— Опять ты за своими игрушками, Нина. Лучше бы делом занялась.
Голос мужа, Анатолия, ворвался в мою маленькую мастерскую без стука, как и всегда. Он остановился на пороге, массивный, пропахший машинным маслом и успехом.
Его сеть автомастерских была его гордостью, его миром. А мой мир, умещавшийся на одном столе, он презирал.
— Я и занимаюсь делом, Толя, — ответила я, не оборачиваясь. Пальцы аккуратно пришивали крошечную пуговицу к бархатному платью фарфоровой балерины. — Это не игрушки.
— Да неужели? — он хмыкнул, проходя вглубь комнаты. — А что же это? Произведения искусства? Не смеши меня.
Он взял в руки готовую куклу — рыжеволосую девочку в костюме авиатора, с очками на лбу и картой в кожаной сумке через плечо. Повертел ее с таким видом, будто оценивал новую запчасть для автомобиля.
— Сколько ты на нее потратила? На эти тряпочки, волосы эти…
— Это не тряпочки, а итальянский шелк. А волосы — натуральная ангорская коза.
— Вот именно! — его голос стал громче. — Деньги на ветер! У меня сейчас каждая копейка на счету, я хочу еще один сервис в центре открывать, а ты спускаешь все на это… баловство.
Я молчала. Что я могла ему сказать? Что каждая такая кукла — это не потраченные деньги, а спасенные нервы?
Что когда он ночами пропадал на своих «объектах», я не сходила с ума от одиночества, а создавала эти маленькие жизни?
Что когда-то я мечтала стать художником-постановщиком в театре, но эта мечта была похоронена под пеленками, борщами и его амбициями.
— Слушай, у меня предложение, — Анатолий поставил куклу на стол, чуть качнув ее. — Давай ты прекратишь эту ерунду.
Хотя бы на полгода. Все деньги, что ты тратишь на своих кукол, — вложим в дело. В мое дело. А я тебе потом, так и быть, куплю шубу.
Он говорил это так, будто предлагал мне величайшую милость. Будто его «дело» было единственным, что имело значение в нашей семье. А мое увлечение — так, блажь, которую он до этого момента милостиво терпел.
— Мое хобби — это не просто траты, — я все-таки повернулась к нему. В его глазах было лишь деловое раздражение. Ни капли понимания. — Оно для меня важно.
— Важно? — он искренне удивился. — Нина, тебе пятьдесят пять лет. Какие куклы? Это занятие для скучающих пенсионерок, у которых нет других забот. А у нас есть. У нас бизнес.
Он произнес это так просто и буднично, будто констатировал факт. И в этой простоте было столько унижения.
Вся моя жизнь, все мои бессонные ночи, вся радость, которую я получала от своего творчества, — все это было для него лишь ерундой.
Я посмотрела на своих кукол, выстроившихся на полках. Они смотрели на меня своими стеклянными глазами.
В них было больше жизни и понимания, чем сейчас в глазах мужчины, с которым я прожила тридцать лет.
— Я подумаю, — тихо сказала я, лишь бы он ушел.
— Вот и отлично, — он удовлетворенно кивнул и вышел, оставив за собой шлейф дорогого парфюма и моей подавленной обиды.
Я взяла в руки балерину. Ее фарфоровое лицо было бесстрастным. Но мне казалось, что она все понимает.
Я действительно пыталась. Вечером, когда он вернулся в лучшем настроении, я подошла к нему с ноутбуком.
— Толя, посмотри, пожалуйста.
На экране была открыта страница известной онлайн-галереи, где мастера со всего мира продавали свои работы.
Цены на авторских кукол, похожих на моих, заставляли задержать дыхание.
Он мельком взглянул на экран поверх своих очков для чтения.
— И что? Ты думаешь, твоих… персонажей кто-то купит за такие деньги? Нина, не будь наивной. Это бизнес, тут нужны связи, имя. А ты просто домохозяйка.
Слово «просто» ударило наотмашь. Я была не просто домохозяйкой. Я вела всю бухгалтерию его фирмы первые десять лет, пока он не смог нанять штат.
Я воспитывала детей, пока он строил свою империю. Но все это стерлось из его памяти.
— Но можно же попробовать? — я не сдавалась. — Я ничего не прошу. Просто не мешай мне. Может, это станет не расходом, а доходом.
— Доходом? — он рассмеялся. Громко, беззлобно, но от этого еще обиднее. — Нинуль, мы строим серьезное дело.
Я веду переговоры с немцами о поставке оборудования. А ты мне предлагаешь вкладываться в… кружок «умелые руки». Ты же понимаешь, что это несопоставимо?
Я понимала. Я должна была понимать. Он снова выставлял меня инфантильной дурочкой, которая не видит разницы между настоящим мужским делом и женскими причудами.
На следующий день позвонила дочь. Катя жила в другой стране, и наши разговоры были для меня отдушиной.
— …а мама Леши, представляешь, печет торты на заказ. Начала для себя, а теперь у нее очередь на три месяца вперед!
