Вечернее солнце нещадно палило спину, а блузка, прилипшая к телу, вызывала раздражение, пока Елизавета Михайловна поднималась по ступенькам к своей квартире. В подъезде витал сладкий аромат свежей выпечки – соседка Анна Петровна, как всегда, баловала своих внуков яблочными пирожками. Этот запах неизменно пробуждал в Елизавете щемящее чувство тоски по несбывшимся мечтам о материнстве.
Она медленно достала ключи, прислушиваясь к звукам за дверью. Дома ли Виктор? Сердце неожиданно сжалось, словно у провинившейся девочки. Странно, подумала она, столько лет вместе, а в последнее время всё чаще ловлю себя на мысли, что хочу избежать встречи с собственным мужем.
В прихожей царил полумрак. Из глубины квартиры доносился приглушённый голос телеведущего – значит, Виктор был дома. Елизавета на цыпочках прошла в спальню, аккуратно положив на кровать новое платье, купленное для завтрашнего корпоратива. Шёлк мягко переливался в лучах заката, напоминая морскую гладь. Она провела ладонью по ткани, наслаждаясь её прохладной гладкостью.
– Опять деньги на тряпки потратила? – раздался за спиной недовольный голос мужа.
Елизавета вздрогнула. Виктор стоял в дверном проёме, небрежно облокотившись о косяк. От него едва уловимо пахло коньяком.
– Это для завтрашнего вечера, – тихо ответила она, – ты же сам говорил, что нужно выглядеть достойно.
– Достойно? – усмехнулся Виктор. – Может, лучше было бы потратить эти деньги на обследование? Пять лет вместе, а толку никакого.
Елизавета почувствовала, как к горлу подкатил горячий ком. Сколько можно? Каждый разговор сводится к одному и тому же.
– Виктор, мы же обсуждали… Врачи говорят…
– Врачи, врачи! – передразнил он. – А может, дело не в них? Может, стоило выбрать жену помоложе?
Утро следующего дня выдалось суматошным. Елизавета проснулась с тяжестью в висках – последствия бессонной ночи. В ателье «Модный силуэт» царила непривычная тишина. Директриса Марина Степановна ходила мрачнее тучи, то и дело запираясь в своём кабинете. По коллективу поползли тревожные слухи о возможном закрытии.
– Лизонька, ты сегодня какая-то бледная, – заметила Галина Семёновна, старшая закройщица. – Что-то случилось?
– Всё в порядке, – привычно улыбнулась Елизавета, ловко орудуя ножницами. – Просто немного волнуюсь перед вечером. У мужа корпоратив.
– А-а-а, – понимающе протянула Галина Семёновна. – Это где твой-то большим начальником работает? В «Новом горизонте»?
Елизавета кивнула, не отрываясь от работы. Её руки автоматически выполняли привычные движения, а мысли были далеко. Вспомнился тот далёкий вечер, когда она, студентка музыкального училища, пела на конкурсе молодых исполнителей. Зал аплодировал стоя, а члены жюри пророчили ей большое будущее. Но отец тогда сказал: «Доченька, пение – это несерьёзно. Нужна стабильная профессия…»
Банкетный зал гостиницы «Империал» был воплощением роскоши. Хрустальные люстры рассыпали по залу причудливые блики, играя на белоснежных скатертях, а воздух был наполнен тонким ароматом свежих цветов и дорогих духов. Елизавета нервно перебирала край салфетки, чувствуя себя чужой среди жён руководителей компании. Их уверенные голоса, звон бокалов с шампанским, их снисходительные взгляды – всё это создавало почти осязаемое ощущение дискомфорта.
– Виктор Андреевич, а где вы с супругой познакомились? – звонко спросила Алла Викторовна, жена главного инженера.
– О, это была совершенно случайная встреча, – быстро ответил Виктор, не давая Елизавете и слова вставить. – В театре.
Елизавета почувствовала, как кровь приливает к щекам. Они познакомились вовсе не в театре, а в районном доме культуры, где она выступала с самодеятельным ансамблем. Но разве это теперь имело значение?
Официанты, словно тени, скользили между столами, подавая изысканные закуски. Аромат копчёного лосося смешивался с запахами свежей зелени и трюфелей. Елизавета, потеряв аппетит от волнения, едва прикоснулась к своей порции.
– А чем вы занимаетесь, Елизавета? – поинтересовалась молодая женщина справа, представившаяся Ниной.
– Я… – начала было Елизавета, но Виктор снова перебил:
– Моя жена занимается домом, – резко сказал он, и в его голосе явно прозвучали стальные нотки.
Нина улыбнулась, но в её карих глазах мелькнуло что-то хищное. Елизавета почувствовала лёгкий озноб – от этой женщины исходила какая-то скрытая опасность, словно от красивой, но ядовитой змеи.
