Люба стояла на кухне, аккуратно разрезая ножом еще теплый домашний хлебушек.
Это был один из тех редких вечеров, когда все шло по плану: работа закончена, ребенок-дошкольник Миша уснул, не устроив традиционного капризного представления, а на плите тихо томился суп, обещая сытый и спокойный ужин.
Из гостиной доносился ровный голос дикторов из телевизора, где муж Руслан смотрел новости.
Он вошел на кухню, привлеченный запахом душистого хлеба и супа, который Люба только что доварила.
— Спокойный сегодня выдался вечер, — протянул он, сладко зевнув. — Просто подарок.
— Тсс, — с улыбкой сделала ему знак Люба. — Не сглазь.
Супруги устроились на кухонном диване, наслаждаясь минутой затишья. И в этот самый момент, как по какому-то зловещему закону подлости, зазвонил телефон Руслана.
На экране всплыло фото — улыбающаяся Аделия Тимуровна. Руслан встрепенулся, но взгляд его был скорее недоуменным, чем радостным.
— Мама? Что-то случилось? — спросил он, поднеся трубку к уху.
Люба увидела, как его брови поползли вверх, а на лице застыла маска вежливого недоумения.
— Да, мама, я тебя слушаю… Нет, все в порядке, Миша спит… А что? — он замолчал, и Люба смогла расслышать лишь неразборчивое бормотание из трубки, но по тону поняла, что он был обиженным. — С днем имени? А… мы… — Руслан растерянно посмотрел на жену, ища поддержку. — Мам, но ты же сама всегда говорила, что это ерунда, суеверия старые, и чтобы мы не забивали голову подобной чепухой.
Бормотание в трубке усилилось, превратившись во внятный, полный укора монолог. Руслан убрал трубку от уха.
— Хорошо, мама, я понял… Извини, мы не подумали… Да, конечно… Хорошо. До свидания.
Он положил телефон на стол с таким видом, будто это была раскаленная сковорода.
— Ну что? — тихо спросила Люба, хотя по лицу мужа все и так уже было ясно.
— Обиделась всем сердцем, всей душой. Как мы посмели не поздравить ее с днем ангела. Говорит, она сидела весь день, ждала звонка, а мы… мы про нее забыли и предали.
— Но… Руслан, ты же ей напомнил? — Люба не могла поверить в услышанное. — Она же буквально на прошлой неделе, когда мы поздравили тетю Катю, фыркнула и сказала: “Охота вам с такой ерундой возиться. Я в своей жизни ни разу не отмечала и вам не советую”. Я это слово в слово помню!
Руслан тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.
— Напомнил. Она сказала, что это не имеет значения и что тогда она просто скромничала, а мы, ее родная семья, должны были проявить внимание и настоять на своем. Что, мол, “я всегда вам говорю — не грузите меня подарками”, а вы и рады, снимаете с себя ответственность. Знаешь, это ее классика.
— Что будем делать? — спросила Люба. — Звонить и мчаться с цветами?
— Сейчас? Нет, — Руслан покачал головой. — Мама сказала, что устала и ложится спать и что нам не стоит беспокоиться, потому что она уже со всем смирилась. Ты же понимаешь, что это значит?
Люба понимала. Это означало неделю, а то и две, взвешенного в воздухе недовольства, кратких односложных ответов в мессенджерах, вздохов при встрече и прозрачных намеков на черную неблагодарность.
*****
История этой обиды имела глубокие корни. На следующий день, за завтраком, Руслан, нахмурившись, попытался восстановить хронологию.
— Понимаешь, Люб, это ведь не первый раз. Помнишь, лет пять назад, мы купили ей на день рождения эту супер-пупер кофеварку?
— Как же, — кивнула Люба. — Она тогда сказала: “Зачем вы тратитесь на такие дорогие вещи? У меня старая прекрасно работает. Выбросили деньги на ветер”. А через месяц в разговоре с соседкой я слышала, как она хвасталась: “Детишки порадовали, не ожидала такой роскоши”.
— Вот-вот, — Руслан отпил кофе. — Или история с поездкой на море. Мы ей билеты, путевку в санаторий… Она: “Ой, зачем? Я и тут отлично отдохну, неудобно вас обременять”. Мы уговаривали, чуть ли не силком засунули в самолет. Вернулась — в восторге, всем рассказывала, какие у нее заботливые дети. А на следующий год мы, думая сделать приятно, снова предложили… Та же песня: “Нет-нет-нет, не надо меня силком тащить, если бы хотела, сама бы попросила”. Мы, дураки, и не повезли. Результат — обида на полгода: “Вам лишь бы от меня отделаться, откупиться путевкой”.
