Десять лет – срок, достаточный, чтобы рана зарубцевалась, оставив после себя лишь шрам, прикосновение к которому уже не вызывает острой боли, а лишь тихую, смутную грусть. Так и Лёня – ему казалось, что любил он всего раз в жизни, когда на его пути встретилась дерзкая и гордая Аня, но со временем эти чувства прижились в уголке его сердца и умолкли. Аня была воспитанницей его бабушкой, и если мама не попросила его помочь девочке поступить в медицинский, Лёня бы никогда не обратил на неё внимание. Любовь к Ане была нелогичной: подобные «загадочные» девушки никогда ему не нравились, но даже несмотря на наличие невесты Гали, он влюбился. И Любая другая девушка была бы рада такой партии, как Леонид, но Аня его отвергла, и именно это задевало больше всего.
С годами образ Ани померк. Лёня встретил Ирину – спокойную и умную женщину-архитектора с добрыми глазами. С ней было легко и комфортно. Они понимали друг друга с полуслова, их жизни складывались в единый, гармоничный пазл. Ему не очень хотелось официального брака: он вдоволь насмотрелся на то, как распадаются семьи его друзей, но раз услышал, как подружки обсуждают Ирину:
-Бедняжка! Столько лет ему посвятила, а он и не собирается на ней жениться. Детей она хочет! Какие дети – если бы он хотел с ней семью, давно бы уже сыграли свадьбу и настрогали пару таких же скучных детишек, как и они сами. Только вот Леонид её не любит. Дура Ирка, что и говорить.
Леониду стало обидно за Иру, и внезапно для всех он сделал ей предложение. Она с радостью согласилась, и они начали готовиться к свадьбе. И именно тогда ему приснилась мама.
Мама во сне была такой, какой он запомнил её в последние годы – уставшей, но спокойной, с тихой улыбкой, от которой на душе становилось тепло.
-Лёня, – сказала она, и её голос был таким ясным, будто она стояла рядом. – Как жаль, что у тебя до сих пор нет детей. Помнишь, ты же обещал, что назовёшь сына Витей, как твоего дядю?
Называть сына именем дяди, который пропал где-то в приюте, Лёне совсем не хотелось. Он попытался сказать об этом маме, но не смог.
-А про Аню ты не забыл? – спросила она вдруг, и её взгляд стал серьёзным. – Помоги ей. Ей сейчас очень трудно.
Проснулся Лёня весь в поту, а в голове всё ещё звучал мамин голос: «Ей сейчас очень трудно». Это был просто сон, убеждал он себя. Но чем больше Лёня про это думал, тем больше убеждался в том, что это не просто сон. Это послание от мамы, которое пробивается сквозь миры и пространства. Он пытался отогнать наваждение. Какая Аня? Прошло десять лет. Она наверняка давно замужем, у неё своя жизнь, своя карьера. Он сделал всё, что мог. Его совесть чиста.
Но тревога не уходила. Она сидела занозой в сознании, портя идиллию с Ириной. Через неделю Лёня не выдержал. Вечером, когда Ирина читала книгу на диване, он сел за компьютер и набрал в поисковике имя и фамилию Ани.
Поиск выдал десятки страниц. Он сузил критерии, добавив слово «врач», и сразу увидел её. На сайте элитной частной клиники была её фотография: врач-терапевт Анна Викторовна.
Он смотрел на снимок. Десять лет. Исчезла та детская угловатость, появилась сдержанная, почти строгая утончённость. Волосы были гладко убраны, лицо спокойное. Но глаза… Глаза были все теми же – огромными, зелёными, смотрящими прямо в душу. В них читалась та же дерзость, лишь немного приглушённая взрослой усталостью.
Без долгих раздумий Лёня взял телефон и набрал номер клиники и записался к ней на приём.
Через два дня, в четверг в пять вечера, он стоял у двери кабинета №14. Он отменил важную встречу, солгав Ирине, что у него срочные переговоры с подрядчиком. Сердце бешено колотилось, как у мальчишки. Он не знал, что скажет. Не знал, зачем пришёл.
Войдя в кабинет, Лёня сразу уловил странный запах её духов – еле уловимый, словно в окно ворвался ветер, принёсший воздух лесного озера и первых цветов, и к этому приятному аромату добавлялась странная, неприятная нота, словно в том озере гнило что-то страшное.
За письменным столом, склонившись над бумагами, сидела она. Аня. Его Аня. Те же зелёные глаза, а волосы так коротко острижены, что не скрыть торчащие ушки.
