Марина толкнула дверь плечом, в руках — два тяжёлых пакета с продуктами. День наконец-то выдался удачным: отпустили пораньше, успела в магазин без очередей.
Но, переступив порог, она насторожилась — в квартире стояла подозрительная тишина. Ни смеха, ни звуков детских шагов.
И вдруг — знакомый запах борща. Того самого, что она варила в воскресенье, чтобы хватило на неделю.
Марина прошла на кухню — и застыла.
Андрей, её бывший муж, стоял у открытого холодильника, в старых спортивных штанах, с тарелкой в руке. Ел прямо из кастрюли, не снимая крышку.
На столе — пустая упаковка сыра, крошки пирога, неровно нарезанный хлеб.
Он даже не обернулся, спокойно проглотил ложку борща и сказал:
— Ну, я пока с Тимкой сидел, перекусил чуть-чуть.
Марина молчала. Только смотрела, как он доедает их ужин — неторопливо, с аппетитом, будто всё это по праву его.
В груди поднималось раздражение, но голос так и не сорвался.
Она лишь выдохнула и тихо закрыла за собой дверь кухни.
***
Марине Сергеевне Крыловой было тридцать пять, и последние два года она жила с ощущением, что наконец-то может дышать свободно.
Развод с Андреем прошёл на удивление мирно — без скандалов, делёжки имущества и взаимных обвинений. Просто устали друг от друга, разошлись, как в море корабли.
Квартира осталась ей — двушка в спальном районе, доставшаяся в наследство от бабушки. Андрей переехал к матери, благо та жила в соседнем квартале.
Договорились полюбовно: он приходит к Тимофею два раза в неделю — по вторникам и пятницам, пока Марина на работе. Забирает из школы, делает с ним уроки, играет. Алименты платит исправно, претензий друг к другу вроде бы нет.
Первые месяцы всё шло гладко. Андрей приходил ровно к двум, когда заканчивались уроки у Тимки, и уходил к семи, когда Марина возвращалась из своей бухгалтерии.
Иногда они даже перекидывались парой фраз о сыне — как учится, не болеет ли, нужно ли что-то купить.
— Тимка молодец, пятёрку по математике получил, — говорил Андрей, открывая дверь.
— Я видела в дневнике, — кивала Марина. — Спасибо, что позанимался.
— Да что там, мне не сложно. Кстати, у тебя тут суп классный был… я немного поел, чтоб не пропал.
— Ага, — сухо отвечала она, уже понимая, что кастрюля будет наполовину пуста.
Поначалу она не обращала внимания. Но постепенно Андрей начал обживаться.
Сначала это были мелочи — включённый телевизор на спортивном канале, брошенные под диван носки, пустая кружка на журнальном столике.
Марина списывала это на мужскую забывчивость и молча убирала, вздыхая.
— Андрей, ты бы хоть кружку в раковину ставил, — однажды сказала она, не выдержав.
— А что такого, я же всё равно вернусь через два дня, — ответил он с ленивой улыбкой. — Не чужой ведь.
Марина промолчала.
Потом начались набеги на холодильник. Сначала робкие — стакан молока, пара бутербродов.
Затем смелее — тарелка супа, котлета из Тимкиной порции, половина салата.
— Андрей, ты хоть ребёнку оставляй, — заметила она однажды.
— Так я ж не всё, — невозмутимо пожал он плечами. — Тимка же всё равно вечером макароны ест, не пропадёт.
А однажды, придя домой, Марина обнаружила Андрея, уплетающего её фирменную курицу в сметанном соусе прямо со сковороды.
Он стоял у плиты, в одной руке — вилка, в другой — кусок хлеба, и выглядел вполне довольным жизнью.
На столе — пустая миска из-под салата, рядом крошки и смятые салфетки.
— Андрей! — воскликнула она, даже не веря своим глазам. — Это же я ужин готовила!
Он обернулся и, не чувствуя вины, усмехнулся:
— Ну ты ж не против? Я же с Тимкой весь день, проголодался.
— Мог бы хотя бы спросить, — с трудом сдержала она раздражение.
— Да чего тут спрашивать, — хмыкнул он, облизывая вилку. — У тебя готовка вкуснее, чем у мамы. Может, зря мы развелись? Обратно сойдёмся?
