В отделение полиции ворвалась женщина. Она бежала, едва переставляя ноги, дыхание сбивалось, а в глазах стоял неподдельный ужас. Её халат был наспех прикрыт лёгкой курткой, шапка отсутствовала, а сапоги – расстегнуты, будто она натягивала их в страшной спешке, не глядя. Она металась по небольшому помещению, пока наконец не остановилась перед дежурным полицейским.
– Помогите мне! Пожалуйста! Помогите! – её голос дрожал, срываясь на истеричный крик. Слова вылетали беспорядочно, будто она боялась, что если замолчит хоть на секунду, то потеряет последнюю надежду.
Дежурный поднял на неё усталый взгляд. Он уже мысленно отсчитывал минуты до конца смены – оставалось всего полчаса. Он надеялся, что за это время ничего серьёзного не произойдёт и он сможет спокойно уйти домой. Теперь же перед ним стояла явно обезумевшая от страха женщина, и игнорировать её было нельзя. Он с нескрываемой тоской посмотрел на часы, мысленно проклиная этот последний получасовой отрезок рабочего времени.
– Имя, фамилия, что случилось? – произнёс он монотонно, стараясь сохранить профессиональное спокойствие. Его голос звучал ровно, почти равнодушно – не из жестокости, а из привычки. За годы работы он научился встречать любые эмоции с холодной отстранённостью, чтобы не поддаваться панике и сохранять ясность мышления.
– Ярова Татьяна меня зовут! У меня ребёнок пропал! Помогите же! – женщина схватилась за край стойки, её пальцы побелели от напряжения. Она смотрела на полицейского с такой мольбой, что казалось, будто весь мир для неё сейчас сосредоточился в этом человеке, который должен был стать её последней надеждой.
Полицейский тяжело вздохнул. Он понимал, что теперь о скором завершении смены можно забыть. Работа есть работа – и если человек просит помощи, её нужно оказать, даже если это нарушает личные планы.
– Где, когда, при каких обстоятельствах? – спросил он, беря ручку и открывая блокнот. Его движения были размеренными, будто он пытался этим спокойствием передать женщине хоть каплю уверенности.
– Час назад, из дома! – выпалила Татьяна, её голос дрогнул. – Я всего на минуту отвернулась, буквально на секунду! А когда посмотрела снова – его уже не было! – она сделала шаг вперёд, приблизившись к стойке почти вплотную. – Да не сидите вы, мне помощь нужна! – её крик эхом разнёсся по пустому коридору отделения. В этот момент она перестала контролировать себя – страх за ребёнка пересилил все остальные чувства.
В её голове крутились страшные картины: а вдруг малышка выбежала на дорогу? А вдруг её кто то увёл? А вдруг она заблудился и сейчас плачет где то в темноте? Каждая секунда бездействия казалась ей вечностью, каждая пауза полицейского – непозволительной медлительностью.
– Неужели это человек не понимает, насколько всё серьёзно? – мысленно повторяла она, сжимая кулаки. – Нужно скорее бежать, пока беды не случилось! Бедная её крошечка…
Из ближайшего кабинета на громкий голос выглянул пожилой мужчина в форме. Его лицо, отмеченное глубокими морщинами и лёгкой сединой на висках, выражало спокойную сосредоточенность. Он не торопился, но двигался уверенно – годами выработанная привычка мгновенно оценивать обстановку подсказывала: здесь нужна твёрдая рука и холодный рассудок.
Он окинул взглядом растерянную женщину, её взъерошенный вид, дрожащие руки, сжимающие какую-то бумажку. Затем перевёл взгляд на дежурного, который лишь развёл руками, словно говоря: “Я сделал всё, что мог”. Пожилой мужчина кивнул самому себе, будто подтверждая принятое решение, и шагнул вперёд.
– Пройдёмте в мой кабинет, – произнёс он мягко, осторожно беря Татьяну под руку.– Вы мне всё подробно расскажете, и мы найдём вашего ребёнка.