Она подняла голову. Лёня ждал, что она его узнает и даст это понять взглядом или словом, но ни один мускул не дрогнул на её лице, а взгляд был отстранённым, профессиональным.
-Здравствуйте, проходите, пожалуйста, – сказала она, жестом указывая на кресло перед столом. – Чем могу вам помочь?
Несколько секунд в кабинете стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом компьютера. Лёня не знал, с чего начать. Он был тем, кто ворвался в её жизнь, нарушил границы, которые она когда-то так ясно очертила.
-Ты не узнаешь меня? – наконец выдавил он, чувствуя себя ужасно нелепо.
Аня отложила ручку. Её пальцы были тонкими, без колец.
-Конечно, я тебя узнала. Десять лет – не такой уж долгий срок.
-Мне приснилась мама, – сказал он вдруг, понимая, насколько это звучит абсурдно. – Она просила помочь тебе. Говорила, тебе трудно.
На её лице на мгновение мелькнуло что-то неуловимое – удивление? Раздражение? Но почти сразу оно вновь перестало что-либо выражать.
-Тебе не о чем беспокоиться. У меня всё в порядке.
-Правда? – он не смог сдержаться. – Аня… Как твоя жизнь?
Она вздохнула, как будто уступая назойливому пациенту.
-Моя жизнь состоит из работы и дочери. Всё как у всех. И если уж на то пошло… – она сделала небольшую паузу, и её взгляд смягчился на долю секунды, – Спасибо тебе. За то, что тогда настоял и заставил меня пойти учиться. Ты был прав, мне нечего было делать в той деревне.
У Лёни сжалось сердце. Эти слова были и благодарностью, и прощанием. Они ставили точку на их прошлом.
-Дочь? – переспросил он, чувствуя странный укол ревности. – Сколько ей?
-Три года. Очень смышлёная девочка, – в голосе Ани впервые прозвучали тёплые, живые нотки.
-Как и её мама, – улыбнулся Лёня. – А муж?
Вопрос повис в воздухе. Аня отвела взгляд, разгладила идеально чистый бланк на столе.
-Так ты пришёл на приём или просто поболтать?
-Прости. Я просто хотел тебя увидеть и убедиться, что у тебя всё в порядке. Если тебе будет нужна помощь… С деньгами, с чем угодно…
-Спасибо, мне ничего не нужно.
Ответ был мгновенным, не предполагающим возражений. Аня словно бы говорила ему: «Мне не нужна твоя помощь. Я давно научилась справляться сама. И мне не нужны долги. Ни перед кем».
Она посмотрела на часы, вежливый, но недвусмысленный жест. Он медленно поднялся. Его ноги были ватными. Он получил все ответы и не получил ни одного. Она была жива, здорова, стала прекрасным специалистом, у неё была дочь. И в её жизни для него не было места.
-Рад был повидаться, Аня, – сказал он, пытаясь поймать её взгляд. Но Аня на него не смотрела.
Лёня вышел из кабинета, оставив за дверью женщину, которая стала для него призраком дважды – сначала в мечтах, а теперь в реальности. И тихое, настойчивое эхо её слов: «У меня есть дочь». И мужа при этом – нет.
Аня не выходила из головы все последующие дни, хотя мысли его должны были заняты другим: предсвадебная суета обрушилась бесконечным выбором, начиная от ткани для костюма и заканчивая блюдами в меню и списком гостей.
Ирина не была глупа. Она видела его отсутствующий взгляд, чувствовала, что мысли Лёни далеко. Однажды вечером, когда они остались одни, она положила свою руку на его и тихо спросила:
-Что с тобой? Если ты передумал насчёт свадьбы, я пойму.
Он посмотрел на неё – на её доброе, умное лицо, на глаза, полные искренней тревоги за него. Он не мог лгать. Только не ей.
-Я виделся с Аней, – выдохнул он, ожидая сцену, полную слёз и упрёков.
Но Ирина лишь внимательно посмотрела на него.
-Ту, что из деревни? О которой ты рассказывал?
Он кивнул.
-И что ты чувствуешь?
Этот простой вопрос поставил его в тупик. Что он чувствовал? Хаос. Боль. Невыносимую тяжесть не случившегося.
-Я не знаю. Но я не могу перестать думать о ней.
Ирина помолчала, глядя в окно на огни города.
-Тогда тебе нужно поговорить с ней. И понять, что ты чувствуешь. Иначе ты никогда не будешь свободен. Ни для меня, ни для кого.