Такой бизнес раскрутила, сама в шоке. Говорит, главное — найти свою фишку. Пап, как всегда, не верит?
Последний вопрос она задала тише. Она все знала.
— Как всегда, — вздохнула я.
— Мам, а ты забей. Делай для себя. Он никогда не изменится.
Ее слова упали на подготовленную почву. Фишка. У меня была фишка. Мои куклы не были безликими красавицами.
Каждая имела характер, историю, профессию. Я создавала миры.
Вечером к нам заехал старый друг и партнер Анатолия, Виктор. Они сидели на кухне, обсуждая свои дела. Я подала им ужин и уже собиралась уйти, но муж остановил меня.
— Подожди, Нина. Покажи Виктору свое сокровище. А то он не верит, что у меня жена — бизнес-леди.
В его голосе плескался сарказм. Я замерла.
— Толя, не надо.
— Да ладно тебе, не стесняйся! — он подмигнул Виктору, который смотрел на меня с недоумением. — Принеси свою лучшую… модель.
Под их взглядами я пошла в мастерскую. Руки сами взяли авиаторшу — мою любимицу. Я вернулась на кухню.
Анатолий взял у меня из рук куклу и протянул ее Виктору.
— Смотри. Итальянский шелк, натуральная коза. Скоро будем на биржу выходить, — он хохотнул. — Нина считает, что это может приносить доход. Как тебе инвестиционная идея?
Виктор, человек приземленный и прямой, повертел куклу и вернул ее мне.
— Красиво, конечно. Как сувенир. Дочке моей такое нравится. Но бизнес… Толя, не забивай жене голову. Пусть занимается, раз ей в радость.
И эта фраза — «пусть занимается» — стала последним гвоздем. Они решили за меня.
Разрешили мне играть в мои игрушки, как ребенку разрешают ковыряться в песочнице, пока взрослые решают серьезные вопросы.
Я ничего не ответила. Просто унесла куклу обратно в мастерскую. Поставила ее на полку и долго смотрела в ее нарисованные глаза.
Раздражение внутри меня сгущалось, превращаясь во что-то твердое и холодное. Я больше не чувствовала себя слабой. Я чувствовала глухую, тихую ярость.
Эта ярость не выплеснулась в крике. Она превратилась в лед. Я перестала с ним спорить. Я просто работала.
Днем, пока его не было, и до глубокой ночи, когда он уже спал. Я создавала новых кукол: врача-хирурга с усталыми глазами, скрипачку с тонкими пальцами, старого библиотекаря в потертом жилете. Моя коллекция росла.
Анатолий этого почти не замечал, поглощенный своим большим контрактом с немцами. Он был на пике, и все, что не касалось его успеха, было для него белым шумом.
Развязка наступила в день его триумфа.
Он подписал контракт. Вечером у нас был ужин с немецкими партнерами, Шмидтом и его женой.
Анатолий был само обаяние. Он шутил, разливал вино и рассказывал, как с нуля построил свою компанию.
В конце вечера, когда все уже были расслаблены, он вдруг сказал:
— Фрау Шмидт, моя жена тоже, своего рода, творец. У нее есть небольшое хобби. Нина, принеси, пожалуйста, ту летчицу. Хочу сделать фрау Эльзе небольшой презент от нашей семьи.
Я застыла с кофейником в руках. Летчицу. Мою первую, мою любимую. Ту, с которой все началось. Он даже не спросил. Он просто распорядился.
— Толя… — прошептала я.
— Неси, неси, — он нетерпеливо махнул рукой. — Не заставляй гостей ждать.
Я пошла в мастерскую. Сердце колотилось где-то в горле. Он не просто отдавал мою вещь.
Он отдавал часть меня. Он показывал этим людям, что мое творчество — это всего лишь склад безделушек, из которого можно взять любую и подарить.
Я вернулась с куклой в руках. Фрау Шмидт восхищенно ахнула.
— Какая прелесть! Это вы сами? Невероятно!
— Да, моя Нина на все руки мастерица, — с покровительственной улыбкой сказал Анатолий, забирая у меня куклу и передавая ее гостье. — Это вам на память о нашей встрече. Маленький сувенир.
Я смотрела, как чужие руки забирают мою авиаторшу. Как мой муж, улыбаясь, обесценивает последнее, что у меня было.
В этот момент что-то щелкнуло. Громко, окончательно. Лед внутри треснул, но из него хлынул не гнев, а абсолютное, звенящее спокойствие.
Все. Хватит.
Я вежливо улыбнулась гостям. Дождалась, когда они уедут. Анатолий вошел в гостиную, довольный собой.
— Ну, видишь? Твои поделки хоть на что-то сгодились. Немка чуть не расплакалась от восторга. Это укрепит наши деловые связи.
Я смотрела на него так, будто видела впервые.
— Ты отдал ее.
— Ой, да ладно тебе. Сделаешь еще одну. У тебя их целый полк.
Он не понимал. И никогда не поймет.
В ту ночь я не легла спать. Я достала свой старый ноутбук, на котором когда-то вела его бухгалтерию. Открыла все папки, все файлы. Я знала его бизнес лучше, чем он думал. Я знала все его слабые места.
