Анна швырнула телефон на журнальный столик и тот скользнул по глянцевой поверхности, едва не упав. В съёмной однушке было тихо, только за окном шумел вечерний город да капала вода из плохо закрытого крана. Она поправила сбившуюся скатерть, села на край дивана и уставилась в пустоту.
“Ты тоже собственница, так что будь добра платить половину коммуналки,” – голос брата всё ещё звенел в ушах.
Тусклый свет настольной лампы выхватывал из полумрака чашку с недопитым чаем, стопку квитанций на краю стола и собственное отражение в тёмном окне – осунувшееся лицо тридцатилетней женщины с горькой складкой у губ.
“Невероятно,” – Анна резко встала, прошлась по комнате. – “Он живёт в родительской квартире один, а я должна оплачивать его счета?”
Пальцы нервно теребили пуговицу на рукаве домашней кофты. В горле стоял ком – смесь обиды, злости и какого-то детского недоумения. Столько лет прошло, а Димка так и не изменился.
***
Анна опустилась обратно на диван и закрыла глаза. Десять лет назад она и представить не могла, что всё обернётся именно так.
Тогда, в двадцать, стоя у закрытого гро ба, она держала за руку четырнадцатилетнего Димку и думала только об одном – как не дать ему попасть в детдом. Ава рия была нелепой: родители возвращались домой, папа не справился с управлением на скользкой дороге. Их не стало.
— Аня, ты молодец, что взяла опеку, — тётя Света наливала чай на кухне в родительской квартире. — Но подумай о своём будущем. Институт бросать нельзя.
— А кто будет за Димой смотреть? — Анна складывала документы в папку дрожащими руками.
— Найдём выход, — туманно отвечала тётя и больше к этой теме не возвращалась.
Выход нашла сама Анна. Бросила третий курс педагогического, устроилась продавцом в магазин, по вечерам подрабатывала уборщицей в офисе. Димка в это время сидел дома, играл в компьютер и огрызался, когда она просила помочь с уборкой.
— Ты мне не мать! — кричал он, хлопая дверью.
— Тогда сам стирай свои вещи! — отвечала Анна, разгребая гору грязного белья.
Соседи жаловались на музыку по ночам. Дважды приезжала поли ция – Димка связался с плохой компанией, начал курить, прогуливать школу. Анна металась между работой, вызовами к директору и бессонными ночами, когда брат не приходил домой.
Когда он наконец поступил в техникум в другом городе, Анна впервые за четыре года выспалась. Они даже начали нормально разговаривать по телефону.
— Спасибо тебе, Ань, — сказал он как-то. — Я понимаю, что был дураком.
Но через год он вернулся – бросил учёбу, снова завис дома. Анна к тому времени встретила Сергея.
— Я не могу больше, — призналась она парню. — Мне нужно пожить для себя.
Съехала к нему, потом поженились. После развода пришлось на полгода вернуться к Димке – снимать жильё было не на что. Он к тому времени жил с Леной, и атмосфера в квартире стала чуть спокойнее.
Но ненадолго.
***
Два года назад Димка женился на Лене, и Анна искренне радовалась – может, наконец-то он остепенится. Когда узнала, что они ждут ребёнка, даже купила детские вещи, отложив деньги с зарплаты.
Но звонки начались уже через месяц после свадьбы.
— Ань, можешь занять до получки? — голос брата звучал виновато. — Лена в декрете, денег совсем нет.
Анна переводила пять тысяч, потом десять. Сама ела дешёвые макароны, откладывая каждую копейку на первоначальный взнос по ипотеке. Копилка на кухонном подоконнике пополнялась медленно, но упорно.
— Димка, я сама еле концы с концами свожу, — говорила она, пересчитывая мятые купюры. — Может, подработку найдёшь?
— Да где её найти с таким образованием, — огрызался он.
Постепенно просьбы превратились в требования. Лена родила, и Димка звонил всё чаще, всё настойчивее.
— Ты же знаешь, что у нас ребёнок, — повышал он голос. — Не можешь помочь родному брату?
А сегодня он перешёл все границы.
— Ты собственница половины квартиры, — выпалил он без предисловий. — Так что будь добра, плати половину коммуналки. Справедливо же!
Анна стояла у окна своей съёмной квартиры, держа телефон, и чувствовала, как что-то ломается внутри. Справедливо? Она с четырнадцати растила его одна, работала на двух работах, не спала ночами, когда он связался с плохой компанией. Бросила институт, по хо ронила свою молодость, а он требует, чтобы она ещё и платила за его коммунальные услуги?
— Димка, ты о чём вообще? — попыталась сохранить спокойствие.
— О том, что пора тебе нести ответственность за свою собственность.
В этот момент до неё дошло: для него она не сестра, не человек, который пожертвовал ради него всем. Она просто ресурс, который должен исправно работать.