Почему-то вспомнилась первая невеста Галя, которая делала всё, чтобы не позволить Лёне влюбиться в Аню, но это всё равно случилось. А Ира совсем другая – она готова отдать Лёню в руки сопернице, лишь бы он был счастлив.
-Спасибо, – Лёня сжал руку невесты. – Дело не в тебе, и не в ней. Мне снилась мама. Она хочет, чтобы я помог Ане. Но я не понимаю чем.
На следующий день Лёня снова был у дверей клиники. На этот раз он подошёл к администратору – симпатичной девушке с отсутствующим взглядом.
-Мне нужно узнать адрес и телефон доктора Анны Викторовны. Я родственник, не могу до неё дозвониться.
-Мы не имеем права разглашать личную информацию сотрудников, – отрезала администратор, даже не взглянув на него.
Лёня достал из внутреннего кармана толстую пачку купюр. Он не привык к таким методам, но сейчас время было не для правил. Он положил деньги на стойку.
-Мне очень нужно её найти.
Девушка на мгновение замерла, затем быстрым движением сгребла купюры в ящик. Она открыла базу данных, её пальцы пробежали по клавиатуре, после чего продиктовала адрес и телефон. И затем, понизив голос до шёпота, добавила то, что знала, наверное, весь персонал, жалевший свою коллегу:
-Вы из-за наследства, да? Хотите девочку под опеку взять, чтобы квартиру получить?
Лёня ничего не понял. Но показывать это девушке было нельзя.
-И какие у меня шансы? – спросил он.
Та пожала плечами.
-Был тут один родственничек, так она его на порог не пустила. Не знаю, о чём она думает – отца у девочки нет, не в приют же ей потом идти.
-Когда потом?
-Ну, стадия у неё уже неоперабельная, так что скоро. Удачи! Если что, я работаю до семи, – кокетливо улыбнулась она.
Лёня побрёл прочь из клиники, не видя и не слыша ничего вокруг. Теперь всё встало на свои места. Её холодность, её отказ от помощи, холодное безразличие. Мысли Ани заняты совсем другим. И как же это несправедливо – такая молодая…
Он нашёл её дом – обычную панельную многоэтажку. Долго стоял под дверью, не решаясь позвонить. Что он мог сказать? Что пришёл спасать? Но что он может сделать в этой ситуации?
В этот момент дверь подъезда открылась, и вышла Аня с мусорным пакетом в руке. Увидев его, она замерла. На лице не было ни удивления, ни злости – лишь бесконечная усталость.
-Ты? Опять? Как ты меня нашёл?
-Не только ты упрямая, – горько усмехнулся он. – Ты помнишь, что я настойчив, когда дело касается обещаний.
-И кому ты снова дал обещания?
Лёня не ответил. Он смотрел в её лицо, пытаясь отыскать там признаки болезни, потом сказал:
-Мне снилась мама. Она хочет, чтобы я тебе помог.
У Ани оказалась небольшая, но уютная квартира. Повсюду были разбросаны игрушки, рисунки, маленькие носочки. Самой девочки не было видно.
-Я знаю про болезнь, – просто сказал он.
Аня поджала губы.
-Мне не нужна твоя жалость.
-Это не жалость. Я не могу делать вид, что ничего не происходит. Позволь мне помочь. Мы ведь не чужие люди.
Аня подняла на него свои глаза, и Лёне показалось, что это смотрит на него его бабушка.
-Не чужие, – выдавила Аня. – Я твоя двоюродная сестра. Дочь твоего дяди, которого бабушка оставила в детском доме.
Лёня чуть не задохнулся. Мама же намекала на какую-то семейную тайну и на свою вину. Про дядю он знал – бабушка этого не скрывала. Она не могла кормить двух детей, и дядю решила оставить.
-Я не знал, – прошептал он.
Аня кивнула.
-Её зовут Лика, – вдруг сказала она, словно сдаваясь. – Она сейчас спит. Если хочешь, можешь с ней потом познакомиться.
Ире он рассказал всё как есть: и про открывшееся родство, и про болезнь Ани, и про то, что его сердце всё ещё бьётся сильнее, когда он на неё смотрит.
-Ты не можешь бросить её сейчас, – сказала Ира. – Давай перенесём свадьбу.
Он был благодарен Ире, хотя его и мучила совесть: Ира не заслужила такого к себе отношения. Но иначе он поступить просто не мог.