Не оборачиваясь, он бросил через плечо дежурному:
– Скажи Анне, чтобы принесла воды и каких нибудь успокоительных.
Татьяна едва осознавала, что происходит. Её мысли путались, а в груди разрасталась ледяная паника. Она продолжала бормотать, сжимая в пальцах небольшую фотографию дочери:
– Вы не понимаете, нужно идти… Моя малышка…
Следователь провёл её в кабинет, усадил на стул у стола и сам присел напротив, стараясь держаться на уровне её глаз. Его голос звучал ровно, без намёка на раздражение или спешку:
– Ребёнок пропал из дома, так?
Он пытался выудить из её сбивчивой речи хоть крупицу полезной информации, но понимал, что сейчас Татьяна едва ли способна связно мыслить. Её разум был целиком поглощён страхом, а слова вырывались хаотично, без логики.
– Так… Она… она… – Татьяна пыталась собраться, но слёзы душили её, мешая говорить.
– Постарайтесь успокоиться, – настойчиво повторил следователь. – Где в этот момент были вы?
Она сглотнула, сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки:
– В ванной. Геля спала, и меня всего десять минут с ней не было.
– Сколько лет ребёнку?
– Пять, – Татьяна уже рыдала, её плечи содрогались. – Сама бы она выйти не смогла… Это он! Точно он… Только у него ключи были…
Следователь насторожился. В её словах промелькнула нить, за которую можно было ухватиться. Он подался вперёд, внимательно глядя на женщину:
– Так, стоп, о ком вы сейчас говорите?
– Мой бывший муж! – выпалила Татьяна, и в её голосе прозвучала такая уверенность, что сомнений не осталось: эта мысль давно терзала её. – Он мог, я вам точно говорю! Как он бесился, когда малышку со мной оставили при разводе… Это точно он!
Следователь слегка нахмурился, внимательно глядя на Татьяну. В его глазах не было недоверия – скорее привычная осторожность человека, который за годы работы научился не поддаваться эмоциям и проверять каждую версию.
– Давайте не будем обвинять человека без доказательств, – произнёс он спокойно, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и убедительно. – Когда вы развелись?
Татьяна на мгновение замерла. Вопрос показался ей совершенно неуместным – каким-то чужим, далёким от той страшной реальности, в которой она сейчас жила. Внутри всё кричало: “Не время для расспросов! Нужно искать ребёнка!” Но она всё же ответила, чуть сбивчиво:
– Два года назад…
Следователь задумчиво покачал головой, обдумывая услышанное.
– Два года дочь была не нужна, а тут внезапно решился на преступление? – проговорил он скорее для себя, чем для Татьяны. – Маловероятно. Вы не могли забыть закрыть дверь? Или, может, у кого то ещё были ключи?
Эти слова будто ударили Татьяну. Она резко выпрямилась, глаза вспыхнули гневом и отчаянием.
– Нет! Это он! – её голос задрожал, но в нём звучала непоколебимая уверенность. – Почему вы мне не верите? Я ему звонила – трубку не берёт. Пришла, стучала минут десять, не открывает! А соседка сказала, что он точно дома, и что в квартире плакал ребёнок!
Она говорила быстро, захлёбываясь словами, но каждое из них было пропитано страхом и болью. Её пальцы судорожно сжимали край стола, будто она боялась упасть, если отпустит.
Следователь помолчал несколько секунд, взвешивая услышанное. В голосе Татьяны было что то, заставлявшее отнестись к её словам серьёзнее. Он откинулся на спинку стула, провёл рукой по лицу, словно стряхивая остатки сомнений, и твёрдо сказал:
– Хорошо. Говорите адрес, я съезжу.
Татьяна мгновенно оживилась. Её руки дрожали, когда она протянутый следователем листок бумаги и торопливо записывала адрес. Пальцы не слушались, буквы получались кривыми, но она упорно выводила каждую строчку, будто от этого зависела жизнь её дочери.