Марина молча отвернулась, чтобы он не увидел, как она закусила губу.
— Тимофей, иди-ка покажи мне тетради, — позвала она сына, стараясь не смотреть на Андрея.
Но внутри всё клокотало. Каждый визит бывшего мужа оборачивался для неё горой грязной посуды и опустевшими полками холодильника.
Продукты исчезали с катастрофической скоростью — она едва успевала докупать.
Иногда, стоя у кассы с полным пакетом, Марина думала с усталой иронией:
«Хорошо хоть алименты платит. Только они все — обратно в суповую кастрюлю уходят».
***
В тот четверг Марина вернулась домой совершенно разбитой. Квартальный отчёт, проверка налоговой, истерика начальства — всё свалилось в один день. Голова раскалывалась, ноги гудели от беготни по кабинетам. Единственное, о чём она мечтала — это горячий душ и тарелка вчерашнего рагу.
Но холодильник встретил её пустотой. Контейнер с рагу отсутствовал. Мясо, которое она разморозила на завтра — тоже. Сыр, купленный Тимке на завтраки, съеден подчистую. Даже фруктовые йогурты сына исчезли — остались только пустые стаканчики в мусорном ведре.
На плите громоздилась грязная кастрюля с остатками макарон. На столе — тарелка с недоеденными макаронами, заляпанная кетчупом. Хлебница пуста.
— Мам, а папа сказал, что у тебя всё равно много еды, — беззаботно сообщил Тимка, выглянув из своей комнаты. — И что ты не обеднеешь.
Марина медленно опустилась на табуретку. Злость, копившаяся месяцами, вдруг схлынула, оставив после себя только усталость и какое-то глухое отчаяние. Она смотрела на пустой холодильник и понимала — так больше продолжаться не может.
Вечером, уложив Тимку спать и кое-как соорудив ужин из найденной в морозилке пачки пельменей, Марина набрала номер Оксаны Петровны. Соседка-пенсионерка жила этажом выше и часто выручала, присматривая за Тимкой.
— Оксана Петровна, я уже не знаю, что делать, — выпалила Марина, едва услышав в трубке знакомый голос. — Андрей совсем обнаглел. Приходит к сыну и выедает всё подчистую!
Она выложила всё — и про исчезающие продукты, и про грязную посуду, и про сегодняшний пустой холодильник. Оксана Петровна слушала молча, лишь изредка хмыкая.
— Марина, деточка, — наконец сказала она. — С мужчинами надо действовать тонко. Мужчина как кот: не кормишь — не ходит. Понимаешь, о чём я?
Марина задумалась. И вдруг её осенило.
***
Субботним вечером Марина отправилась в магазин. Тимка остался дома смотреть мультики — благо, в его возрасте уже можно было оставить одного на час-другой. Она загрузила тележку под завязку: мясо, рыба, овощи, фрукты, молочные продукты, сладости для сына. У кассирши даже брови поползли вверх от размера чека.
Дома Марина действовала по заранее продуманному плану. Все купленные продукты она аккуратно упаковала и отнесла на балкон. Там, на утеплённой лоджии, стоял старенький морозильный ларь — остался ещё от прежних хозяев. Марина давно собиралась его выбросить, но руки не доходили. Теперь же он оказался как нельзя кстати.
В основном холодильнике Марина оставила жалкие остатки былого изобилия: кастрюлю с безвкусной перловкой, которую специально сварила без соли и масла, банку томатной пасты, полбанки горчицы и пару яиц.
Во вторник Марина ушла на работу как обычно, но через два часа вернулась под предлогом забытых документов. На самом деле ей не терпелось увидеть реакцию бывшего мужа на «продуктовый кризис».
Она тихо открыла дверь своим ключом и прокралась к кухне. Картина, представшая её взору, стоила всех усилий.
Андрей растерянно стоял у распахнутого холодильника с ложкой в руке. В другой руке он держал открытую банку томатной пасты и морщился, видимо, попробовав её есть в чистом виде. На столе стояла тарелка с нетронутой перловкой — серой, склизкой массой, которая выглядела максимально неаппетитно. Из комнаты доносился скучающий голос Тимки:
— Пап, ты скоро? Мы же собирались в конструктор играть!