Потом я позвонила сыну.
— Паша, привет. Мне нужна твоя помощь. Срочно. Мне нужен сайт. Профессиональный. И страницы во всех соцсетях. И научи меня, как делать хорошие фотографии. Прямо сейчас.
На другом конце провода повисло удивленное молчание.
— Мам? Что случилось?
— Ничего, сынок, — я посмотрела на пустующее место на полке. — Наоборот. Все только начинается.
Паша приехал на следующий же день. Он смотрел на меня серьезно, без лишних вопросов. Мы работали три дня.
Он создавал сайт, а я училась фотографировать своих кукол, писать к ним истории, рассказывать о материалах.
Катя из-за границы нашла нескольких блогеров, пишущих о ручной работе. Я написала им письма. Вежливые, подробные, с хорошими фотографиями.
Ответила одна девушка. Она не была топовым блогером, у нее было всего тысяч десять подписчиков. Она согласилась сделать обзор, если я пришлю ей куклу. Я отправила ей «Хирурга».
Анатолий за этой моей активностью наблюдал с ленивым любопытством.
— Ну что, бизнес-леди, когда первые миллионы? — язвил он за ужином.
Я не отвечала. Я ждала.
Обзор вышел через две недели. Это было не просто видео. Девушка рассказала историю хирурга, которую я написала, восхищалась деталями, говорила о душе, вложенной в работу.
За первые сутки видео набрало пару тысяч просмотров. И я получила первый заказ. На «Скрипачку». От женщины из другого города.
Я помню, как упаковывала эту посылку. Руки дрожали. Это были первые, настоящие деньги. Небольшие, но мои.
Потом был второй заказ. Третий. Сарафанное радио заработало.
Через два месяца обо мне написал местный городской портал в рубрике «Увлеченные люди». После этого заказов стало больше. Мне пришлось завести ежедневник, чтобы записывать очередь.
Анатолий перестал язвить. Он просто игнорировал. Будто моя деятельность была чем-то постыдным, о чем в приличном обществе не говорят.
Настоящий взрыв случился через полгода. Мою куклу-библиотекаря увидела в соцсетях известная писательница и написала об этом пост.
Она сравнила моих кукол с персонажами, которые сошли со страниц книг. За одну ночь на меня подписались десятки тысяч человек.
Мой маленький сайт рухнул от наплыва посетителей. Телефон разрывался.
Вот тогда я арендовала мастерскую и наняла двух помощниц.
Проблемы у Анатолия начались не вдруг.
Они подкрадывались давно. Уверенный в своей непогрешимости, он вложил огромные деньги в тот самый немецкий проект, проигнорировав предупреждения своего же юриста о «непрозрачных пунктах» в договоре. Он считал себя умнее всех.
Момент истины настал, когда я покупала новую машину.
Я приехала в салон, выбрала модель и сказала, что плачу сразу. Менеджер, оформляя документы, спросил, чем я занимаюсь.
— Я делаю кукол, — ответила я.
Он поднял глаза и улыбнулся: «Вы та самая Нина? Моя жена мечтает о вашей „Скрипачке“».
В тот вечер я приехала домой на новом автомобиле. Анатолий вышел из дома, его лицо было серым.
Он как раз вернулся от юристов, которые сообщили ему, что деньги, вложенные в немецкий проект, вернуть невозможно.
Он молча обошел мою машину. Провел рукой по глянцевому боку.
— Красивая. Дорогая, наверное.
— Дороже, чем твоя, — ответила я без злорадства. Просто факт.
Он посмотрел на меня.
И впервые за долгие годы я увидела в его глазах не насмешку, а сложную смесь растерянности и зависти. Будто мир перевернулся, и он не знает, как теперь в нем стоять.
— Как ты… все это? — спросил он тихо.
— Просто делала то, что люблю. То, что ты называл ерундой для пенсионерок.
Мы долго молчали. Дети, когда узнали о его проблемах, сначала хотели злорадствовать, но я попросила их не делать этого. Они позвонили ему и поддержали. Сказали, что гордятся нами обоими.
Вечером он пришел в мою новую, светлую мастерскую. Сел на стул в углу и просто смотрел, как я работаю.
— Прости меня, Нин, — сказал он наконец. Голос был хриплым. — Я был таким… идиотом.
Я думал, что только мой мир — настоящий. А твой оказался… больше.
Я не ответила сразу. Я закончила пришивать крошечный цветок к шляпке новой куклы — садовницы.
Я не чувствовала триумфа. Я чувствовала покой. Мне больше не нужно было его одобрение.
— Я знаю, Толя, — сказала я. — Но теперь у нас два настоящих мира. И, кажется, они могут существовать вместе.
Он кивнул. Я знала, что он не изменится в одночасье. Но что-то в нем сломалось, и на этом месте могло вырасти что-то новое.
Уважение. А мои куклы смотрели на нас со своих полок. Они стоили уже гораздо дороже, чем вся его фирма на пике ее успеха.
Но их настоящая ценность была не в деньгах. Они вернули мне меня саму.