Навещал Аню и Лику он почти каждый день. Гулял с Ликой – живой, смуглой девочкой с огромными, не по-детски серьёзными зелёными глазами. Покупал продукты, платил за новые, экспериментальные препараты, не входящие в страховку. Аня сопротивлялась, но болезнь медленно, но верно отнимала у неё силы даже на сопротивление.
Однажды вечером она лежала на диване под пледом, а Лёня сидел рядом.
-Спасибо, – прошептала она, не открывая глаз. – За всё. И прости меня.
-Тебе не за что извиняться, – сказал он, беря её руку. Она была холодной и почти невесомой.
-Ты спрашивал про её отца… – она говорила медленно, с трудом подбирая слова. – Его звали Сергей. Он был как ураган… Безбашенный, весёлый. Катал меня на своём мотоцикле. Я всегда так боялась за него… А потом он разбился. Я родила Лику через месяц после его похорон.
Она открыла глаза, и в них стояли слёзы.
-Я так и не смогла его забыть. Иногда мне кажется, что я просто медленно следую за ним. Что я умираю не от болезни, а оттого, что слишком долго жила без него.
Лёня смотрел на неё, и в его душе не было ни ревности, ни обиды. Лишь бесконечная, всепоглощающая жалость и горькое понимание: его соперником был не человек, а призрак. Бесполезно бороться с призраком.
Он не мог её спасти. Ни деньгами, ни заботой, ни старой, невысказанной любовью. Но мог быть рядом. И попытаться спасти ту часть её, что оставалась в этой жизни – маленькую Лику с серьёзными зелёными глазами, в которых читалась судьба и её матери, и её отца, и его собственная, так и не высказанная любовь. Да, он любил Ирину. Её спокойствие, её ум, то надёжное будущее, что они выстроили вместе. Но чувство к Ане было иным. Оно не было спокойным. Оно было старым шрамом, который вдруг снова начал болеть, напоминая о той, единственной ране, что так и не зажила. Это была любовь-боль, любовь-вина, любовь-призрак. Она не имела будущего, она целиком состояла из прошлого и обречённого настоящего. И от этого была лишь острее.
Он боялся говорить с Ириной. Боялся увидеть в её глазах ту же ревность, то же презрение, что когда-то были у Гали. Он готовился к сцене, к разрыву, к краху всего, что они построили.
Они пили вечерний чай на его кухне, когда он не выдержал.
-Ей немного осталось. И я не смогу бросить её девочку, понимаешь? Я мог бы соврать тебе и сказать, что обязан, как родственник, но это не так: я люблю её. И поэтому не смогу бросить её дочь.
Он ждал. Замолчал, глядя на её лицо.
Ирина поставила чашку. Её взгляд был задумчивым и печальным.
-Я так и думала. Мне очень жаль. И её, и тебя. И эту бедную девочку.
-Ты не злишься? – удивился Лёня.
-Злюсь? – она удивлённо подняла брови. – Лёня, есть вещи важнее ревности. Ты не можешь бросить её в такой ситуации. Это было бы бесчеловечно.
В её глазах он увидел не злобу, а силу и сострадание. Он понял, что его невеста – человек куда большей глубины и душевного благородства, чем он предполагал.
-Я не знаю, что делать, – признался он.
-Делать то, что подсказывает тебе совесть. Будь рядом. Помогай. А я… – она сделала паузу, – я буду с тобой, когда ты будешь нуждаться во мне.
Ирина оказалась не просто понимающей – она стала опорой. Она приходила с домашними бульонами, которые сама варила, читала Ане книги, когда та уже не могла сама, и сидела с Ликой, которая тянулась к её спокойной, уверенной ласке. В этой странной, трагической ситуации проявилась вся глубина её характера, о которой Лёня лишь догадывался.
Аня таяла на глазах. Но с исчезновением физических сил её лицо будто очищалось, в нём проступало что-то детское и беззащитное. Однажды вечером, когда в комнате было тихо и только слышалось её прерывистое дыхание, она открыла глаза и посмотрела на Лёню, сидевшего рядом.
-Лёня… – её голос был шёпотом, едва различимым. – Обещай мне… Обещай, что не оставишь Лику. Что она не будет никому чужой…
Он хотел что-то сказать, сжать её руку, но слова застряли в горле комом. В этот момент в дверях появилась Ирина. Она тихо подошла к кровати, села на край и взяла руку Ани в свои. Её взгляд был спокойным и твёрдым.