После третьего бокала шампанского в голове зашумело. Начались танцы, потом кто-то предложил караоке. Звуки музыки, смех, шум голосов – всё слилось в хаотичный калейдоскоп. И вдруг Елизавета услышала первые аккорды – той самой песни, с которой когда-то победила на конкурсе.
Сама не понимая как, она оказалась у микрофона. Зал замер. Музыка окутала её, словно тёплое одеяло, унося прочь от всех проблем и обид. Елизавета закрыла глаза и запела.
Её голос, чистый и мощный, заполнил пространство зала. Она пела о любви, о несбывшихся мечтах, о надежде. Казалось, время остановилось, заворожённое её пением…
– Ты не поёшь, а квохчешь, как курица! Замолчи! – грубый окрик мужа разрушил магию момента. Виктор, пошатываясь, взобрался на сцену и вырвал микрофон из её рук.
Тишина обрушилась на зал, словно тяжёлый занавес. Елизавета слышала сдавленные смешки, чувствовала, как десятки взглядов впиваются в её спину. В глазах заструились слёзы.
Схватив сумочку, она выбежала из зала. В холле швейцар участливо предложил вызвать такси, но она лишь молча покачала головой и вышла в тёплую летнюю ночь.
Каблуки отстукивали ритм по пустынной улице. Куда идти? Домой – нельзя, там Виктор… К родителям? Нет, только не сейчас, не хватало ещё выслушивать их вечное «а мы тебя предупреждали».
Ноги сами привели её в городской парк. Здесь царила тишина, лишь фонари отбрасывали причудливые тени на гравийные дорожки, а где-то вдалеке кричала полуночная кошка. Елизавета опустилась на скамейку и наконец дала волю слезам.
Где-то в сумочке завибрировал телефон – наверное, Виктор. Или кто-то из его коллег решил проявить сочувствие? Неважно. Пусть думают, что хотят.
Утро застало её на той же скамейке. Рассвет окрасил небо в нежно-розовые тона, где-то защебетали первые птицы. Елизавета поёжилась от утренней прохлады. Платье помялось, макияж, наверное, размазался – прекрасный вид, чтобы появиться в ателье…
Но в ателье её ждал новый удар. Марина Степановна собрала коллектив и объявила о закрытии. Владелец разорился, заказов становилось всё меньше, платить зарплату было нечем.
– Простите, девочки, – директриса промокнула глаза платком. – Я боролась до последнего…
Вечером, вернувшись домой, Елизавета застала Виктора за ноутбуком. Он даже не поднял головы, когда она вошла. Только буркнул:
– Где шлялась? Позоришь меня перед людьми…
Не находя себе места в душном городе, Елизавета решила принять приглашение свекрови и уехать в деревню Липовка. Может быть, работа на огороде поможет привести мысли в порядок?
Анастасия Павловна встретила сноху настороженно. По деревне уже поползли слухи о «скандале в ресторации», и свекровь жаждала подробностей. Но Елизавета только отмахнулась:
– Давайте лучше о помидорах поговорим. Чем их подкармливать будем?
Дни потекли в привычном деревенском ритме: прополка, полив, сбор ягод. От работы ныла спина, на руках появились мозоли, но на душе становилось легче. По вечерам Елизавета сидела на крылечке, слушая, как поют в палисаднике соловьи. Иногда тихонько подпевала им, и тогда казалось, что все беды остались где-то далеко.
Но и здесь её настигли проблемы. Помидоры, гордость Анастасии Павловны, вдруг начали чахнуть. Соседки, до этого дружелюбные, стали коситься и шептаться:
– Это всё сношенька ваша, глаз у неё недобрый. Как приехала – так урожай и пропал.
Елизавета собрала вещи и вернулась в город. В пустой квартире пахло пылью и одиночеством. На автоответчике мигало сообщение от Виктора:
– Я поживу пока у мамы. Нам нужно отдохнуть друг от друга.
У мамы… Как же. Елизавета горько усмехнулась. Она давно догадывалась о существовании любовницы, но сейчас это почему-то уже не вызывало боли. Только усталость.
В воскресенье ноги сами привели её к Свято-Никольскому собору. Служба уже заканчивалась, но из открытых дверей лились удивительные звуки – пел церковный хор. Елизавета замерла, заслушавшись. Голоса сплетались в прозрачное кружево мелодии, взмывали под купол и таяли где-то в вышине.
– Нравится? – раздался рядом низкий женский голос. – Я Анна Павловна, регент хора.
Так началась новая глава в жизни Елизаветы. Анна Павловна, услышав её голос, не раздумывая приняла в хор. Впервые за долгое время Елизавета чувствовала себя на своём месте.
А в это время в офисе «Нового горизонта» назревал скандал. Должность заместителя директора, которую Виктор считал уже своей, получил молодой племянник владельца. Это стало последней каплей.
– Ненавижу! – Виктор швырнул папку с документами на стол в кабинете Нины. – Столько лет вкалывал на этого старика, и что в итоге? Ничего!