Люба слушала и чувствовала знакомое ощущение бессилия. Аделия Тимуровна создавала сложнейший лабиринт, в котором правильные ходы постоянно менялись местами.
Ты должен был угадать ее истинное желание, скрытое под слоем показного отказа, и настоять на своем.
Если ты принимал ее слова за чистую монету — ты плохой, невнимательный. Если настаивал слишком сильно — ты бестактный, не слышишь ее. Выиграть в этой игре было невозможно.
— Получается, ее “не надо” всегда означает “надо”, но вы должны догадаться сами и проявить инициативу”? — с горечью заключила Люба.
— Не всегда, — вздохнул Руслан. — Иногда “не надо”, действительно, означает “не надо”. Проблема в том, что понять, когда и что, никто, кроме нее самой, не в состоянии.
*****
Прошло три дня. Напряжение росло. В их общем чате с Аделией Тимуровной воцарилась тишина, что было тревожным знаком.
Обычно она скидывала там смешные видео с котиками, рецепты тортов или новости о далеких знакомых. Теперь же чат был пуст, будто вымер.
Руслан попытался было скинуть фотографию Миши, строящего башню из кубиков.
Ответ пришел через час: “Спасибо. Красивый”. И все: ни смайлика, ни уточняющего вопроса, лишь ледяная вежливость.
— Может, просто купить огромный букет, торт ее любимый и приехать? — предложила мужу Дюба. — Извиниться, сказать, что засуетились и забыли.
— А мы не забыли, — уперся Руслан. — Мы сознательно не поздравили, потому что она сама нас к этому приучила. Я не хочу извиняться за то, в чем не виноват. Это же абсурд!
— Абсурд, — согласилась Люба. — Но мы живем внутри этого абсурда. И чем дольше это тянется, тем хуже будет. Ты же ее знаешь.
Руслан знал. Он помнил, как в детстве она могла неделю не разговаривать с отцом из-за какой-нибудь мелочи, в которой он, по ее мнению, был не прав.
И та тишина в доме была хуже любого крика. В пятницу вечером Люба не выдержала и набрала номер Аделии Тимуровны сама. Та ответила не сразу.
— Алло? — голос женщины был ровным, безэмоциональным.
— Аделия Тимуровна, здравствуйте, это Люба.
— Здравствуй, Любовь. Что случилось? Миша здоров?
— Все хорошо, все в порядке. Мы просто… мы хотели пригласить вас к нам в гости в воскресенье. Испечем пирог, посидим.
— В воскресенье? Нет, у меня планы, — ответ последовал мгновенно.
Планы, как знала Люба, заключались в просмотре сериала и разгадывании кроссворда.
— А в субботу?
— В субботу тоже занята. Не беспокойтесь обо мне. Живу себе потихоньку.
Люба почувствовала, как по спине побежали мурашки. Это было именно то “не беспокойтесь”, которое означало “я одна в этом жестоком мире, а всем на меня наплевать”.
— Аделия Тимуровна, мы знаем, что вы расстроены из-за дня имени. Простите нас, мы…
— Что вы, что вы! — голос свекрови внезапно стал сладким и ядовитым. — Какие пустяки. Я уже и не помню. У вас своя жизнь, полная забот, ка уж тут до какой-то старухи дела. Я все понимаю.
Разговор зашел в тупик. Люба, почувствовав себя совершенно разбитой, попрощалась и положила трубку.
*****
Кульминация наступила в субботу днем. Руслан, мучимый чувством вины и раздражением, поехал к матери один, без предупреждения.
Он позвонил в дверь ее квартиры. Дверь открылась не сразу. Аделия Тимуровна стояла на пороге в домашнем халате. Волосы ее были убраны назад, но лицо казалось уставшим и неприветливым.
— Сынок? А что ты так неожиданно? — произнесла она, отступив, чтобы впустить его.
— Навестить приехал, — коротко сказал Руслан, пройдя в гостиную.
В квартире царил идеальный порядок, и пахло яблочным пирогом. На комоде в рамке стояли их с Любой свадебные фото, рядом — десятки фотографий Миши.