-Аня, не бойся, – сказала она мягко, но так, что не оставалось сомнений в искренности каждого слова. – Лика будет нашей дочерью. Я буду ей мамой. Мы с Лёней любим её уже сейчас. И мы никогда, слышишь, никогда её не бросим. У неё будет дом. И семья. И любовь.
Аня смотрела на неё, и в её огромных глазах, таких же, как у дочери, медленно выступили слёзы. Но это были слёзы облегчения. Она кивнула, слабо сжала пальцы Ирины и закрыла глаза, словно с неё сняли неподъёмную ношу.
В тот миг Лёня смотрел на свою невесту, и в его разрывающемся от боли сердце вспыхнуло новое, острое и безграничное чувство. Это была не просто любовь. Это была благодарность. Глубокая признательность за её огромное сердце, за её мудрость, за то, что в самый трудный час она оказалась не соперницей, а союзницей.
Но эта мысль, такая светлая и верная, не могла заглушить другую, страшную и неминуемую. Он сидел между двумя этими женщинами – одной, что дарила ему будущее, и другой, что навсегда уходила в прошлое. И он понимал, что теряет ту, что была его первой и, возможно, самой большой любовью. Ту, чьё место в его душе не сможет занять никто и никогда.
Он взял руку Ани, такую лёгкую, почти невесомую, и прижал её к своей щеке. Он прощался. Не с той дерзкой, колючей девчонкой из деревни. А с частью своей собственной души. И знал, что эта боль останется с ним навсегда, тихим, ноющим напоминанием о том, как хрупка жизнь, и как сильна может быть любовь, даже обречённая.
***
Солнечный свет того сентябрьского дня был мягким и золотистым. Было тихо и пустынно, только где-то вдалеке смеялись дети.
Они шли неспешно, трое – уже семья. Лёня крепко держал за ручку Лику. Четырёхлетняя девочка в белом платьице и с двумя торжественными бантами в тёмных волосах, сжимала в другой руке небольшой, но яркий букет астр и бархатцев – таких же, какие когда-то росли у бабушки в деревне.
Ирина шла рядом, её рука лежала на округлившемся животе. Она смотрела вперёд спокойным, немного грустным взглядом.
Лика потянула Лёню за руку.
-Пап, мы уже близко?
-Близко, рыбка, – тихо ответил он. – Вот та серая плита, видишь?
Они остановились. Лика аккуратно, с серьёзным видом, положила букет к подножию памятника.
-Здравствуй, мама, – прошептала она заученную фразу. – Это тебе. Мы с мамой Ирой сами выбирали.
Ирина ласково провела рукой по её голове.
-Очень красивые цветы, солнышко. Твоя мама обязательно их увидит.
Лёня стоял, засунув руки в карманы плаща, и смотрел на портрет Ани. Боль стала тише, притупилась, превратилась в фоновую тоску, в тихую песню, что всегда звучала где-то в глубине сердца. У него была жена, была дочь и скоро должен был родиться сын. У него была хорошая жизнь. Но в минуты слабости он позволял себе вспомнить: не больную и уставшую Аню, а ту – с огромным ртом, веснушками и зелёными, как у бабушки, глазами, которая сказала когда-то Гале: «Меня не купишь». Ту, что пахла дождём и яблоками. Ту, чья дикая, неукротимая жизнь навсегда оставила в его душе незаживающую царапину.
Он чувствовал взгляд Ирины и старался дышать ровнее, не выдавая своей боли. Она всё понимала. Она всегда понимала. И в этом была её тихая, всепрощающая сила.
-Мама Ира, – Лика обняла Ирину за ноги, прижимаясь к её животу. – А Витюша тоже придёт сюда когда-нибудь?
-Придёт, – мягко ответила Ирина. – Чтобы познакомиться с твоей мамой. Чтобы знать, какая она была смелая и добрая.
Они постояли ещё несколько минут в молчании. Потом Лёня глубоко вздохнул, словно возвращаясь из далёкого путешествия.
-Пойдёмте, девочки, – сказал он, и его голос был спокоен. – Нам пора домой.
Он взял Лику на руки, а другой рукой обнял Ирину за плечи, бережно поддерживая её. Они пошли прочь по аллее, к выходу с кладбища, к своей жизни – к дому, где пахло пирогом, к детским рисункам на холодильнике, к общему будущему.
Лёня на мгновение оглянулся. Золотой луч солнца упал на серый камень и на яркие, словно живые, цветы от маленькой девочки, у которой теперь было две мамы. Одна – на земле. А другая – в его памяти, в тихой тоске осеннего дня и в биении его сердца, которое всегда будет помнить.