
Из детской послышался кашель. Ирина пошла проверить сына. Андрей остался стоять у окна. В кармане завибрировал телефон — сообщение от матери. Он не стал читать.
Утром позвонит в автосалон. Узнает про кредит. А с матерью… с матерью как-нибудь разберётся. Должна же она понять.
Но почему-то верилось в это с трудом.
***
Через месяц они стояли возле автосалона подержанных машин. Серебристая “Киа Рио” блестела на солнце. Пробег сто двадцать тысяч, но салон чистый, двигатель не стучит.
— Папа, это наша машина? — Кирилл прыгал от восторга.
— Наша, — Андрей подписывал документы. Руки немного дрожали.
Ирина села за руль первая. Кресло пришлось подвинуть — предыдущий владелец был выше. Повернула ключ, двигатель заурчал.
— Ну что, поехали домой?
По трассе ехали медленно. Кирилл на заднем сиденье пел песню из мультика. Андрей то и дело поглядывал на жену:
— Не торопись. Всё нормально.
Валентина Петровна узнала от соседки. Позвонила вечером:
— Значит, купили всё-таки. Ну что ж, живите. У некоторых совесть короткая.
Но через неделю позвонила снова:
— Слушай, Ира, мне тут в поликлинику завтра. Автобусом неудобно.
Ирина повезла. Потом на рынок за продуктами. Потом в аптеку. Валентина Петровна села впереди, долго искала, как пристегнуть ремень.
— Удобная машинка. Компактная.
***
Прошло полгода. Ремонт свекрови всё же сделали — соседка покрасила стены за символическую плату, Андрей поклеил обои в спальне. На большее денег не было — кредит платить.
Субботнее утро. Ирина вышла на балкон с кофе. Внизу Андрей мыл машину. Кирилл помогал — размазывал грязь тряпкой по стеклу.
— Мам, смотри, я помогаю!
Она махнула рукой, улыбнулась.
Телефон зазвонил. Валентина Петровна:
— Ира, я тут думаю обои в кухне поменять. Может, съездим, посмотрим что по цене?
— Конечно, съездим. После обеда заеду.
— И в магазин заодно. Списочек составлю.
Ирина допила кофе. Отношения наладились. Не идеально, но терпимо. Главное — теперь её слово имело вес. И машина была. Своя.