– Вот, – она протянула листок следователю, взгляд её был полон отчаянной надежды. – Пожалуйста, проверьте. Я знаю, что она там…
Следователь хорошо понимал, что даже если Татьяна ошибается насчёт бывшего мужа, визит к нему всё равно необходим. Вдруг он что то знает? Может, видел ребёнка или хотя бы слышал что то подозрительное. Но брать с собой обезумевшую от страха мать он категорически не хотел – её присутствие только усложнит разговор, а ему нужно сохранять хладнокровие и ясность мысли.
– Подождите здесь, – твёрдо сказал он Татьяне, доставая из ящика стола лист бумаги и ручку. – Напишите всё, что помните, по порядку. Когда встали, когда пошли в ванную, когда обнаружили, что ребёнка нет. Каждую мелочь. Чем подробнее – тем лучше.
Татьяна хотела возразить, вскочить, броситься следом, но взгляд следователя остановил её. Она сглотнула, взяла ручку и, дрожащей рукой прижав лист к столу, начала выводить первые строчки.
Следователь вышел из отделения, сел в служебную машину и набрал адрес в навигаторе. Путь лежал в самый центр города – в район элитных новостроек, где дома встречали прохожих зеркальными фасадами и строгими охранными постами.
У въезда на территорию его остановил охранник.
– Вам куда? – спросил он, внимательно разглядывая полицейскую форму.
Следователь назвал адрес и пояснил цель визита. Охранник сверился с журналом посещений.
– Сегодня никто из жильцов не сообщал о гостях. И женщина в халате сюда не заходила, – он покачал головой. – У нас всё фиксируется.
Эти слова заставили следователя задуматься. Татьяна утверждала, что лично приходила к бывшему мужу, стучала в дверь, но её не пустили. А по данным охраны – она даже не пыталась пройти через пост. “Как-то подозрительно… Она что то скрывает?” – пронеслось у него в голове. Но отступать было поздно, он уже на месте и просто обязан разобраться в ситуации! В конце концов, на кону жизнь и здоровье ребёнка!
Поднявшись на нужный этаж, следователь остановился перед массивной дверью. Из за неё доносился плач ребёнка – тихий, прерывистый, будто малыш уже выбился из сил. Он глубоко вдохнул, собрался с мыслями и нажал на звонок.
Дверь открылась почти сразу. На пороге стояла молодая женщина – ухоженная, с аккуратной причёской и спокойным взглядом. Охранник уже предупредил её о неожиданных гостях, но Юля всё равно не понимала, в чем дело. Чем они могли привлечь внимание полиции?
– Чем могу помочь? – спросила она, слегка приподняв бровь.
Следователь представился, и спросил про гражданина Ярова. Девушка удивилась еще больше, но сделала шаг назад, пропуская сотрудника органов в квартиру. Не в подъезде же разговаривать?
– Проходите. Он дома.
Следователь шагнул внутрь квартиры, внимательно осматриваясь. Просторная гостиная выглядела уютно и обжито: мягкий диван, книжные полки, детские игрушки в углу. В центре комнаты сидел мужчина и с улыбкой качал на коленях маленького мальчика лет двух. Ребёнок смеялся, пытаясь ухватить яркую игрушку.
– Влад – мой муж. Я могу узнать, какое дело привело вас к нему? – спросила Юля ровным, почти будничным тоном.
Следователь посмотрел ей в глаза, отмечая отсутствие даже тени волнения.
– Его бывшая жена подала заявление о пропаже ребёнка. Ваш муж, как отец девочки, один из главных подозреваемых, – чётко произнёс он, наблюдая за реакцией.
Девушка чуть приподняла бровь, а потом тяжело вздохнула и отвела взгляд в сторону.
– Она так и не справилась… – пробормотала она скорее себе, чем собеседнику.