— Сейчас, сынок, сейчас, — отозвался Андрей и повернулся к холодильнику спиной, заметив Марину. — У вас тут… как-то пустовато. Ты что, не покупаешь теперь еду?
Марина изобразила усталый вздох:
— Да кризис, Андрей. Зарплату задерживают, денег едва хватает на коммуналку и ребёнка. Приходится экономить.
Он замялся, переминаясь с ноги на ногу, потом оглядел пустые полки ещё раз:
— Ну, я тогда пойду. Поем дома. Тимка, собирайся, пойдём к бабушке!
— Конечно, — кивнула Марина. — Поешь дома.
Впервые за долгое время она не чувствовала злости. Только лёгкое удовлетворение от удавшегося плана и долгожданное облегчение.
***
Прошла неделя. В пятницу Андрей снова пришёл, но теперь вёл себя совершенно иначе. Сначала осторожно заглянул на кухню, потом неуверенно спросил:
— У тебя, надеюсь, сегодня что-то поесть есть?
Марина пожала плечами, продолжая складывать документы в папку:
— То же, что и в прошлый раз. Перловка осталась, правда, уже несвежая немного.
Андрей поморщился, но из вежливости взял тарелку и набрал немного каши. Марина услужливо протянула ему томатную пасту:
— Вот, добавь, так вкуснее будет. Я всегда так ем.
Он послушно добавил ложку пасты, размешал, попробовал. Лицо его исказилось гримасой отвращения, но он стоически прожевал и тихо положил вилку.
— Знаешь что, — сказал он после паузы, — я, наверное, куплю что-нибудь по дороге. Не хочу у тебя всё съедать, раз такие трудности.
— Да ладно, ешь, если хочешь, — Марина старательно изображала равнодушие. — Просто я сейчас редко готовлю. Работаю допоздна, сил не остаётся.
— Не-не, — замахал руками Андрей, — неудобно как-то… Ты и так одна ребёнка тянешь.
Это был переломный момент. Впервые за два года он почувствовал себя не хозяином, вольно распоряжающимся содержимым холодильника, а нахлебником, объедающим женщину с ребёнком.
Уходя, Андрей замялся в дверях:
— Слушай, может, тебе что-нибудь купить на завтра? Хлеб там, молоко Тимке?
— Спасибо, у меня всё есть, — спокойно ответила Марина.
С того дня всё изменилось. Андрей начал приносить еду с собой — контейнеры с домашней едой от мамы, булочки из пекарни, фрукты для сына. Сам ставил чайник, сам мыл за собой посуду. Даже носки перестал разбрасывать.
***
Прошёл месяц. Марина уже вернула продукты из балконного схрона в основной холодильник, но Андрей по инерции продолжал приносить еду с собой и вести себя как гость, а не как хозяин.
Однажды вечером, вернувшись с работы, Марина обнаружила на кухонном столе аккуратный пакет с надписью «Для Тимки». Внутри были яблоки, бананы, пакет сока и большая шоколадка — та самая, швейцарская, которую Тимка обожал, но которую Марина покупала только по праздникам.
Рядом с пакетом лежала записка, написанная знакомым корявым почерком Андрея: «Не обижайся за прошлое. Понял, что вёл себя как свинья. Исправляюсь. А.»
Марина невольно улыбнулась. Обиды не было уже давно — только усталость.
Вечером она позвонила Оксане Петровне поделиться новостями.
— Представляете, принёс извинения! И продукты для Тимки оставил. Теперь каждый раз что-нибудь приносит.
Оксана Петровна рассмеялась в трубку:
— Ну вот, я же говорила! Кот не ест там, где пусто, зато приносит добычу туда, где уютно. Мужчины — те же коты, только крупнее.
— Знаете, что самое удивительное? — задумчиво сказала Марина. — Я ведь не кричала, не скандалила, даже разговора серьёзного не было. Просто показала, что это мой дом, а не бесплатная столовая.
— Вот в этом и мудрость женская, милая. Не скандалом берём, а хитростью да терпением.
Марина посмотрела на сына, увлечённо собирающего новый конструктор — подарок от папы «просто так», и почувствовала, что наконец в доме воцарился настоящий покой.