— Мама, давай поговорим начистоту, — начал Руслан, присев в кресло. — Ты обижена на нас за то, что мы не поздравили тебя с днем имени.
— Я уже сказала Любе, что это ерунда, — Аделия Тимуровна присела на диван, скрестив руки на груди. — Не стоит придавать этому значения.
— Но ты придаешь! — не выдержал Руслан. — Ты не звонишь, в чате молчишь, на приглашения отвечаешь отказом. Мы чувствуем, что провинились. Но я не понимаю, в чем именно наша вина. Ты же сама, годами, твердила, что не признаешь именин, что это неважно. Мы тебя услышали. Мы уважали твою позицию. И теперь оказывается, что мы были не правы? Где тут логика?
Аделия Тимуровна посмотрела в окно, и ее губы стали невольно подрагивать.
— Логика… — она тихо произнесла. — Какая тут логика, Руслан? Я же мать. Мне хочется иногда, чтобы обо мне просто вспомнили без подсказок и нравоучений. Чтобы позвонили и сказали: “Мама, мы тебя любим, с праздником тебя”. Да мне все равно, с каким! С днем ангела, с днем весеннего равноденствия! Просто… чтобы внимание было.
— Но разве наше внимание должно измеряться только в поздравлениях с праздниками, которые ты сама же отрицаешь? — мягко спросил Руслан. — Мы тебе звоним, приезжаем, помогаем, Мишу привозим. Разве этого мало?
— Это много, сынок, это очень много, — она обернулась к нему, и он увидел в ее глазах настоящую грусть. — Но иногда… иногда кажется, что вы это делаете потому, что так надо, по долгу. А вот такое, простое, человеческое “поздравляю”… оно идет от сердца. А вы… вы меня в свое время так хорошо отучили от этих “глупостей”, что я и правда перестала ждать. А внутри… внутри все равно ждешь.
— Мам, — сказал он тихо. — Мы не умеем читать мысли. Если ты хочешь, чтобы мы тебя поздравляли, просто скажи нам об этом. Прямо. Не “ой, не надо мне этой ерунды”, а “ребята, я буду рада, если вы вспомните”. Мы же не враги.
Аделия Тимуровна медленно вытерла ладонью уголок глаза.
— Говорить об этом… это же так неловко. Кажется, что сама напрашиваюсь на ласку.
— Но играть в угадайку — еще хуже, поверь мне, — Руслан подсел к ней на диван и обнял за плечи. — Давай договоримся. Мы будем тебя поздравлять со всеми праздниками, даже с днем ангела. А ты будешь принимать это и говорить “спасибо”, без всяких “ой, не надо”. Договорились?
Аделия Тимуровна пару секунд помолчала, а затем кивнула, и на ее губах дрогнула слабая улыбка.
— Договорились, сынок. Прости старую дуру.
— Ничего ты не дура. Просто все усложняешь, — улыбнулся в ответ Руслан.
*****
Вечером того же дня Руслан вернулся домой задумчивый, но спокойный. Он пересказал Любе весь разговор.
— Понимаешь, — сказал он, — я, кажется, начал что-то понимать. Для нее это не про праздник, а про символическое подтверждение того, что она нам нужна и что мы о ней помним без ее напоминаний. А так как мы не телепаты, она придумала этот сложный ритуал: она отказывается, а мы должны настоять и тем самым доказать свою любовь.
— Это очень утомительно, — вздохнула Люба.
— Не спорю, но, возможно, теперь, после нашего разговора, станет полегче. Мы будем поздравлять, а она — принимать.
Они сидели в той же кухне, где все и началось. Тишина снова была с ними, но на этот раз она не была зыбкой. Она была мирной.
— Знаешь что? — сказала Люба. — Я все-таки испеку тот пирог, и мы пригласим ее к нам в следующую субботу.
— Хорошая идея, — согласился Руслан.
Он взял телефон и написал в чат с матерью: “Мама, Люба хочет испечь яблочный пирог, твой любимый. Приезжай в субботу, будем пить чай. Очень ждем”.
Ответ пришел почти мгновенно. Не холодное “спасибо”, а теплое, живое сообщение: “Хорошо, сыночек, с большим удовольствием. Целую вас обоих. Передай Любе огромное спасибо”.
Руслан показал экран телефона жене, и она довольно улыбнулась. Неловкое напряжение было разрешено, чему Люба была несказанно рада.