Нина подошла сзади, положила руки ему на плечи. От неё исходил аромат дорогих духов, смешанный с ощущением опасности.
– А что, если… – её голос стал мягким, почти шёпотом, – если место освободится? Само собой?
– О чём ты? – Виктор резко обернулся, уставившись на неё.
– У меня есть знакомый в серпентарии. Яд гадюки не оставляет следов. Все подумают, что это сердечный приступ…
В тот вечер они долго сидели у Нины дома, обсуждая детали. Коньяк развязал языки, страх постепенно ушёл. Казалось, всё просто: укол на корпоративе, суматоха, скорая помощь… А потом – долгожданное повышение.
Михаил Сергеевич Воронцов действительно скончался прямо на собрании акционеров. Врачи диагностировали инфаркт. Виктор уже мысленно примерял кресло директора, когда произошло невероятное.
На кладбище, во время прощания, «покойник» вдруг открыл глаза.
Могильщик Пётр Иванович, в прошлом военный врач, первым заметил слабые признаки жизни. В считанные минуты он организовал реанимацию, а прибывшая скорая констатировала: Михаил Сергеевич жив!
В больнице, куда срочно доставили директора, анализы выявили следы змеиного яда. Началось расследование.
Нина занервничала. Она металась по своей роскошной квартире, то и дело хватаясь за телефон:
– Нужно что-то делать! Они начнут копать… Они всё найдут…
Виктор молча смотрел в окно, машинально поглаживая стакан с коньяком. В его голове зрел новый план:
– У тебя ведь остались связи в серпентарии? Устроим несчастный случай. Выпустим змей в офисе…
Елизавета случайно подслушала этот разговор, зайдя к мужу забрать свои вещи. Она замерла за дверью, не веря своим ушам. Сердце бешено колотилось, будто пыталось вырваться из груди.
В тот же вечер она позвонила в службу безопасности компании. Через час Нину задержали с контейнером, в котором шипели три гадюки.
– Это всё он! – рыдала Нина на допросе. – Он меня заставил! Это Виктор всё придумал…
Когда за Виктором пришли, он даже не сопротивлялся. Только посмотрел на Елизавету с какой-то странной смесью ненависти и облегчения:
– Ты всегда была слишком правильной…
Пётр Иванович, спасший Михаила Сергеевича, часто заходил в больницу проведать пациента. Что-то неуловимо знакомое было в его чертах, в жестах, в улыбке…
– Откуда вы родом? – однажды спросил Михаил Сергеевич, глядя на Петра.
– Из Ржева. Мать одна меня воспитывала. Она пела в местном хоре…
Директор побледнел:
– Александра? Александра Петрова?
В тот вечер они проговорили до рассвета. Тридцать лет назад молодой инженер Миша Воронцов встретил солистку церковного хора. Между ними вспыхнул роман… Но потом его перевели в Москву, и он не решился разрушить свою карьеру и брак ради провинциальной певицы.
– Я искал вас, – глаза пожилого мужчины наполнились слезами. – Но Александра словно сквозь землю провалилась…
– Она умерла пять лет назад, – тихо ответил Пётр. – Всю жизнь работала в детском доме. И пела. До последнего дня пела…
Елизавета часто навещала Петра в его маленькой сторожке при кладбище. Они говорили о музыке, о жизни, о вере. Он оказался внимательным слушателем и мудрым собеседником.
Однажды вечером, сидя на скамейке у часовни, Пётр вдруг спросил:
– А ты никогда не думала об усыновлении?
– Думала, – улыбнулась Елизавета. – Всегда мечтала о большой семье…
– В детском доме, где работала моя мама, есть одна девочка. Машей зовут. Ей три года, и она очень любит петь…
Через год в Свято-Никольском соборе играли свадьбу. Елизавета, сияющая в белом платье, шла к алтарю, где её ждал Пётр. На клиросе пел хор, а в первом ряду сидел растроганный Михаил Сергеевич, державший на руках маленькую темноволосую девочку.
– Бабушка, спой ещё! – просила Маша, когда вечерами они собирались на веранде их нового дома.
И Елизавета пела – о любви, о прощении, о счастье. Её голос летел над притихшим садом, сливаясь с пением соловьёв.
При поддержке Михаила Сергеевича она открыла детскую музыкальную студию для сирот. Теперь каждый день был наполнен детскими голосами, смехом и музыкой.
А по воскресеньям в Свято-Никольском соборе можно было услышать удивительный дуэт – мать и дочь пели на клиросе, и их голоса возносились к куполу, рассказывая историю о том, что иногда нужно потерять всё, чтобы обрести настоящее счастье.
Маленькая Маша подрастала и всё чаще спрашивала:
– Мама, а правда, что ты тоже из детского дома меня взяла? Как в сказке?
– Правда, солнышко, – улыбалась Елизавета. – Только это не сказка. Это жизнь. И знаешь что? Она бывает удивительнее любой сказки…