Эта фраза показалась следователю странной. Ещё больше его насторожило полное отсутствие эмоций у девушки. Да, это не её ребёнок, но всё же! Маленькая крошка, которой всего пять лет, находится неизвестно где! Где элементарное сочувствие?
– Влад, твоя бывшая совсем с катушек слетела, – обратилась Юля к мужу, даже не пытаясь скрыть пренебрежительные нотки в голосе. – Заявила, что Гелю похитили. Ей нужна помощь. Серьёзная помощь.
Владислав поднял глаза, наконец заметив полицейского. Он аккуратно поставил малыша на ноги и кивнул жене:
– Кхм, здравствуйте. Капитан Юртайкин, – представился следователь, доставая удостоверение. – Владислав Яров?
– Да, это я. Юль, поиграй с Женей в комнате. Не хочу, чтобы он всё это слышал, – спокойно произнёс Владислав.
Девушка молча взяла мальчика за руку и увела в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь. Ей тоже не хотелось вспоминать те кошмарные дни…
– Что вам Танька наговорила? – резко спросил Владислав, поворачиваясь к следователю. В его голосе не было ни испуга, ни волнения – только раздражение и лёгкая усталость, будто ему не первый раз приходится разбираться с закидонами бывшей жены.
Следователь достал из папки несколько листов с записями и, слегка наклонив голову, продолжил:
– Гражданка Ярова заявила, что сегодня утром из квартиры была похищена её дочь Ангелина. Следов взлома нет, а у вас есть ключи…
– Нет у меня ключей, – резко перебил его Владислав, даже не дав закончить фразу. В его голосе прозвучала такая твёрдость, что следователь невольно замолчал. – Я вообще не знал, что Таня сюда приехала. Мы с ней жили в сотнях километров от сюда, развелись четыре с половиной года назад. Всё это время я даже не интересовался её жизнью – она сама не хотела поддерживать связь.
Следователь слегка приподнял бровь, пытаясь осмыслить услышанное. Развод четыре с половиной года назад – это не совпадало с тем, что говорила Татьяна. Она утверждала, что рассталась с мужем всего два года назад.
– Хорошо, а когда вы в последний раз видели дочь? – спросил он, стараясь сохранить ровный тон.
Владислав на мгновение замер. Его взгляд потух, а плечи чуть опустились, словно на них легла невидимая тяжесть. Он медленно провёл рукой по лицу, будто стирая напускное спокойствие.
– Три с лишним года назад. На её похоронах, – произнёс он тихо, но чётко. – Моя дочка умерла. Ей было пять лет.
Следователь замер. Папка с документами выскользнула из его рук и с глухим стуком упала на пол. Листы рассыпались по ковру, но он даже не заметил этого. Слова Владислава эхом отдавались в голове, не укладываясь в привычную схему расследования.
– Что значит – умерла? – наконец вымолвил он, глядя на мужчину с неподдельным изумлением.
Владислав горько усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли иронии – только глубокая, невысказанная боль. Он сжал кулаки так сильно, что на костяшках побелели суставы.
– Могу принести копию свидетельства о смерти, – сказал он, голос дрогнул, но тут же выровнялся. – Мой ангел меня покинул. И виновата в этом моя бывшая жена.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Даже из соседней комнаты перестали доноситься детские голоса – будто сама атмосфера наполнилась горечью невысказанной трагедии. Следователь медленно наклонился, чтобы собрать рассыпанные листы, но мысли его были далеко. Теперь всё, что он знал об этом деле, рушилось на глазах, а вместо простой истории о пропаже ребёнка перед ним открывалась бездна чужой боли и непрощённых обид.
Влад отвёл взгляд в сторону, уставившись в угол комнаты. Глаза щипало от подступивших слёз – даже сейчас, спустя 1100 дней, боль не утихла, а лишь притупилась, превратившись в постоянную, ноющую тоску. Каждую ночь малышка приходила к нему во сне. Он видел её так ясно, будто она стояла перед ним: маленькие тёплые ручки, тянущиеся к нему, золотые кудряшки, рассыпающиеся по плечам, и эта ослепительная улыбка, от которой на душе всегда становилось светлее…
– Танька не хочет считать себя виноватой. Она обвиняет меня, – произнёс он глухо, сжимая пальцами край стола. – Ну, чтобы понять, что именно произошло, нужно начать издалека.