***
Анна глубоко вдохнула и произнесла слова, которые сама не ожидала услышать:
— Я не буду платить коммуналку. И знаешь что, Дима? Я продам свою долю.
В трубке повисла тишина. Потом брат взорвался:
— Ты что, совсем сду рела? Это же квартира наших родителей! Память о них!
Анна прошлась по комнате, поправляя подушки на диване. Руки дрожали, но голос был твёрдым:
— Память о родителях у меня в сердце, а не в квартире. Слушай варианты: либо продаём всю квартиру и делим деньги поровну, либо ты выкупаешь мою долю.
— Да откуда у меня такие деньги? — закричал Димка. — У меня жена, ребёнок!
— Тогда продажа целиком.
— Я не дам тебе продать!
Анна остановилась у окна, прижав телефон к уху. За стеклом мигали огни реклам, торопились прохожие. Обычный вечер, а для неё — переломный момент.
— Дима, я даю тебе полгода на размышления, — сказала она неожиданно спокойно. — Решай: либо находишь деньги на выкуп, либо соглашаешься на продажу. Третьего не дано.
— Анька, ты не можешь так со мной! Я же твой брат!
— Именно поэтому даю время подумать.
Она положила трубку и выключила телефон. Первый раз в жизни она поставила точку в разговоре с Димкой. Первый раз не стала выслушивать его крики и упрёки.
В квартире стало очень тихо. И как-то по-новому просторно.
***
Анна села на кухне с чашкой горячего чая и впервые за много лет почувствовала странное спокойствие. Телефон лежал выключенным на столе, и это не вызывало тревоги. Наоборот – освобождало.
Она смотрела на свои руки, обхватившие тёплую керамику. Эти руки стирали Димкины вещи, когда ему было четырнадцать. Готовили ему обеды в школу, зарабатывали деньги на его карманные расходы, утирали его слёзы после драк.
— Я его вырастила, — произнесла она вслух в пустую кухню.
Слова прозвучали не с горечью, а с каким-то удивлением. Да, она пожертвовала своей молодостью, учёбой, мечтами. И он вырос. Женился, стал отцом. Теперь у него своя семья, своя ответственность.
Анна встала, подошла к окну и открыла форточку. Прохладный воздух коснулся лица, и она глубоко вдохнула. Впервые за тридцать лет она не чувствовала вины за то, что думает о себе. Не ощущала обязанности спасать, помогать, тянуть на себе чужие проблемы.
Где-то в груди, там, где годами жил тугой узел ответственности за брата, теперь была лёгкость. Она была свободна.
— Хватит, — шепнула Анна и улыбнулась своему отражению в стекле. — Теперь я живу для себя.
***
Полгода прошли в тишине. Димка не звонил, не писал, словно провалился в землю. Анна несколько раз брала телефон в руки, набирала его номер, но каждый раз клала трубку, не дождавшись гудков.
В понедельник она сидела в нотариальной конторе, подписывая документы на продажу доли. Нотариус, пожилая женщина в строгих очках, методично переворачивала страницы.
— Брат не воспользовался правом первоочередного выкупа? — уточнила она.
— Нет, — коротко ответила Анна.
Покупатель нашёлся быстро — молодая семья с ребёнком. Они готовы были въехать уже через месяц.
Димка позвонил только тогда, когда Лена узнала о продаже от соседки.
— Ты что наделала? — голос дрожал от ярости. — К нам в квартиру будут чужие люди ходить!
Анна спокойно пила кофе, стоя у окна новой студии, которую сняла на время оформления ипотеки.
— У тебя было полгода, — сказала она. — Полгода тишины с твоей стороны.
— Но я же не думал, что ты серьёзно!
— Теперь знаешь.
Она повесила трубку и села подписывать ипотечные документы. Тридцать квадратных метров, но своих. Без прошлого, без обид, без чужой неблагодарности.
Впервые за много лет у неё были планы только на собственную жизнь.
***
Анна поставила последнюю коробку на пол и оглядела пустую квартиру. Голые стены, запах свежей краски, солнечный свет из больших окон — всё это было только её.
На журнальном столике, рядом с пачкой печенья и термосом, лежал красивый документ в рамке: «Свидетельство о государственной регистрации права собственности». В графе «собственник» значилось только одно имя — её.
Она заварила чай в новой кружке, единственной пока что посуде, и устроилась на подоконнике. За окном загорались огни вечернего города, где-то внизу торопились люди, а здесь, на седьмом этаже, была её тишина.
Телефон молчал уже третий день. Никаких требований, упрёков, слёз. Никого не нужно было спасать, не за кого переживать.
Анна прикрыла глаза и почувствовала, как расслабляются плечи. Впервые за столько лет она не ждала звонка, не готовилась объясняться.
Открыв глаза, она посмотрела на свой маленький мир и произнесла вслух:
— Не всегда семья — это те, ради кого ты всё терпишь. Иногда семья — это ты сама.