Следователь молча кивнул, чувствуя, как в горле пересохло. Он достал из кармана платок, протёр лицо и тихо ответил:
– Я вас внимательно слушаю.
Влад глубоко вздохнул, словно набираясь сил перед долгим и тяжёлым рассказом.
– Всё началось через год после нашего развода. Таня встретила мужчину. Юрочка, – он выплюнул это имя, скривившись в бессильной злобе, – был бизнесменом. Хотя на деле он был тем ещё… – Влад запнулся, подбирая слова, – ну, вы меня поняли. Он вскружил Тане голову, наобещал звёзд с неба, хотя сам жил в её квартире. Ни копейки не вложил, ничего не принёс – только обещания.
Он замолчал, вспоминая те дни, когда пытался достучаться до бывшей жены, но она словно оглохла и ослепла от нахлынувшей страсти.
– А потом и вовсе заявил, что собирается перевести весь бизнес за рубеж и позвал Таню с собой. Разумеется, она должна была продать квартиру и отдать деньги ему. Я не вытерпел и закатил бывшей грандиозный скандал. Сама она могла катиться куда угодно, но дочку отпускать за тридевять земель я не собирался. Как и не мог позволить продать квартиру, которая наполовину принадлежала Геле – я при разводе дочери свою долю отписал.
Голос Влада дрогнул, но он продолжил, глядя прямо перед собой:
– Танька психовала, кричала, что я рушу её судьбу… Юрочка понял, что ему ничего не светит, и сбежал, поджав хвост. Лишь высокопарно заявил, что не собирается лишать ребёнка матери. В тот день Таня напилась. До розовых соплей напилась, совершенно не беспокоясь о ребёнке в соседней комнате!
Он сжал кулаки, вспоминая ту ночь, когда всё пошло под откос. В его голосе звучала не только злость, но и глубокая, невысказанная боль – боль отца, который не смог уберечь своё дитя.
– Танька уснула, – произнёс он глухо, с трудом выдавливая из себя слова. – А Геля решила пойти погулять. Зимой. В тоненьких колготочках и платьишке. Как она смогла открыть дверь – до сих пор понять не могу! Замок то высокий, ей не достать… Наверное, подставила стул или что то ещё…
Он замолчал, пытаясь унять дрожь в голосе. Перед внутренним взором вновь вставала картина: холодный вечер, заснеженный двор, маленькая фигурка в светлом платьишке, почти незаметная на белом фоне…
– В общем, нашла её соседка, уже вечером, – продолжил он, глядя куда то сквозь стену. – Вызвала скорую, но… врачи не смогли спасти моего Ангелочка. Простите.
Голос сорвался. Влад резко вскочил со стула, едва не опрокинув его, и рванул в ванную. Захлопнул дверь, опёрся руками о раковину и уставился в зеркало. Злые слёзы текли по щекам, но он не пытался их стереть – просто стоял, сжимая зубы, чувствуя, как внутри всё горит от бессильной ярости и боли.
“Если бы я сразу забрал дочку себе… – билось в голове. – Ведь мог же! Но Геля так любила мать, так к ней тянулась… Как я мог их разлучить?”
В гостиную вошла Юля. Она села в кресло, прижимая к себе сына. Малыш притих, чувствуя напряжение в воздухе, и лишь изредка поглядывал на маму.
– Таня обвиняла в произошедшем моего мужа, – негромко сказала Юля, поглаживая ребёнка по спинке. – На похоронах кричала, что если бы он не мешал, Геля была бы жива. Что это он виноват – из за того скандала, из за того, что пытался ограничить её свободу…
Она вздохнула, вспоминая тот страшный день, когда во дворе кладбища раздавались истеричные крики, а люди в чёрном неловко отводили глаза.
– Потом ей дали небольшой срок за неисполнение родительских обязанностей. Условно. Но это её не остановило. Она приходила к нам каждый день – била стёкла, писала гадости на дверях и стенах… Мы уехали, сменили номера телефонов. Виделись только на кладбище – Таня приходила туда почти каждый день.
Юля помолчала, глядя в окно. За стеклом медленно опускались сумерки, окрашивая город в приглушённые тона.
– Несколько дней назад была годовщина смерти Ангелины, – продолжила она тихо. – И, видимо, это послужило последней каплей. Тане нужно в больницу. Помогите ей! Она не в себе. Всё ещё верит, что Геля жива, что её где то прячут… Это уже не горе – это болезнь.
Её голос дрогнул, но она тут же взяла себя в руки, крепче прижимая к себе сына. В глазах стояла тихая, спокойная печаль – печаль человека, который видел слишком много боли и научился с ней жить.
Следователь молча кивнул, не находя слов. Всё, что он услышал, перевернуло его представление о деле. Перед ним больше не было “подозреваемого” – был измученный горем отец, чья жизнь навсегда раскололась на “до” и “после”. Он медленно поднялся со стула, бросил короткий взгляд на Юлю, которая всё так же тихо сидела в кресле, прижимая к себе сына, и направился к выходу.
В прихожей он на мгновение замер, собираясь с мыслями. Затем достал телефон и, выйдя на лестничную клетку, набрал номер коллеги.
– Привет, это Юртайкин. Мне срочно нужны данные по семье Яровых. Бывшая жена – Татьяна Ярова. Проверь всё: судебные решения, медицинские записи, обращения в полицию. Особенно за последние три года. Да, именно так – чем подробнее, тем лучше.
Голос следователя звучал ровно, но в нём чувствовалась напряжённая сосредоточенность. Он понимал: сейчас каждая деталь может оказаться решающей.
Коллега ответил не сразу – видимо, сверялся с базами. Следователь стоял у окна, глядя, как внизу, во дворе, играют дети. Их смех доносился даже сквозь стекло, и это казалось какой то злой насмешкой судьбы: где то есть счастливые семьи, а здесь – лишь осколки разбитой жизни.
– Есть кое что, – наконец раздался голос в трубке. – У Татьяны Яровой было условное наказание за неисполнение родительских обязанностей. Три года назад. Плюс несколько обращений в полицию от соседей – жалобы на шум, угрозы, странное поведение. А ещё… – коллега сделал паузу, – три госпитализации в психоневрологический диспансер за последние полтора года. Диагноз не указан, но судя по всему, дело там серьёзное.
Следователь закрыл глаза, переваривая услышанное. Всё вставало на свои места.
– Спасибо. Пришли мне всё, что есть. И ещё… свяжись с врачами, узнай, состоит ли она на учёте, получает ли лечение.
Положив трубку, он ещё несколько минут стоял неподвижно, обдумывая дальнейшие действия. Теперь картина была ясна: у Татьяны не похищали ребёнка – она стала жертвой собственной боли и безумия. Её сознание, не выдержав утраты, создало альтернативную реальность, в которой дочь жива, а значит, её можно найти, спасти, вернуть.
Он спустился вниз, сел в машину и набрал номер дежурной части.
– Это капитан Юртайкин. Нужно организовать выезд бригады психиатров по адресу… – он продиктовал адрес отдела. – Ситуация экстренная. Женщина, 35 лет. Есть риск для неё самой и окружающих.
Выслушав подтверждение, он отключился и посмотрел на часы. Время будто замедлило ход – каждая минута казалась вечностью. Он знал: сейчас самое важное – не допустить новой трагедии.
“Что ж, гражданке Яровой нужна помощь специалистов, – подумал он, заводя машину. – И, похоже, нужна давно. И они ей эту помощь окажут…”